– Даже если скажу «нет», ты ведь все равно не поверишь? – ушел от вранья традиционным способом, отвечая вопросом на вопрос.
Маргарита обиженно поджала губы, а я не позволил ей окунуться в океан тоски: свернул с трассы на ближайшем повороте, проехал пару сотен метров вглубь не слишком густого леса и заглушил двигатель. Стремительно вышел из автомобиля, обогнул его и остановился со стороны пассажирского сиденья. Марго сама распахнула дверь и птицей взлетела из салона. Я поймал ее в кольцо рук, прижал спиной к прохладному металлу и впился в теплые губы: хотел нежно, а получилось грубовато-жадно. Вкушал горечь от сигарет, смешавшуюся с ментолом и яблоком, и постепенно терял голову от того, как охотно отвечает мне девушка, каким податливым становится ее тело. Она не уступала мне инициативу ни на йоту: брала столько же, сколько была готова отдать. Спустилась по моей шее легкими поцелуями-бабочками, от которых огонь желания лавой растекся изнутри. Двумя пальцами взял ее за подбородок, чтобы через пару секунд уже самому оставить жгучее клеймо на ее правой ключице.
Наградой мне послужил вздох нетерпения и тонкие пальцы Марго, метнувшиеся в железной пряжке массивного ремня. Я позволил девушке стянуть с меня джинсы, прежде чем развернуть ее лицом к автомобилю. Освободил ее от ненужного куска блестящей изумрудной ткани, нашел две острые вершинки и заставил бормотать бессвязные слова.
– Иди сюда, девочка, – позвал осипшим голосом, с наслаждением наблюдая, как она выгибается.
Ничего уже не мог поделать с собственной похотью, когда она двинулась навстречу. Оставлял жаркие метки-прикосновения на ее сливочной коже, пальцами вцепился в округлые бедра и слетел с катушек, как желторотый юнец, изголодавшийся по близости с женщиной. Я чуть было не потерялся в ней пару раз, но она возвращала меня в реальность, приглушенно шепча мое имя.
– С днем рожденья, – выдохнул ей в спину, замедляясь. И крепко удерживая Марго, пока та дрожала, переживая яркую вспышку удовольствия.
А потом мы сидели на капоте, выдохшиеся, липкие от пота, но блаженно уставшие, и доедали удачно захваченные с приема канапе, запивая их яблочным сидром. Маргарита горячо высказывала все, что обо мне думает – что я плут, мошенник и авантюрист, а я лишь расслабленно улыбался.
– Ты меня спас сегодня, – поразмышляла она пару секунд перед тем, как выдать неожиданное признание.
– Я себя спас, – эгоистично произнес я, не желая нести высокопарную чушь, которую так любят девушки. – Не смог удержаться на расстоянии.
Марго вытребовала у меня футболку, ультимативно заявив, что сегодня больше не полезет в эти дизайнерские тряпки даже под дулом пистолета. Смотрел, как она натягивает черную ткань на голое тело, и во второй раз чуть не утратил рассудок, благо девушка умостилась рядом со мной и запела низким хриплым голосом, увлекая за собой в мир гармонии.
– Когда ты рядом со мной, и это самый чистый кайф, *[1] – тянула она, а я заново влюблялся в давно уже знакомую мелодию. Стало ясно, что Бог не обделил девочку талантом, и к ее успеху не имеют отношения ни деньги папаши, ни виртуозные обработки звукооператора.
Уткнулся в длинные волосы с едва уловимым ароматом розы и сандала, провел ладонью сверху вниз по худой руке, впитывая красоту момента – это сейчас мы с Марго беззаботные, обнаженные в своей искренности, но что с нами сделает время и мои поступки?
От всего сердца проклял и себя, и стечение обстоятельств, которое привело меня в тот день в Мишкины «Девять с половиной недель», только отступиться было нельзя.
________
*[1] – песня группы «Баста» – «Чистый кайф».
Глава 7
Марго
Правда как яд. Ее сложно выпить.
А ложь проглотить легко.
(с) к/ф «Долина волков. Западня».
Я всегда пела, когда было больно. Такая вот привычка, уходящая корнями в далекое детство: когда папа пропускал мой день рожденья из-за своих совещаний, когда не приходил на концерт из-за того, что рейс задержали, когда забывал, что я люблю шоколадный торт с вишней, а не бананово-йогуртовый.
Сейчас тоже было больно. Пока не сильно, чуть-чуть. Еще не до кровавых ран на душе (или что там от нее осталось к моим двадцати двум годам), а до слегка саднящего разочарования. Купалась в согревающих строках «Басты» и зачем-то вспоминала вчерашнюю беседу с отцом.
«– Дочь, присядь, пожалуйста, это важно, – папа прятал глаза, не знал, куда деть руки, и вел себя неуверенно, что было ему абсолютно не свойственно.
– Окей, – беззаботно бросила я и прямо в мокрых джинсах взгромоздилась на отполированный стол из красного дерева, прибывший из далекой Индонезии. Вода каплями стекала на разложенные бумаги, но отец даже не поморщился, чем совсем меня напугал. Когда пальцами пощупала его прохладный лоб, Владислав Вениаминович, наконец, вернулся в суровую реальность.
– Рит, – так он обращался ко мне, когда злился, поэтому я по-детски заткнула уши ладонями, не желая слышать то, что он хочет мне сказать. – Тебя заказали.
– В смысле? – от удивления я моментально отняла руки от лица и уставилась на отца, как если бы у него выросли рога или, допустим, крылья. – Какой прок от того, что одна певичка сдохнет?
– Да не киллеру, Ритка! Опять насмотрелась своих сериалов, – от той глупости, что я сморозила, уголки его губ невольно поползли вверх, и пропала суровая складка посреди лба. – На приеме к тебе подойдет человек, попробует втереться в доверие. В общем, постарайся быть более благоразумной, чем обычно, и не оставаться с ним наедине. Возможно, через тебя хотят подобраться ко мне».
Вопреки в общем-то здравому совету отца, я в очередной раз поступила по-своему. Позволяла Антону на приеме обнимать себя и думала: «Подпущу поближе, узнаю, кто его подослал». Садилась к нему в машину, ехала неизвестно куда и даже не рассматривала вариант, что моя жизнь может закончиться в тихом темном лесу. Когда Антон глушил двигатель, выскакивала из авто с намерением вытащить из авантюриста правду, а вместо этого забылась в поцелуе, выбившем почву из-под ног. Умом понимала, что нужно оттолкнуть мужчину, а телом тянулась к нему, как замерзший путник тянется к разгорающемуся костру.
Сидела на капоте, прижимаясь к широкой мужской груди, и в глубине души благодарила Антона за ошеломившую близость, от которой непременно бы подкосились колени, попробуй я встать. Только терпкая горечь разлилась на губах и на кончиках пальцев от понимания, что поманили искренностью, а подарили лишь иллюзию собственной необходимости.
– Рит, – Антон взлохматил мои и без того растрепанные волосы, вырывая меня из вереницы размышлений. Прижал еще ближе к себе, провел горячей ладонью по моей остывающей коже и нерешительно попросил: – можешь пообещать одну вещь?
– Какую? – больше всего я хотела сейчас видеть его глаза, но ночной мрак надежно скрывал намерения мужчины.
– Когда придет время, позволишь мне все объяснить? – он обнимал меня крепко, затаив дыхание в ожидании ответа – как подсудимый ждет приговора.
– Обещаю, – выпалила я, в очередной раз игнорируя требования рассудка.
Мы отправились в обратный путь в полной тишине, я гадала, в какую игру играет мой новый знакомый. Не могла объяснить, почему иду у него на поводу, но как мотылек летела на грозившее обернуться гибелью пламя.
– Рит, – невольная дрожь охватила тело: по какой-то причине я сходила с ума от того, как нежно он произносит мое имя. – А спой что-нибудь еще.
– Каждый раз я вспоминаю детство: помню наше место. По шестнадцать, устали целоваться. Ты взяла мою футболку, *[1] – эта песня играла у меня в наушниках на повторе всю прошлую неделю, и я отчаянно желала поделиться ею с Антоном.
