Что же ты наделала с нами, чертик?
Она не особо ретиво дергается в моих руках, в попытке вывернуться и посмотреть на пленившего её нахала. Это скорее любопытство, чем возмущение. Ей нравится эта игра с незнакомцем, тем более в её состоянии почти алкогольной комы.
А меня одновременно и радует это обстоятельство за возможность подобраться к ней поближе, и бесит, что она так льнет, считай, к чужаку. Сразу включается режим ревнивого неадертальца с противной мыслишкой: «И она ведь так с любым может. Интересно, часты ли подобные загулы?».
А когда-то мне клятвенно обещала, зараза, больше никогда не пить, потому что в её случае, это чревато последствиями — совершением глупостей в пьяном угаре, и полной амнезией на утро.
Пока не очухались остальные две красотки, зажигающие с парнями по соседству, я стал теснить Ваську с танцпола, вместе с ней синхронно двигая бедрами под музыку, уводя в сторону темной ниши.
— Го-о-ор, опять снишься, скотина, — протяжно выдает Василиса, парализуя мою нервную систему.
Убиться и не жить! Этот незабываемый низкий голос, и вдобавок такое откровение.
Сердце сбивается с ритма, пока я осознаю сказанное.
— И-и… часто, я тебе снюсь? — шепчу на розовое ушко, наконец, благополучно добравшись до алькова.
Вжимаю её грудью в стенку, прикусывая пульсирующую жилку на шее. От этой близости сносит.
— Постоянно, — хныкает, жалуясь.
— А как же Илюша? — сглатывая горечь, глажу рукой её животик, неспешно веду по бедру, задираю платье, и снова пробираюсь выше, ласкаю живот, теперь только контакт кожа к коже.
— Какой Илюша? — хмурится. — А-а, Шевелёв, что ли? И на хрена мне сдался этот краснозадый гамадрил?
А не за этого ли, краснозадового, ты замуж побежала, едва получив штамп о нашем разводе?! — хочется заорать мне.
— А Ксюша? Твоя дочь? — хриплю ей на ухо, ощутив пальцами едва заметную полоску шрама.
Полагаю, от кесарева.
Она дергается, почувствовав, как я провожу пальцем по нему и пытается вырваться. Однако, я не хочу её так просто отпускать, поэтому перемещаю руку ниже, под резинку трусиков, давлю средним пальцем на клитор, а ладонью в лобковую кость. Второй рукой пробираюсь сзади, двумя пальцами ныряя в её глубину. Моя левая ладонь опять же давит ей на попку, в развилку между полушариями. Большой палец находит звездочку ануса и мягко массирует.
Держу её крепко, не давая и шанса вырваться из чувственного плена. Излюбленная, в нашем прошлом, совместная игра с Чертенком. Низ её живота находится между моими руками, тесно прижатый ладонями и спереди, и сзади, словно на качелях. Или лодочке, сложенной из кистей моих рук. Она трется об мои пальцы промежностью в попытке получить скорейшее удовольствие.
— М-м, да-а, — гортанно стонет, от чего мне буквально сносит крышу, — а вот о Ксюше тебе лучше ничего не знать, — с трудом, но все же озвучивает свою мысль.
Влага сочится по моим рукам, когда она рьяно насаживается на пальцы. Вася стонет, прикусывая губы.
Самому бы в штаны не спустить. Черт!
Мозг сейчас плохо может анализировать жалкие крохи полученной информации, но я еще пытаюсь использовать выпавший шанс по максимуму.
После оргазма Васька временно отключится и дальше провал.
Васина дочь, пусть даже будет Ксения Ильинична, меня это все равно не остановит.
Судьба у нас такая видно.
Ирония в том, что я теперь также, как и мой папаша готов удочерить дочь любимой хм…да все-таки любимой женщины, раз своих детей нет, и наверно, уже не будет.
— Вася, у тебя кто-то есть? — усиливаю давление.
— Кто-о? — шипит, прогибаясь.
— Муж, любовник, бойфренд? — сиплю.
— Скоти-и-на, хоть во сне дай кончить. Иуда, тебе-то какое дело? — начинает уже злиться.
И почему это я-то Иуда?! — смотрю на нее в недоумении.
Она царапает мою руку, требуя, подгоняя.
Плохо дело. Чертик гневается, и уже вряд ли что-то скажет. Толкаю пальцы, задевая нужную точку, уже предвкушаю дрожь женского оргазма. Ловлю губами её губы, провожу по ним языком, углубляю, тем самым заглушая Васин крик удовольствия.
Она бурно кончает и оседает, повиснув на моих руках. Удерживаю её, сжав ягодицу и прислонив еще сильнее к стене.
Так и знал. Отключилась.
Одной рукой удерживаю Васю, другой поправляю каменный до боли стояк в штанах. Озвезденеть просто!
Как же мало, прям до трясучки этого мало. Но пока лучше отступить и не предпринимать скоропалительных решений и действий.
Вася все равно «не алло», нормального разговора не выйдет, да еще двое пьяных компаньенок на подхвате. Странно, что еще не хватились.
Оглядываюсь назад, проверяя, где там грозная старшая сестренка Чертенка?
О, кажется, опомнилась, судя по тому, как мечется в разные стороны.
С ней я пока пересекаться не имею желания. Быстро укладываю Василису на ближайший нашедшийся диванчик, и отступаю в сторону.
Тусклый свет скрывает мое лицо вовремя, потому как Александра Георгиевна уже на подступах к временному пристанищу Чертика.
— Вася! Японский Бог, когда она успела так наклюкаться? — спрашивает у подбежавшей подружки. — И часто она так?
— В первый раз такое, — растерянно бормочет вторая. — Что-то мы сегодня пере…борщ, ой! Пере…пили.
— Ага, перепелА мы, те еще! Ну, и как её транспортировать? Васька, подъем! Вот, же! Эй, мужчина! — обращается, судя по всему, ко мне.
Игнорирую, ускоряясь к двери туалета.
— Эй! Кому говорю? Можешь помочь, нет?
— Нет, извините, не могу, — прячусь за дверью поспешно. Пусть думают, что у меня понос. Ага.
Только Саньки на мою голову не хватало. Она никогда меня не жаловала. А сейчас и вовсе не обрадуется.
Домой бы уже чесали, что ли, отсыпаться. Завтра кому-то силы точно понадобятся для романтического рандеву с Романом.
Глава 3
Василиса
— Ой, какая прелесть! — завершив последние штрихи в моем образе, восклицает Шурка. — Красотка!
— И зачем мне красные губы и ногти? — хмурюсь я. — Что за призыв одинокой бабенки в поиске?
— Так! Что за самоуничижение, Вася? Дай хоть на Родине оторваться, любуясь на такую красоту. Зачем тебе этот бесцветный благородный маникюр, как у английской герцогини? Мне он уже порядком поднадоел в моем Бергене. Ладно я! Среди феминисток в спортивках выделяться нельзя. Видишь, даже волосы окрасила в блонд, мимикрируя под местных. Ни юбок особо не поносишь, ни каблуков, — стала жаловаться сестрица. — Они там до того затюкали своих мужиков, что те рады теперь и женам-филиппинкам.
— Печально, — вздыхаю.
— Что? — выгибает бровь Лександра.
— Попали, говорю. Бедные грозные викинги, — усмехаюсь.
— Нет, я все понимаю. Равноправие — равноправием, но не до маразма же! Да и фиг с ними, главное, я своего Бьерна встретила.
«Да уж, еще как встретила, — фыркаю про себя. — Что только Санька для этого не делала. Она довольно часто летала из Германии в Норвегию. И в различные походы ходила, и в клубы, и в интернете знакомилась. А вышло все совершенно неожиданно и нелепо. Зашла она однажды в местный супермаркет, схватила первую попавшую корзинку для продуктов, а она оказалось не такой простой — волшебной: серой, со специальной маркировкой, обозначающей одинокого человека, желающего познакомиться. Да еще и Сашка привычно стреляла глазками при виде местных красавчиков. Вот Бьерн Иванович и попался. Почему Иванович? А папу его зовут Иван, только с ударением на первую гласную!»
— Он поэтому долго и не женился, боясь повторения печального опыта папки, — продолжила делиться подробностями сестра.
— А что такое с отцом?
— Да мать Бьёркина папку его вышвырнула под зад коленом, привела молодого парня, и Бьерна с его братом Фрэдом заставляла называть того отцом.
— Весело.
— Обхохочешься.
— Ну, чего молчишь-то? Скажи, классно? — снова вернулась к обсуждению моей внешности.
