Табу почти нет, кроме извращений по поводу дождя и всего такого. Но, думаю, за таким точно не к тебе.
На все да, да и еще раз да.
Хорошо.
Красивое белье, желание отдаваться полностью, иногда терпеть, подготовить дырочки. И, детка, ты покажешь, не глядя на меня, паспорт в раскрытом виде. Это к тому, что тебе действительно 18.
Предвкушай ощущения от толчков двух мужчин, разделенных в тебе только тонкой перегородкой.
Фантазирую об этом со вчерашнего дня. Честно, никогда не думала, что это мое желание когда-нибудь воплотится. Может, лучше ты себя будешь показывать по частям? Раз мне нельзя на тебя смотреть.
Мои части ты скоро почувствуешь в себе.
Побыстрей бы.
Да.
На это время за адекватность перед тобой отвечаю лично я.
Не знаю почему, но я готова тебе довериться.
Я это ценю. Если что-то покажется неожиданным, держи в голове, что я веду игру, в которой ты главная героиня, и рассказ тебе прочтут тысячи. Все по плану.
Хорошо. Не могу уснуть. Внутри все дрожит.
Такого приключения, как у тебя, у многих бывалых дам, возможно, не было и не будет. Ощущения в теле очень усилятся при отсутствии визуала.
Сцена вторая
– Проходи.
Я провел ее за плечи в центр гостиной.
– Да, стой так.
Я сел на диван и запустил «томную» паузу. Минут четырех тебе хватит, детка, чтобы сполна ощутить тишину.
Информацию из окружающего мира человек на 90 % воспринимает глазами, и когда он лишен зрения, чувствительность остальных органов чувств мозг выкручивает на полную.
Однажды я был в знаменитом ресторане «В темноте».
Сначала там выбираешь варианты меню. Красное – мясное, зеленое – для веганов, синее – для любителей морских тварей. Сдаешь все гаджеты в специальный шкафчик, после чего слепые официанты гуськом заводят посетителей в совершенно черную, как квадрат Малевича, комнату, рассаживают за столы и подают блюда.
Ты абсолютно не понимаешь, что у тебя в тарелке, но вкусы усиливаются и тают оттенками на языке. Похоже на то, как «заряженный» клабер в Голландии воспринимает обычный «тыц-тыц», разбивая его в своей голове на басы, дорожки, трещотки и клики. Для него эта музыка просто шедевр, нетленка, которая не отпускает до утра.
Так вот, пять лет назад, в то единственное посещение данного заведения, я гладил трусики девушки между бедер, целовал ее, и за всем этим подглядывало лишь «синее меню», подмигивающее нашей тайне приглушенным свечением фосфора.
Настя стояла, не шевелясь. Я наслаждался паузой, что висела в воздухе, ощущаемая почти физически. В этой абсолютной тишине полушепотом раздался юный голос Лолиты:
– Папочка, а кто эта тетенька?
– Эта тетенька хочет выполнять все наши приказания. Мои, дяди Алекса… и твои, если ты, детка, будешь вести себя хорошо.
– Папочка, а она будет целовать и лизать меня там?
– Будет, детка, но ты же знаешь: любишь кататься – люби и саночки возить. Так что тебе тоже придется целовать и лизать эту тетеньку. Везде.
Я поднялся и подошел к стоящей девушке. Она старалась быть спокойной, но дыхание выдавало внутреннее волнение.
– Раздевайся, с*ка, снимай всё. Лолита, сложи аккуратно одежду тети, ей потом еще на работу. Давай, детка, снимай трусики. Руки за спину. На колени. Лоли, помоги тете. Алекс, тебе особое приглашение? Снимай с себя все.
Не торопясь, я тоже отдал одежду Лолите. «Повязка» стояла прямо передо мной, внизу, на коленях. Дышала часто. Внизу живота росло напряжение. Зверь вытягивал «лапу», тянулся к ее рту.
– Алекс, жестко имеем ее в рот по полминуты, по очереди, со всей силы. Я начал…
Разум затмила злость, движения были, возможно, слишком яростны, будто я старатель с киркой в золотоносных рудниках, а до жилы осталось всего полметра очень твердой породы. «Повязка» быстро закашлялась. Лолита налила в бокал вина, поднесла к глазам и сквозь розовый «барби-фильтр» смотрела на происходящее в комнате.
– Терпи, сука. Алекс, теперь ты… Еще, сука! Давай я, Алекс. Сука, рот шире!
Внизу уже была маленькая лужица ее покорности и терпения. Лолита, давно оставшаяся в одних трусиках, присела на стул, надела очки, моментально став по-набоковски развратной, и с интересом за всем наблюдала.
– Лола, сучка, сюда. На колени лицом к тете, целуй ее. Нежно, детка, сучка заслужила.
Они обе стояли друг против друга в одной позе с руками за спиной. Языки извивались, взаимно слизывая соки, словно два жадных шмеля. Я подошел сбоку и дал им повод обхаживать самый большой и твердый источник нектара. Ах, какие ощущения! Мне оставалось лишь медленно двигаться. Зверя гладили с двух сторон, а он, как большой довольный кот, с удовольствием подставлял бока.
– Давай, Алекс, ты. Сучки сегодня мне нравятся. Целуйте дядю Алекса, старайтесь, детки.
Я схватил «Повязку» за волосы и подтащил к дивану, оставив сидеть на полу и откинув голову на сиденье, после чего стал погружаться в ее рот, иногда отстраняясь, чтобы та успела вздохнуть, но Алекс не отставал, не давая ей перерыва.
– Маленькая соска… сука… Лоли, сядь ей на лицо.
Лолита послушно залезла на диван и, немного помедлив, опустилась вниз. Она практически сразу стала часто и как-то трогательно стонать. Капли стекали на подбородок «Повязки».
– Вылизывай ей, сука, старайся!
Лолита настолько красиво смотрелась на ней, чуть повернув голову и постанывая, что на секунду я пожалел, что не художник и не могу это зарисовать. Мне оставалось только зайти с другой стороны и мысленной «засейвить» увиденную картину. Прикрыв глаза и усилив тем самым собственные ощущения, я стал целовать Лолиту, заняв ее пустующий рот.
– Видишь, детка, капельку у тети? Слижи ее, девочка, слижи тщательно. Умница, лижи тетю, вкусно маленькой сучке?
«Повязка» стояла на четвереньках и протяжно стонала на выдохе. Алекс пил вино из бокала и открывал «Durex».
В динамиках сквозь басы выстреливали английские слова, короткие, емкие, упругие: sexy… lover… sexy…
– Развратная тетенька, детка? Нравится?
– Очень, папочка, я хочу кончить, хочу, чтобы тетя лизала, а я кончила.
– Сначала тетю нужно очистить от похоти, детка. Возьми плетку! Бери, я сказал! Ударь ее! Сильнее!
– Папочка, я не могу, не умею. Я люблю, когда ты это делаешь.
– Ударь еще. Сильнее, сучка, бей! Дай я сам, а ты на колени, руки за спину! Соси!
Почему-то в мой мозг пришла ассоциация с яблоком. Сначала оно бледное, потом розовеет и, наконец, становится красным, но не везде, лишь с тех сторон, куда солнечные лучи наносили жесткие и хлесткие тепловые удары. Остановившись, я провел рукой по коже «Повязки». Горячая, словно нагретая солнцем. Под моей ладонью ее мышцы подрагивали, а я вбирал в себя жар ее боли, страха и удовольствия…
Я знаю, что все это длилось долго, но в памяти происходившее слилось в одно яркое мгновение – объемный коллаж из самых разных эмоций.
…Как Алекс проникал
