Вроде это все та же Женя — моя ангелоподобная жена. А вроде и нет. Есть в ней сейчас нечто грешное. То, что вынуждает шевелится в моем организме что-то такое, чего раньше там не шевелилось. Еще и ревность эта гребанная… Смотреть не могу, как на нее пялятся!
Ублюдку, который посмел прикоснуться к ее пальчикам несказанно везет, раз он именно сейчас скрывается у меня из виду, оставляя Женю в гордом одиночестве, но под прицелами пожирающих взглядов других «охотников».
Я вам блядь, устрою знатную охоту! Это моя жена!!!
Обхожу Женю со спины, коротко касаюсь губами ее обнаженного плечика и заворачиваю ее в свой пиджак:
— Я это платье тебе дарил не для того, чтобы ты его для других мудаков надевала.
Вздрагивает.
— Что поделаешь, если мой собственный мудак не дал мне ни единого повода его надеть? — быстро находится. Умница.
Я улыбаюсь. Разворачиваю ее на барном стуле к себе лицом и нависаю над ней, уперев руки в барку:
— И что ты творишь, маленькая моя?
— Ты сам на свой вопрос отвечаешь. Ищу себе того, для кого я не буду казаться маленькой!
Опускаюсь перед ней на корточки и расстегиваю неудобные ремешки на ее босоножках. Стягиваю небезопасную обувь, и отбрасываю ее под бар, пока моя жена себе ноги не переломала:
— Надо купить что-то поудобней этого, — снова вырастаю над Женей.
Смотрит на меня в растерянности.
— Эй мужик, ты не видишь, девушка уже занята, — рядом возникает утырок, позарившийся на мою жену.
— Ты совершенно прав, — холодно говорю я, не отрывая взгляда от Жени. — Эта девушка уже давно и надолго занята.
— Не обращай на него внимания, — Женя назло мне успокаивает своего прилипалу. — С пятничного вечера я совершенно свободна. Осталось только подписать документы.
Сам не знаю, что на меня находит. Я бью кулаком в барку, и подавшись вперед, утыкаюсь лбом в лоб своей жены:
— Развода не будет! — рявкаю так, что кажется люди на баре начинают рассасываться. — Я тебя не отпускал!
— А я у тебя и не спрашивала! — рявкает мне в тон моя маленькая львица. — Я не твоя собственность! И не вещь! Рано или поздно тебе придется это понять и оставить меня в покое! А разведут нас и без твоего согласия! Благо, не успели нажить детей… — тут ее голос срывается на шепот.
И откуда только столько смелости? Неужели совсем не боится меня, сучка?
— Это мы еще посмотрим, — рокочу ей в лицо.
Моя рука на ее щеке. Хочу привычно зарыться в шелк ее волос пальцами. Стягиваю с ее головы резинку, распуская хвост.
— Что ты делаешь? — возмущенно.
— Лучше скажи, что ты делаешь? — пропускаю между пальцев ее непривычно темные локоны. — Зачем отрезала волосы? Зачем покрасилась? И этот шлюший макияж, — провожу пальцем по ее губам, — тебе совсем не идет.
Ох как же мне кукуху рвёт от вида ее растрепанных волос и смазанной помады.
— А я и не для тебя старалась! — слезы в глазах.
Блядь, опять обидел ее.
— Не для меня, нет, — поглаживаю обнаженное плечико. — Из-за меня.
Всхлипывает.
Наклоняюсь поближе, убираю волосы с ее шеи и целую кожу, покрывающуюся мурашками:
— Пойдем домой, малыш.
— Я с тобой больше никуда не пойду, — бормочет, но чувствую, как она трепещет от моего прикосновения.
Любопытно. Неужели не испугалась меня той ночью? Я был уверен, что после моей пьяной выходки она возненавидит меня вдвойне. Но ее участившееся дыхание говорит об обратном. Накрываю приоткрытыми губами нервно пульсирующую венку на ее шее. Успокаиваю ее языком.
Не отталкивает. Не скидывает мою руку, по-хозяйски скользящую по ее бедру.
Хм… может она пьяна? Но алкоголем и не пахнет. Странно. Кто приходит в клуб на сухую? Разве что наивные девочки вроде моей жены.
Не знаю, как она, а я чувствую себя достаточно опьяненным. Эксперимент затянулся. Женя не останавливает меня, а сам я кажется слетел с противооткатных упоров. Пальцы жестко впиваются в ее упругое бедро под облегающим платьем. Прихватываю зубами ее нежную кожу, не сдерживая нетерпеливого рыка. Эхом мне вторит ее сдавленный стон.
Ух ты, значит меня все же не одного тут настолько штормит, что я готов взять ее прямо на барной стойке.
Отлипаю от ее шеи. Затуманенным взглядом оцениваю выражение лица своей жены. Она медленно приоткрывает опьяненные глаза.
Мой мозг сейчас в полном ауте от нее. Я не соображаю, что мне делать с ней дальше, а делать надо, потому что терять ее я не намерен. Поэтому просто действую на первобытных инстинктах. Перекидываю свою самку через плечо и волоку в свою пещеру. Вернее, в туалет клуба.
Женя явно отрезвленная моей грубостью кричит. Но остановить меня никто не решается.
Пусть только рискнут. Убью любого, кто на пути встанет.
Глава 7. ОН
Вваливаюсь в ближайший туалет. Усаживаю Женю на раковину. Гляжу обезумевшим взглядом на нее растрепанную. Она проклятиями сыплет. Говорит, что ненавидит меня. Говорит, что никогда не простит. И чтобы я не приближался…
А в глазах застыло интригующее смущение. Не такое, как бывало раньше в наши редкие моменты близости. Что-то новенькое. Будто дело вовсе не в том, что она ненавидит меня и ей противны мои прикосновения.
Она боится.
Боится остаться со мной наедине. Боится, что мои прикосновения ей вовсе не противны, как ей бы того хотелось. Боится, что я об этом узнаю…
Значит моя малышка хочет меня? Это предположение вынуждает мотор работать усердней.
— Больше никогда не появляйся в моей жизни! — продолжает упорствовать, глядя мне в глаза. — Не хочу тебя больше видеть…
— А я хочу тебя, — перебиваю ее неостановимый поток.
Давится словами и глядит на меня своими огромными карими глазищами.
Вся кровь из моего мозга еще при первом взгляде на нее отхлынула вниз, поэтому соображается туго. От того и контролировать свой язык не выходит:
— Ты очень красивая, малышка.
— С каких это пор? — икает от моего неожиданного откровения.
— Всегда, — пожимаю плечами. — Я говорил только о возрасте и моих личных предпочтениях. Но я всегда считал тебя красивой. А предпочтениям, оказывается, свойственно меняться.
— Хочешь сказать, я уже не такая маленькая, как неделю назад?! «Какой мужик в твоем возрасте, без извращенных отклонений, увидит во мне женщину?» — цитирует она мои опрометчивые слова. — Забыл уже?! — заводится новой истерикой. — Ты дядька взрослый, а я малышка, которая не подходит для твоей активной половой жизни!
— Все правильно, — киваю. — Ты все такая же малышка. А я дядька. И ты не подходишь для моих пристрастий и темперамента по элементарным доводам здравого смысла и морали. Ну не готов я был перешагнуть через свою адекватность и делать что-то нехорошее и неприличное с таким ангелом как ты. Это же противоестественно, неправильно, будто я маньяк какой-то…
— Прекрасно! — вопит с надрывом мне в лицо. — Так вот и отправляйся к своим потаскухам, с которыми готов, не чувствуя себя маньяком!
Дергается. Хочет уйти.
Сжимаю ладонями ее тонкую талию:
— Теперь поздно.
— Что поздно?!
— Я уже переступил свою адекватность. Может я и правда больной на всю голову, но я хочу тебя.
Открывает рот. Тут же закрывает. В шоке отводит взгляд:
— Это больше не мои проблемы! Я тебе больше не жена!
— Мы оба знаем, что это ложь, — начинаю заводиться.
— Это не ложь, а вопрос времени, — с вызовом смотрит на меня. — Но к моему телу ты больше не прикоснешься, — и слова звучат как вызов. — Так что отпусти меня. Я сегодня еще рассчитываю найти кого-то, кому отдам то, чего ты не оценил…
Отталкивает меня и слезает с раковины, наплевав на свои босые ноги. Протискивается к двери. Поддаюсь только потому что чувствую, как перестаю себя контролировать. Во мне закипает бешенство, порожденное ее последней фразой.
— Ты не можешь никому отдать то, что принадлежит мне, — угрожающе предупреждаю, возвышаясь над ней.
— Да пойми ты, не принадлежит, — цедит она сухо, со злостью поднимая на меня глаза. — Больше не принадлежит, Герман! Мое тело — только мое, — назло скидывает мой пиджак, обнажая острые плечики, возвращает его мне, собирает свои волосы обратно в хвост. — И я единолично распоряжаюсь, что мне с ним делать: красить ли или отрезать волосы, носить вызывающие платья и макияж, худеть ли, толстеть, завязывать волосы или отдаваться другим мужчинам! Я может прямо сейчас пойду и займусь сексом с первым встречным! А может и с несколькими! Не все ж тебе перебирать! Кто угодно лучше! Лишь бы не с тобой! — резко отворачивается и дергает ручку двери.
