что позволить ей приехать сюда было неправильным шагом. Но я не хотел быть тем контролирующим мудаком, в чем она меня обвиняла. Я соглашался со всем, что она мне говорила.
Я не хочу, чтобы она сидела сложа руки, принимала мои деньги и просто красовалась на моей руке. Мне нравится, что у нее есть мечты, желания, стремление помогать людям. Я бы никогда не помешал ей делать все это. Но, черт возьми, я должен был твердо стоять на своем.
Или я должен был отказаться уходить. Каждый дюйм моего тела умолял меня остаться. Я должен был послушаться.
Если бы я послушался, я мог бы быть здесь, когда…
— Здесь нет следов взлома, — говорю я, прерывая собственные мысли и озвучивая свои опасения.
Джоди и Калли правы. То, что Брианну похитили, имеет наибольший смысл, но все же какая-то часть меня думает, что она сбежала.
И единственный человек, от которого она могла бы бежать, — это я.
У меня сводит живот, боль противно скручивает грудь, когда я смотрю на кузена и лучшего друга в надежде, что у них есть реальные ответы, а не просто догадки о том, что произошло сегодня ночью.
— Это ничего не значит, и ты это знаешь. Сколько замков ты уже вскрыл и не оставил после себя никаких улик? — спрашивает меня Тоби, хорошо зная мои навыки обращения с замками.
— Но это ведь не доказательство, правда? Она могла собрать сумку и уйти…
— Она этого не делала, — твердо заявляет Тео. — Это не дело рук Брианны. Она бы не поступила так с Джоди. С Джоанной. С тобой.
Я качаю головой, не в силах поверить в слова, сорвавшиеся с его губ.
С болезненным вздохом я поворачиваюсь на пятках и иду к спальне Брианны.
Как только я останавливаюсь в дверном проеме, в голове проносится миллион образов тех времен, которые я провел здесь с ней.
— Нико, — кричит она, пока я посасываю ее клитор.
— Громче, — требую я, зная, что оба наших лучших друга находятся в гостиной и более чем готов доказать, что мы получаем гораздо больше удовольствия, чем они.
Я просовываю два пальца в ее тугую киску и изгибаю их так, чтобы она закричала.
Может, мы и не так много раз были вместе, но я уже точно знаю, как с ней играть.
Она сгорает от каждого моего прикосновения. Что бы я ни делал, как бы невинно это ни звучало, она словно не может насытиться.
Это чертовски опьяняющее чувство.
У меня уже было много женщин, но ни одна не реагировала на меня так сильно.
Не то чтобы я собирался говорить ей об этом.
Для нее она всего лишь очередная шлюха. Хотя и достаточно хорошая, чтобы требовать повторения.
Я уже нарушил столько собственных правил с ней. Так же, как, я знаю, и она со мной. Это заставляет меня чувствовать себя немного лучше, потому что что-то подсказывает мне, что она так же зависима от моего члена, как я от ее киски.
Она может быть категорически против, когда мы одеты и у нее есть дела, которые она должна выполнять, но как только я раздеваю ее, снимаю с нее все, она становится просто моей маленькой нуждающейся шлюхой, которая не может насытиться.
— НИКО, ЧЕЕЕРТ, — кричит она громче, именно так, как я и требовал, когда я снова и снова ласкаю ее точку G.
Я лижу и сосу ее клитор, слишком охреневший от ее вкуса, пока ее тело приближается к оргазму.
Но я не даю ей кончить.
Перед самым ее падением мои пальцы замирают, а язык останавливается.
— Ты гребаный мудак, — кричит она, упираясь пятками мне в спину.
— Блядь, мне нравится, когда ты злишься, Сирена. Это делает мой член таким твердым.
— Я тебя, блядь, ненавижу, — усмехается она.
— Да, продолжай говорить себе это.
Отпустив ее, я наклоняюсь над кроватью к коробке с игрушками, которую она услужливо достала ранее, и обхватываю пальцами веревку.
Ее глаза следят за моими движениями, пока я нависаю над ней, обматывая веревку вокруг деревянных прутьев ее изголовья и закрепляя ее, прежде чем я потянусь к ее рукам. Но я ни разу не встречаюсь с ее разочарованным и в то же время возбужденным взглядом.
Она без вопросов позволяет мне привязать ее к кровати, и как только она закреплена, я сползаю по кровати, обхватываю пальцами ее лодыжки и тяну ее вниз, пока веревка не натянется.
Она задыхается, когда ее тело достигает максимального напряжения.
— Посмотри на себя, — бормочу я, отпуская ее лодыжки и проводя ладонями по ее гладким, стройным ногам. Мои пальцы впиваются в ее мышцы, массируя их. Может, сейчас ей это и не нужно, но что-то подсказывает мне, что понадобится после того, как я с ней покончу.
— Пожалуйста, — хнычет она, ее глаза умоляют о большем.
Ее кожа блестит от того, что она почти кончила, ее грудь светится от желания, а соски такие твердые, что ими можно резать стекло.
Единственный раз, когда она выглядит лучше, — это когда она стоит на коленях, а макияж размазан по ее щекам.
— Чего ты хочешь, Сирена? Если ты хочешь чего-то, тебе придется умолять лучше, чем сейчас.
— Пожалуйста, — простонала она, когда мои большие пальцы оказались в опасной близости от ее киски. — Мне нужно кончить.
— Правда? Тогда тебе лучше быть хорошей маленькой шлюшкой, не так ли, Сирена?
С ее губ срывается крик, когда я хватаю ее за бедра и переворачиваю на живот.
Положив ее на колени, я отвожу руку назад.
— Держись, — приказываю я, понимая, что ей не за что держаться, пока моя ладонь не ударяется о ее задницу.
— Блядь, да, — шепчу я себе под нос, наблюдая, как отпечаток моей руки расцветает на ее безупречной коже.
— Моя, — думаю я, прежде чем осознать, насколько это хреново.
Чтобы отвлечься, я достаю пробку, которую воткнул в нее еще до того, как прикоснулся к ней.
Она кричит, как идеальная шлюха, которой она и является, пока я играю с ней.
— Нико, пожалуйста, — стонет она, оттопыривая задницу, пытаясь получить больше.
Я весело усмехаюсь.
— Ты все еще не сказала мне, чего ты хочешь, Сирена.
— Твой член, Нико. Я хочу твой гребаный член.
— Куда?
— Сначала в киску.
— Сначала? — спрашиваю я с ухмылкой.
Да, черт возьми, она всегда такая же голодная, как и я.
— Нико.
— Думаю, что сначала, — говорю я, слезая с кровати, оставляя ее задницу поднятой и готовой для меня.
Секунду я изучаю ее блестящую киску, выставленную на всеобщее обозрение.
