С тихим всхлипом я падаю спиной на стену. Ноги подкашиваются, и я оказываюсь на полу.
Слезы продолжают падать с моих ресниц, а тело содрогается.
Мне нравится думать, что я довольно сильная. Но проснувшись и обнаружив это, внутри меня что-то сломалось.
— Нико, — всхлипываю я, закрывая глаза, когда думаю о нем.
Это все моя вина. Если бы я не была такой упрямой и не хотела вернуться в свою квартиру, то никогда бы не оказалась здесь.
Я бы до сих пор была…
Моя голова всплывает в поисках часов.
Я понятия не имею, который сейчас час, который день.
Единственное, что я знаю, это то, что сейчас день, потому что солнце светит в окно.
Окно.
В спешке я подлетаю к нему и распахиваю шторы.
Меня встречает зелень. Под окном — самый ухоженный сад, а вдалеке деревья уходят в голубое небо.
Можно с уверенностью сказать, что я больше не в Лондоне.
Прижавшись носом к стеклу, я смотрю вниз и нервно сглатываю. Я не боюсь высоты. То, что я сказала девочкам на той неделе, — правда: я боюсь мокрой ваты. Но на самом деле мой главный страх в жизни похож на страх Эмми. Я боюсь, что превращусь в свою мать и стану пустой тратой кислорода и отбросом общества. Но все же попытка преодолеть эту вертикаль вызывает у меня волну беспокойства. Хотя что-то подсказывает мне, что это будет легче, чем то, что ждет меня здесь.
Обхватив пальцами ручки на створках окна, я тяну изо всех сил.
— НЕЕЕЕТ, — кричу я, когда они не сдвигаются с места.
Конечно, блядь, не сдвигаются.
Мой кулак сталкивается со стеклом.
Больно, но это наводит меня на другую мысль.
Повернувшись, я хватаю табуретку, стоящую перед туалетным столиком. Прижимая мягкое сиденье к груди, я бросаюсь к окну, и в голове возникают образы разбивающегося стекла.
— Сукин сын, — ворчу я, когда это не срабатывает, а вместо этого я отскакиваю назад, больно падая на задницу с табуреткой в руках.
Кто, блядь, ставит непробиваемое стекло на окна спальни?
Люди, которые не хотят, чтобы их пленники сбежали.
С измученным и разочарованным стоном я откидываюсь назад и сворачиваюсь калачиком, как жалкая женщина, в которую я не хотела превращаться.
***
Я не помню, как уснула на полу, но, видимо, так и было, потому что я не помню, как поднималась.
Я резко просыпаюсь и приподнимаюсь на локтях, глядя на кровать.
Как…
В животе урчит, и, втянув воздух носом, я понимаю, почему.
Еда.
Посмотрев направо, я обнаруживаю поднос, стоящий на прикроватной тумбочке.
На нем пустая миска с термосом, похоже, свежая булочка с хрустящей корочкой и не один, а целых три варианта десерта. Шоколадный брауни, фруктовый салат с меренгой и мой личный фаворит — кусочек клубничного чизкейка.
Мой желудок громко урчит, когда я приподнимаюсь, чтобы сесть спиной к изголовью кровати, и тянусь к подносу.
Мои движения замедляются, когда мое внимание привлекает написанная от руки записка.
Хорошо поешь. Тебе понадобятся силы.
Мои брови сжимаются в замешательстве, а желудок сводит от едва завуалированной угрозы в этих словах.
Взяв в руки лист бумаги, я изучаю почерк, отчаянно пытаясь узнать его.
По мере того как я смотрю на него, на меня нахлынули воспоминания.
Из моего горла вырывается крик, когда пальцы запутываются в моих волосах, притягивая меня обратно к твердому телу.
Не слыша его голоса и даже не глядя на него, мое тело мгновенно понимает, что это не Нико только что вошел в мою квартиру.
Боль пронзает шею, когда я откидываю голову назад, а горячие губы прижимаются к моей шее.
Желчь подкатывает к горлу, а его горячее дыхание щекочет кожу.
Мурашки пробегают по каждому дюйму моего тела, но они не из приятных. Совсем наоборот.
— Ты пожалеешь об этом, — вздыхаю я, стараясь говорить, как можно тверже, в то время как весь мой мир, кажется, уходит из-под ног.
— Это мы еще посмотрим, — хрипит глубокий голос.
Я поднимаю ногу, готовая откинуть ее назад как можно дальше в надежде зацепить его по яйцам, но он предугадывает это движение за милю, и вместо того, чтобы причинить ему боль, я врезаюсь в стену своей квартиры.
Моя щека ударяется об открытую кирпичную кладку, царапая кожу.
— Веди себя хорошо, Брианна, и тебе будет намного легче.
— Никогда, — прошипела я, прижимаясь к его крупному телу в надежде… черт знает, чего, но я не собираюсь мириться с этим.
— Сейчас мне нужно, чтобы ты сделала для меня одну вещь.
— Пошел ты, я ничего не буду делать. Убирайся на хрен из моей квартиры.
Его глубокая усмешка прокатывается по мне, заставляя все мои волосы встать дыбом.
— Они убьют тебя, — предупреждаю я. — Когда они узнают, что ты сделал, они выследят тебя и убьют за это.
Он снова смеется, давая мне понять, насколько он безумен. — Я с нетерпением буду наблюдать за их попытками.
— Итак, мы собираемся сделать это легким или трудным путем?
Я с трудом контролирую дыхание, приходя в себя, и поднос на моих коленях дрожит вместе с моим телом.
Образ того человека, который держит мою голову над клочком бумаги и протягивает мне ручку, чтобы я написала записку, которую он хочет, чтобы я оставила, и при этом держит шприц у моей шеи.
Он обещал мне, что если я буду выполнять приказы, то все будет просто. Думаю, в каком-то смысле тот факт, что он воткнул мне в шею то, что было в шприце, как только я закончила писать, и был тем самым легким способом.
Я понятия не имею, что было дальше. Не знаю, как он со мной обошелся и в каком состоянии оставил мою квартиру.
Неужели он все разгромил, оставив Нико и Джоди искать ее и верить, что я достойно боролась? Или все идеально, как будто я просто ушла?
Поверят ли они, что я так поступила?
Джоди — нет. Она должна знать, что я никогда ее не брошу. Как бы плохо ни было, я никогда не уйду от нее.
Она моя сестра. Может, не по крови, но во всех остальных отношениях.
И Нико. В выходные между нами все было напряженно, но, конечно, он не поверит, что я его разыгрывала?
Когда я сказала ему, что я его, я имела в виду именно это.
Я перестала бороться и готова выяснить, может ли эта связь, которую мы, кажется, разделяем, быть чем-то особенным.
Эта мысль пугает, но она не настолько страшна, чтобы заставить меня бежать.
Я не трусиха. Я не бегу от своих проблем или страхов.
Я борюсь. Так же, как и они.
Мне хочется думать, что они все это знают.
Черт, я бы никогда не убила того человека, если бы не была серьезно настроена.
Я отбрасываю мысли об этом ублюдке. У меня есть более насущные проблемы, о которых стоит подумать прямо сейчас. Но как бы я ни старалась, не могу отделаться от мысли, что это как-то связано.
Знают ли итальянцы, что это я убила его? Поэтому они выбрали меня в качестве мишени? Или я просто легкая добыча?
Я не обучена, как Стелла или Эмми, а теперь еще и Джоди. И я не так защищена, как Калли.
Я смотрю на еду перед собой. Мой желудок болит, он такой пустой, но мысль о еде не приносит мне особой радости.
Но записка верна. Что бы ни ждало меня здесь в будущем, мне понадобятся силы.
Дрожащими руками я открываю крышку, и в нос ударяет аромат свежего томатного супа.
Мой желудок урчит все громче, когда я наливаю немного в миску.
Уверена, вкус потрясающий. Домашний суп обычно намного лучше консервированного, но, когда я отправляю в рот первую ложку, она кажется мне картонной.
Я ем на автопилоте, потому что знаю, что мне это нужно. Но я не получаю от этого никакого удовольствия.
Справившись с половиной супа и несколькими кусками хлеба, я сдаюсь и ставлю поднос обратно на прикроватную тумбочку.
Я смотрю на дверь, желая, чтобы она открылась силой моего взгляда. Это безнадежно, и я думаю, не схожу ли я уже с ума от осознания того, что заперта здесь.
