Соски растирал грубый лен скатерти, а заряженный по максимуму член свекра раздирал меня изнутри… Я завела руку за спину и тоже выпустила ногти в его крепкую задницу. Иван фыркнул, как жеребец, тормознул, будто боль и его удовольствие обостряла. Мои внутренние мышцы рефлекторно дернулись, требуя проложить движение, и он опять, матерясь последними словами, сорвался. Толкаясь так мощно, что мои пятки отрывались от пола. А в животе закручивалась огненная спираль. Ох, как я вопила, когда она принялась со свистом раскручиваться. Стонала, плакала, размазывая по лицу слезы. Придавленная его тушей, и от того еще сильней задыхающаяся.
– Ох ты ж блядь… Ох ты ж… – шептал Покровский в такт раскаленным залпам выбрасываемой спермы. – Что делаешь со мной, а?
А как только отстрелялся, отшатнулся от меня, как от чумной. В ушах зашумело сильней. Дрожащей рукой нащупала салфетки, обтерлась и в полной уверенности, что мой гость сбежал, обернулась, как есть, расхристанная. И только тут поняла, что Ивану хватило духа остаться. Окатило запоздалой волной стыда. Я свела на груди полы халата и с силой затянула поясок. Нужно было что-то сказать, но что тут скажешь? Я всю жизнь тебя, Иван Сергеич, люблю? Точней, любила. Потом забыла, правда – заставила себя забыть, а теперь вот опять накатило что-то.
– Может быть, чая?
– Нет. Нам надо поговорить.
– Под чай и поговорим.
Я щёлкнула кнопкой, открыла шкафчик. Траурную заунывную тишину, повисшую в доме, оборвало уютное позвякивание посуды.
– Этого нельзя было допустить. Прости меня. Кажется… Ч-черт. Кажется, я до белой горячки допился.
А чего я ждала? Обещаний вечной любви?
Не поворачиваясь, кивнула, обдала заварник кипятком, вылила. Руки дрожали. Ну, вот какого черта, спрашивается? Какого черта я слушаю этот бред и так безропотно соглашаюсь? Потому что привыкла соглашаться со всем, что бы мне эта жизнь ни подкинула? Как будто надеялась, что за такую покладистость судьба меня когда-нибудь наградит, а оно все никак. Так какой смысл быть хорошей и до тошноты правильной девочкой? Какой смысл молчать, вжимаясь до боли пальцами в столешницу, когда орать от несправедливости хочется?
– Интересно…
– Что?
– Что к вам в горячке вместо белочки пришло желание потрахаться.
Покровский застыл, комично приоткрыв рот. Не привык он как-то, что я вот так приложить могу. Да, если честно, я и сама в шоке. Просто достало все.
– Прости.
– Да что вы заладили одно и то же? – резко отвернулась, достала вазочку с вареньем, которое сама закатывала, поставила на стол. – Вам самому легче от этих извинений?
– Нет.
– Вот и мне нет. Так что лучше не надо.
– Может, если исповедоваться… В храм сходить, отпустит, как думаешь?
– Вы серьезно?
Нет, я, конечно, знала, что после смерти Игоря Покровский в том числе искал спасения в религии, но это все уже чересчур. Исповедаться?! В смысле покаяться вот в этом?
– Ты не понимаешь. Он же мой сын. А я вон че наделал.
– Че? – копируя интонации свекра, не без издевки переспросила я.
– Хочешь, чтобы я это озвучил? – Иван Сергеевич мазнул по мне злым взглядом и уткнулся им в пол. – Нельзя было нам оставаться бок о бок. Ну ладно я, дурак старый, черт дернул, а ты?
Вот мы и подобрались к главному.
– А я, вы все верно заметили – по мужику соскучилась. Но вы не переживайте, Иван Сергеевич, я съеду через пару недель. Впрочем, если вам принципиально, могу и завтра.
– А? Нет. Да ты что?! Я же не гоню тебя. Я… просто не знаю. На душе камень. Прости, а? Как животное тебя… я…
– Ой, да хватит уже! Не случилось ничего, чего бы я сама не хотела, – не посчитала нужным искать себе оправдания. Покровский вскинулся. Уставился на меня как бык на тореадора. В глазах мелькнуло безумие. От которого он избавился, что есть сил тряхнув головой.
– И что… – свекор откашлялся. – Что ты думаешь с этим делать?
– Если вам так невыносимо меня видеть, можно постараться свести наши встречи к минимуму.
Собственно, именно так мы и жили, до того как он нагнул меня в первый раз. Раньше это казалось естественным. Ну, мало ли. Два крайне занятых человека. А теперь почему-то подумалось, что, возможно, мы вполне осознанно избегали друг друга. Как будто подсознательно и боясь чего-то подобного.
Прикрываю глаза, воспроизводя в уме дни нашей с Игорем жизни. Замечала ли я интерес со стороны свекра, когда мой муж, и его сын по совместительству, был жив? Нет. Вроде бы. Но ведь мы и тогда не так уж часто виделись с Покровским старшим.
– А я постараюсь съехать как можно быстрей.
– Хорошо, ты только скажи, когда найдешь что-то подходящее. Я добавлю недостающую сумму в качестве…
– М-м-м?
– …извинения за сегодня.
Серьезно? Нет, он, мать его, серьезно?! Просто какой-то кошмар.
– Вы меня с кем-то спутали, Иван Сергеевич.
– Я? Спутал? С кем? – искренне не понял тот.
– Не знаю. Может быть, с одной из своих пассий. А мне ваши деньги не нужны. Извините, уже поздно, мне завтра рано вставать…
Я прошла мимо свекра и широко распахнула дверь у него перед носом. Намек был более чем прозрачным, и он, конечно же, не преминул им воспользоваться. Трус! Какой же трус… Шел, и мне чудилось, что под подошвами его тяжелых ботинок, которые он даже не потрудился снять, когда мы трахались, с хрустом ломаются воздушные замки, которые я понастроила.
– Я же от чистого сердца, Маш… Ты мне…
– Уйди ради бога!
Дверь за свекром закрылась с тихим хлопком, но я все равно вздрогнула. Осела на стул – из меня будто воздух выкачали. Растерянно провела по лицу ладонями. Дура, чего я вообще решила, что у нас может как-то срастись?
Допив остывший чай, легла спать. К удивлению, уснуть удалось довольно быстро, видно, сказывались усталость и бессонница накануне. Проснулась по будильнику, выпила кофе, собралась и рванула в школу, чтобы опять не опоздать. В итоге приехала раньше на полчаса. До начала первого урока успела просмотреть новые предложения о продаже. Вчера кто-то выставил дом и однокомнатную квартиру в поселке в десяти километрах от нашей деревни. Рука дернулась написать, но ведь, помнится, я хотела рассмотреть и другие варианты. А если учесть, что с тех пор у меня появилось гораздо больше причин для побега, то спешить с этими предложениями совершенно точно не стоило.
Я прикрыла глаза, представляя, какой может стать моя жизнь… Ну, ведь и правда, ничего больше меня здесь, кроме могил, не держит. Могил родителей, бабули и деда, пращуров, о которых я знаю лишь по рассказам родни. А теперь еще и мужа, да… Интересно все же, почему у меня так поздно возникла идея уехать. Проанализировав вводные, пришла к выводу, что все дело в воспитании. Бабуля как говорила? Где родился – там и пригодился. Вот, следуя этой нехитрой логике, наши предки и жили здесь испокон веков. И несмотря на то, что столица с ее возможностями была, считай, под боком, даже мысли ни у кого не возникло, что можно в нее податься в поисках лучшей жизни.
Так что я, считай, отступница.
– Мария Ивановна!
– Да?
– Вас к директору на ковер зовут. Вы что, вообще рабочий чат не читаете?
– Бегу!
Интересно, зачем я понадобилась? Нареканий на мою работу вроде бы не было, а журнал я заполнила, несмотря на то, что система чудовищно зависала весь вечер.
– Вызывали, Николай Степанович?
– Да, Мария Ивановна. Проходите.
Ух ты ж! С каких пор я из Машеньки превратилась в Марью Ивановну? Раньше Шевцов меня звал по имени-отчеству лишь прилюдно. И даже тогда его голос был переполнен иронией, дескать, вырасти, ты, Машуня, выросла, и даже окончила институт, но я же помню тебя еще беззубой глупенькой первоклашкой, так что какая ты, блин, Ивановна? А тут очень официально.
– Да? Что-то случилось?
– Я бы сказал, что случилось ЧП. Пойми меня правильно, в нашей школе никогда за все время ее работы такого не было, поэтому…
– Говорите как есть, Николай Степанович.
