– Узнавала по поводу ипотеки. Для учителей есть хорошие программы.
– Хочешь съехать?
Пока меня не было, принесли плов. Я пожала плечами. Ткнула в середину вилкой, выбирая сухофрукты.
– Я не смогу жить у вас вечно.
– Почему? Я тебя… – наши взгляды столкнулись под желтым в восточном стиле абажуром, – вчера как-то обидел? Нажрался я. Ни черта не помню.
Если до этого у меня еще были какие-то сомнения, то теперь их не стало. Все он помнит. Все… А теперь просто врет. То ли струсив, не находя себе оправдания, то ли находя, но все же воздерживаясь от того, чтобы переложить вину на мои хрупкие плечи. И на том, как говорится, спасибо.
– Нет. Не обидели. – Я покрутила в руках салфетку. – Но вот Эмма улетела оскорбленной до глубины души.
Покровский неопределенно скривился. Я снова злобно ткнула вилкой в плов. Быстрей поесть и свалить. Что-то я переоценила свои силы. И его… переоценила. Ладно.
– Это хорошо, Маш. Я не хотел обидеть, ты ведь моего сына жена. Дочка мне, считай.
Я закашлялась. С дочкой, он, конечно, перегнул. Учитывая, что мы вытворяли. И я, конечно, с себя вины не снимаю, но Иван Сергеевич, то есть мой гребаный папочка, первым ко мне полез.
– Не надо. Я ведь сказала, что все нормально. Но вы с выпивкой, Иван Сергеевич, все же завязывайте. Игорю бы не понравилось видеть вас таким. И вообще. Вы же за руль садитесь. Ясно, что никто вас тут не остановит, но…
– Да я пьяным никогда… С бодуна да, бывало. Но не пьяный.
– Это хорошо. Я уже одного лихача схоронила. Больше не хочу.
Замолчали. Вроде не сказала ничего такого, а у свекра на скулах выступили желваки.
– Ну и когда ты съехать планируешь?
Во! А вот это, кажется, намек, что лучше бы мне с этим поторопиться. Не простил он ночи. Ни себе. Ни мне. Теперь бы закончить эту историю по-человечески. Чтоб не врагами расстаться. У меня же кроме него и нет никого… Он один остался. Или был всегда… он один.
– Да вот, как только найду что-то подходящее недалеко от школы. А может, и совсем уеду… – добавила вдруг неожиданно мечтательным голосом и будто прозрела – ведь меня и впрямь ничего больше не держит в этом городишке. С таким же успехом я могу купить квартирку где угодно. В провинции так вообще и кредит брать не придется. Правда, и зарплаты там меньше. Это тоже надо учитывать. Зато я могу выбрать абсолютно любой вариант. Хоть в портовом городе, хоть на большой реке, а можно вообще махнуть на какие-нибудь севера, чтобы выморозить эти совершенно больные чувства. Вопрос один – какого черта я об этой возможности не подумала на каникулах. Отпуск большой – могла бы все обтяпать, а теперь посреди учебного года сложнее будет.
– Куда совсем? – просипел Иван Сергеевич.
– А не знаю. Сегодня и погляжу. Прикину варианты.
Он молчал. Я быстро и аккуратно ела, чтобы поскорее закончить эти бессмысленные посиделки.
– Не надо кредит, Маш. Что, я не добавлю? Ты ж моя…
Если бы он еще раз назвал меня дочерью, я бы выблевала. Хорошо, что он, будто это почувствовав, вовремя осекся. Я же отодвинула со скрежетом стул.
– Да там не так много заемных средств понадобится. Я поеду. Дел много. Спасибо за ужин. Еще тетрадки проверять у восьмого класса. Хоть бы к двенадцати теперь закончить.
Выпалив эту чушь, я и убежала. Домой добралась в какой-то горячке. А еще Покровского жизни учила. Я вон, вроде не пьяная ехала, и чуть не раскатала ежа. Домой живой явилась – перекрестилась. Сняла костюм, отнесла в стирку – вытяжка в кафе не справлялась, и я до трусов провонялась харчевней. Заодно приняла душ. И только после всех этих ритуалов устроилась за столом. Никаких тетрадок на проверку у меня не было. А вот с электронным журналом надо было повозиться. Я закончила в полной темноте. Залезла на сайт, и только тут дернуло – что-то не то, а где свет на улице? Запахнув потуже толстый махровый халат, вышла из домика. Походила туда-сюда, чтобы убедиться, что датчики движения не срабатывают. И чуть не обделалась от страха, когда из темноты на меня вышла огромная тень.
– Маш, это я. Предупредить, что подсветка крякнулась. Не пугайся.
– Ладно, – промямлила я. – А когда починят?
– Завтра. Я уже вызвал спецов.
– Ясно. Ну, доброй ночи…
– Да, Маш, сладких снов.
Держась за поручень, я осторожно поднялась на крыльцо и скрылась в доме. Сердце колотилось как ненормальное. Отдавало в ушах, пульсировало в горле. Я опустила ладони на круглый накрытый скатертью стол, где только что работала, и застыла, как изваяние. Потому что дверь за спиной открылась. А потом и шаги послышались. И тяжелое, животное совсем дыхание на шее, плавящее мою волю… Но все же взбрыкнуло что-то. Когда на зад его руки легли…
– Ты когда лапаешь, тоже дочкой меня предста…?
Представляешь. Я хотела сказать «представляешь». Он не дал. Заткнул мне широкой ладонью рот, а второй рукой рванул полы халата в стороны.
Глава 4
– Молчи, пожалуйста, молчи, Мария. Знаю, заслужил. Но молчи…
– Вы опять выпили?
Было все равно, говорю же, я буквально плавилась в его руках, но знать хотелось.
– Нет. А зря. Так бы хоть что-то оправдывало.
Он говорил так, будто это давалось ему через силу. Сипел, булькал, рвал слова. И руками большими мозолистыми скользил по моему телу. Мял соски, как корове вымя перед дойкой – он и это умел, я как-то видела. А мне нравилось. Наверное, я совсем пропащая, да?
– Иван…
– Молчи! Не могу…
Я проглотила, что хотела сказать. Наклонилась над столом ниже, выпятив задницу, потерлась о его стояк и все же со смешком заметила:
– Да вроде очень даже можете.
Дыхание свекра оборвалось со странным шипением. Я испугалась даже, что он уйдет. А еще секунду назад боялась ведь, что останется. Дурдом. Мои чувства так быстро сменяли друг друга… Ненормально. Неправильно. Но будто бы неизбежно.
– Как привороженный. Ненавижу себя за то, что делаю. А отказаться не могу.
– В этом месте я, наверное, должна озвучить какие-то свои оправдания? – сглотнула подступившие слезы.
– Не нужно. Я все и так знаю. Слишком долго без мужика. Истосковалась.
Мы так и разговаривали: я – едва удерживая себя над столом руками, он… шарящий шершавыми чуть подрагивающими ладонями по моей заднице.
– Окно не зашторено.
А тут ведь не до чужих глаз. Хотя, если кто и был в саду – уже все увидел, а остальное додумать было несложно. Но Покровский рванул к окну и дернул шторы с такой силой, что едва их не оборвал. Металлические кольца со страшным скрежетом проехались по штанге, крича о том, что связь со мной – его маленький грязный секрет, и ни на что большее мне определённо не стоит рассчитывать. Ну и черт с ним. Пока было достаточно и того, что он эту связь признал. Тут бы хоть разобраться, что с этим делать.
Ноги дрожали. От стыда или желания бросить ему вызов! В конце концов, пусть найдет в себе смелость и посмотрит в мои глаза. Я даже приподнялась, чтобы обернуться, но он, зайдя за спину, вернул меня в первоначальное положение. Очертил дрожащими пальцами выступающие дуги ребер, тронул губами позвонки. Перебрав по одному так нежно, так мучительно на контрасте нежно с тем, что он делал раньше и говорил, что я тихонько захныкала.
– Сейчас-сейчас, станет легче, – пообещал он. Зашуршала одежда, знакомо звякнула пряжка ремня. Иван дышал все более тяжело и шумно. Одной рукой огладил мою задницу, проник ребром ладони между полумесяцев ягодиц, ныряя глубже. А когда ощутил мою влагу, спросил с надрывом:
– Плохо было, да? Ты ж моя… Сейчас я… Пожалею. Иди ко мне, – толкнулся мощно, заставляя подчиниться отвыкшие от такого мышцы. – Сейчас-сейчас. – Обещания в такт толчкам, звону чашки, ударяющейся о блюдце, моему утробному стону. – Вот так. Ведьма. Что ж ты за ведьма…
Иван так впивался в мою кожу, задавая ритм движения, что синяки мне были обеспечены. Второй рукой он уже знакомым образом ласкал грудь, время от времени перемещая ладонь на шею и чуть придушивая. Трахал, а как будто наказывал нас обоих. Но ведь даже это ничуть не делало происходящее хуже. Скорее напротив – придавало ему незнакомых пикантных ноток.
