верю, что нашёл — с твоими-то аппетитами!»
Э-э-эм, в каком смысле — аппетитами?! Это метафора такая, надеюсь? Бестужев мне про свои «аппетиты» ничего не говорил!
Но дальше было лучше:
«Прости! Да, я виновата, не надо было давать подружке файл почитать! Но ведь роман ещё не закончен, подумаешь — начало попало в интернет! Наоборот, теперь народ ждёт продолжение ещё больше, и когда ты официально начнёшь его выкладывать… В общем, популярность тебе обеспечена! Но, конечно, я сделала выводы, очень жалею и больше так не буду делать. Пожалуйста, прости!»
Я читала всю эту исповедь с открытым ртом.
Что ж, зато теперь понятно, почему Бестужев ищет помощницу. Непонятно другое — отчего он до сих пор столь же доверчив? Хоть бы договор со мной какой-нибудь подписал. О неразглашении.
Дальше было ещё интереснее:
«Ну хочешь, накажи меня? Только не молчи! Я же вижу, что ты онлайн и читаешь мои сообщения…»
Твою дивизию! Надо немедленно закрыть эту грёбаную переписку! А потом повиниться перед Бестужевым, сказать, что это получилось случайно. Не хотела я! Она сама написала! Как её, кстати, зовут…
Ох ты ж… Лучше бы я не смотрела…
«Пусечка»?!
Я подняла голову и поглядела на Бестужева с изумлением. Он же говорил, что это его телефон? Что же получается — вот этот человек-замороженная рыба забил в память мобильника свою помощницу как Пусечку?
У него раздвоение личности, что ли?
Я вновь посмотрела на экран — и совсем обалдела.
«Олежек, ну извини-и-и. Я на всё готова, чтобы искупить свою вину. Хочешь, всего тебя вылижу? Везде-везде! А хочешь, попробуем тот двусторонний вибратор, мммм?..»
А-а-а-а!!!
Как это развидеть?!.
Я похлопала себя по щекам — и мысленно чертыхнулась, поняв, что нарушила запрет на резкие звуки. Да, и, разумеется, этим движением я невольно привлекла внимание любителя вибраторов, то есть Бестужева.
6
Нина
— Что-то случилось? — спросил мужчина, глядя на меня с недовольством. — Вы что это себя хлопаете?
Нет, спасибо, признаваться я не буду. Ещё не хватает нарываться на разговор о его предпочтениях в сексе. В первый же рабочий день! Фигушки.
Я аккуратно вышла из «Телеграма» — если что, буду всё напрочь отрицать! — и, кашлянув, проговорила:
— Ничего страшного, просто жарко стало.
— А-а-а, — Бестужев тут же потерял ко мне интерес, — можете приоткрыть окно. Но не сильно, а то мне будет дуть в спину. Потерпите ещё немного, я скоро закончу.
Закончит он…
Теперь мне было ясно, что Бестужев не брезговал пользоваться своими помощницами. Интересно, будет ли он просить меня о подобных «услугах»? Или я не в его вкусе?
Вот же птичка «обломинго»! Только мне показалось, что я нашла нормальную работу и… ну, не то чтобы нормального мужика, все мужики — козлы… но, по крайней мере, морально устойчивого. Однако вряд ли я могу назвать морально устойчивым человека, который спит со своей секретаршей. Не надо смешивать личное и работу! Мухи и котлеты должны быть отдельно.
В общем, если до этого момента я относилась к Бестужеву без особой настороженности, то после того, как прочитала монолог «Пусечки» из «Телеграма», стала напрягаться при общении. Особенно когда он подходил ко мне ближе, чем на два метра.
А это как раз случилось ещё через час. Бестужев, по-видимому, закончил творить, бесшумно встал с кресла — у него-то оно не скрипело! — подошёл ко мне и, склонившись, произнёс где-то возле левого плеча:
— Как вы быстро всё разобрали.
— Ай! — воскликнула я, дёрнувшись от неожиданности, — и, подпрыгнув, ударила мужчину головой по носу. — Ох…
Бестужев схватился за пострадавшую часть тела и, поморщившись, выпрямился. Но не издал при этом ни звука. Интересно, это хорошо или плохо?
— Вы в порядке? — я вскочила следом и попыталась заглянуть под его руку, которую он до сих пор прижимал к носу. — Или, может, вам льда принести?
— Где я вам возьму лёд, — пробурчал Бестужев глухо. — Я его не держу дома.
— Ну как же? — я растерялась. — А виски или шампанское со льдом…
— Я не пью. — Мужчина наконец оторвал ладонь от лица и с опаской на неё посмотрел — будто думал увидеть следы крови. Я тоже смотрела с опаской, но не на ладонь, а на нос. Выглядел он нормально. Ну, покраснел чуть, но это ерунда.
— Отлично! — я вздохнула с облегчением. — Ваша производственная травма признана неопасной. Жить будете!
— Шутница вы, Нина, — Бестужев криво усмехнулся. — Я сразу заметил.
— А вы вот очень серьёзный. — Не знаю, зачем я это сказала. Растерялась, наверное. — Честно говоря, не думала, что человек, который пишет такие отличные книги с юмором — особенно мне ваш чёрный юмор нравится, — может быть настолько серьёзным.
— Авторы обычно сильно отличаются от своих героев, — ответил Бестужев так же невозмутимо. — В этом и состоит часть писательского искусства — создать реальность, которая будет отличаться от твоей. Характеры, непохожие на твой. Жизненные обстоятельства, которых с автором не случалось. И так далее.
— Но чувство юмора здесь ни при чём, — возразила я. — Вы могли бы писать такие же серьёзные книги. А вы…
— Я же сказал — это часть писательского искусства, — вздохнул Бестужев слегка устало. — Слушайте, Нина… Я почти четыре часа строчил и ужасно хочу есть. Вы можете пообедать со мной. Или идите домой, я вас отпускаю, до завтра вы мне не понадобитесь. Что выбираете?
Пообедать с ним?
Ещё сегодня утром я, пожалуй, согласилась бы. Потому что мне хотелось расспросить Бестужева о его творчестве. И в целом о нём самом — интересно было, где он вырос, какие у него отношения с матерью, о которой он сегодня
