Мой отец — дальнобойщик был. Так рассказывала мама.
Он разбился в одном из рейсов в гололёд.
Мне тогда было четыре года, я смутно помню его, видела в основном только по фотографиям. Мама больше замуж не вышла, уж не знаю почему — таким мы с ней не делились. Она очень скрытная у меня была… Я, например, ни сном, ни духом о её знакомстве с бизнесменом такого крутого калибра как Роман Петрович Павленко. Даже и подумать не могла о том, что у простой учительницы немецкого языка могли бы быть такие знакомые…
Теперь же я сменила нашу простенькую квартиру на его шикарный дом.
Толко не мил он мне, но кто ж меня спрашивает… Я бы лучше находилась среди вещей мамы. Боль потери ещё не покинула меня. Я только-только перестала плакать часами, могла немного постоковать, когда оставалась одна — всё ещё не могла смириться со своей утратой и тем, как сильно, круто и не очень приятно для меня изменилась жизнь и мир вокруг.
В дверь моей спальни постучали, и я вздрогнула, выпав из мыслей.
— Да, — отозвалась я на стук.
— Можно? — в дверном проёме появилась голова Романа Петровича. — Поговорить с тобой хотел, если ты не против.
— Да, пожалуйста, — пригласила я его, и мужчина зашёл в мою комнату. Закрыл дверь и огляделся кругом.
— Обустраиваешься? — сказал он, кивнув на мои вещи на столе и тумбочки у кровати.
— Ну… Да. Мне же тут теперь жить.
— Да… Тут. Как тебе дом? Нравится?
— Большой. И красивый.
— Ну а тебе как тут самой?
Я замялась. Отвечать честно, что мне тут совсем не по душе, не хотелось.
Зачем обижать человека, который совершил такой благородный поступок и желает мне лишь добра? Я на такое не способна.
— Нормально, — ответила я осторожно.
— Не по себе пока немного, да? — видимо решил мне помочь Роман Петрович, показать, что понимает мои чувства. Что ж, на душе в самом деле стало легче. Начинать отношения с опекуном с лжи — не самый лучший вариант.
— Пока да, — вздохнула я, присаживаясь на кровати напротив Романа Петровича, который успел сесть на небольшой диван у противоположной стены комнаты. — Сама комната и дом — хорошие, но… Мне просто тут непривычно. И… Я хотела бы лучше жить среди вещей мамы.
— Ты можешь взять сюда все те вещи, какие посчитаешь нужными, — сообщил он. — Я смогу открыть для тебя квартиру. Хочешь?
— Хочу, — кивнула я. Я бы в самом деле взяла некоторые вещи мамы… Меня так скоро увезли в приют после известия о смерти матери, что я толком и собраться-то не успела… И не думала о том, что квартиру закроют и не будут меня туда пускать — чтоб не соблазнилась остаться или сбежать из дома опекуна…
— Тогда завтра же съездим… Часов в семь вечера. Я просто раньше с работы не освобожусь, сама понимаешь…
— Да, всё понимаю. Всё в порядке, — заверила я его. Роман Петрович — занятой человек, нет ничего удивительного, что ему трудно найти минутку на меня. Но он попытался найти, за что я ему была очень благодарна. Мне очень хотелось побыть в квартире мамы… Нашей с ней квартире. Тут мне и вправду очень тоскливо…
— Хорошо, — встал он на ноги. — Тогда завтра будь готова к семи. Я за тобой заеду.
— Договорились, — кивнула я.
— И не вешай нос, — улыбнулся он мне, стараясь поддержать. — Держи хвост пистолетом.
— Постараюсь, — вяло, но всё же улыбнулась я ему в ответ. Это было невероятно сложно — держать хвост пистолетом, когда у тебя мама умерла, единственная, кому ты вообще была нужна, и ты оказалась среди чужих людей в чужом не приветливом доме… Но и всё время впадать в уныние было не дело, тут сложно было поспорить с Романом Петровичем…
— И кстати… Забыл сказать, — остановился он в дверях. — Я перевёл тебя в школу в посёлке. Очень хорошая школа, учителя супер-класс. Как ты поняла, наш посёлок для обеспеченных людей: политиков, крупных бизнесменов, известных личностей. И школа, соответственно, тоже на уровне. Тебе понравится. Ты же не сможешь ездить в свою обычную школу за тридевять земель?
Логично. Моя школа далеко отсюда. Часа два езды на автобусе…
Конечно, я понимала, что мой опекун захочет устроить меня в школу поближе к дому.
Этому я не удивилась, потому что в школе особенно друзей у меня не было — я одноклассникам казалась странной и такой же закрытой, как моя мама. Я не очень-то общительная девушка в свои семнадцать… Но я от этого вовсе не страдала. Мне было совершенно замечательно в одиночестве: думать о чём-то, мечтать, делать наброски в папке для рисования или писать записки в дневнике, который я никому не покажу. Это так — для себя…
Вот только одна мысль меня беспокоила.
— А школа на весь посёлок одна или ещё есть? — спросила я Романа Петровича.
— Одна, — ответил он. — Зачем их тут десяток? Посёлок не очень большой. А что?
Моё сердце упало в пятки. Я опустила глаза.
Снова не хотелось обижать Романа Петровича своим недовольством.
Если школа одна, а Матвей тоже идёт в одиннадцатый класс, как говорил мне сам Роман Петрович, то мы будем учиться с ним в одном классе…
Это ужасно.
Я просто не могу себе представить тот ад, который Матвей заставит меня пережить просто потому что я родилась не такой богатой, как он, и встала между ним, его мамой и отцом…
— А одиннадцатый класс в этой школе один? — спросила я, и это была моя последняя надежда на более-менее спокойную жизнь.
— Один. — Надежда лопнула как мыльный пузырь… — Ты будешь учиться в одном классе с моим сыном Матвеем. Он за тобой присмотрит.
Да уж…
Присмотрит на славу.
Так присмотрит, что выйду я из школы с нервным тиком и почти седая…
7
— Тебе не нравится такая перспектива? — спросил проницательный мужчина, заметив перемены в моём настроении и лице. — Знакомство прошло не очень хорошо? Я хотел Матвея подготовить, он у нас сложный мальчик, но… Не успел. Он сбежал из спортивного лагеря, представляешь? И оказался дома раньше положенного срока… И вот — получил сюрприз в виде тебя.
— Зря вы ему всё не объяснили сами, — тихо сказала я.
— Понимаю… Он был не очень-то вежлив, да?
— Не очень…
— Приношу тебе извинения за него. Но в школу придётся ходить одну вам. Потому что другой тут нет, да и возить в разные двух человек нецелесообразно. Вас будет возить мой водитель. Обоих. Кстати, там форма обязательна… Так что мерки снимите с Тамарой завтра, и она закажет пошив формы на тебя.
— Хорошо, — покорно кивнул я. Раз я не могу ничего изменить сейчас, придётся кивать и соглашаться. И как-то пережить этот год. Не бесконечный же он… — Как скажете…
— Ну, обустраивайся… Ты тут дома. И не обращай внимания на моего сына-шалопая. Если что — говори мне, я ему уши надеру.
— Ром, ужин, — заглянула в комнату и его жена Тамара. — Всё стынет уж… Поговорите, может, позже?
— Да-да… — ответил ей Роман Петрович. — Мы уже идём ужинать оба, да? А Матвей вернулся? Куда-то его понесло опять сегодня.
— Нет, не было… — ответила Тамара. — Он… Трубку не берёт. Что-то у вас случилось в офисе сегодня?
— Давай не сейчас, — нахмурился Роман Петрович. — Все ужинать сначала. Матвея не ждём, приедет — сам поест. Опять нарисуется ближе к рассвету, ну что за ребёнок такой…
Практически в полной тишине мы поужинали. Тамара нервничала из-за сына, не вернувшегося домой после разговора с отцом, очевидно. Всё у неё падало из рук, она даже умудрилась тарелку разбить. Я помогала ей собирать осколки…
Роман Петрович ни одним мускулом не выдал беспокойства за сына, но атмосфера в доме заметно накалилась. Родители Матвея то и дело поглядывали в окна, но время шло, а парень всё не возвращался. И трубку не брал ни от отца, ни от матери. Разве можно так, хоть бы о них подумал — переживают же за него!
Наступил поздний вечер, и я ушла в свою комнату — готовиться ко сну.
Судя по тишине в доме, Матвей так и не вернулся домой этой ночью…
8
Весь следующий день Роман и Тамара искали сына, но тот как в воду канул.
