внешнем виде главного руководителя предприятия, все чаще становились предметом шушуканий в коридорах офиса. Я эти разговоры старалась рубить на корню, но, как и в случае со мной, всех людей невозможно было заткнуть или запугать.
— Телефон очень важен, Валера… — начинает отец, но я его тут же перебиваю.
Всё же сегодня не настроена слушать получасовую проповедь отца.
— Отец, я не выбрала никого из тех кандидатов, что ты отправил ко мне на беседу.
Лицо Городецкого сдувается словно воздушный шарик. Воодушевление сменяется грустью, а на губах появляется унылая улыбка.
— Да? А мне черновики Зыковых приглянулись… И в проекте Савелия с Петром я приметил много дельных идей.
— Забраковала обе эти организации, — устало говорю, а отец, тем временем, косится на часы, которые отбивают шесть часов вечера.
— Совсем забыл! Мне же в столярку надо было до шести заскочить. Позже всё обсудим…
— Столярный цех работает до восьми, и ты точно успеешь зайти к ним.
Городецкий тяжело выдыхает и с деланной серьёзностью говорит.
— Валера, этот проект поручен тебе, так ведь? Если тебе не нравятся люди, которых отобрал, то возможно стоит самой заняться этим вопросом. Я помогал, а не играл главную скрипку.
Отец поднимается, а у меня от обиды начинаю сжиматься зубы. Не отвечу, не распсихуюсь и тем более не закачу истерику и Гордей Гордеевич это прекрасно знает, но внутри становится настолько противно, что я не удерживаюсь и глухо отвечаю.
— Я так и поняла.
— Что ты поняла, Валера? Свою ответственность? Вот и правильно. Думай-решай, ищи помощников и наконец, прими решение, о котором не раз тебе говорил. Я не вечный, нельзя оставить предприятие без руководителя.
Когда за отцом захлопывается дверь, срываю с плеч пиджак и кидаю его на стол переговоров. Расстегнув верхнюю пуговицу на рубашке, плюхаюсь в кресло и начинаю безумно громко смеяться.
— Ну конечно, папочка! Ты не вечный! Это я чертов металл, который под воздействием тяжести скоро на х…р сломается.
Положив локти на стол, закатываю рукава рубашки и снова нервно хохочу. Я не жалею себя, нет. Просто так хреново мне не было ещё никогда.
Облизав пересохшие губы, хватаю карандаш и перечёркиваю всю смету. Править больше не буду — бестолкового экономиста принимал на работу отец и теперь мне приходится тратить время и на это тоже.
От сметы взгляд переходит на папку, подаюсь вперёд, чтобы взять её в руки.
Я просто бегло почитаю…
Когда к девяти вечера, заканчиваю просматривать бумаги для завтрашних переговоров с китайцами, голова идёт кругом. Переговоры должны были вести отец или его первый заместитель — Александр, но они оба завтра уезжали на заготовку и технично передали мне эту прерогативу. Причем об этом я узнала час назад от отца. При сегодняшней встрече он не сообщил мне об отъезде, целенаправленно он это сделал или нет я не знаю, хотя и склоняюсь больше ко второму варианту. Александр тоже хорош — привык прикрываться сильной занятостью на лесозаготовке, хотя, я точно знала, что в лагерях-делянках он не часто бывает. Для вида смотается в лес от силы пару раз в месяц, и занимается текущими, совсем не пыльными делами, лодырь…
Только ради этого и стоило принять у отца общее руководство, чтобы избавить предприятие от таких бездельников, как Александр. Причём, такого рода сотрудники находились в непосредственном подчинении у отца. Возможно, им предавался его безответственный подход к делу? Или его попустительское отношение к работе сотрудников, расслабляло и демотивировало людей.
Поискав под столом туфли, неохотно их надеваю и встаю из-за стола. За окном неторопливо надвигались сумерки. Вот за что я ценила майские вечера: на часах девять, а на улице ещё светло.
Спустившись вниз, на ходу накидываю на плечи пиджак и стараюсь вспомнить есть ли хоть какая-то еда в моём холодильнике. Целый день я питалась некрепким кофе и зелёным чаем, поэтому желудок беспощадно требовал нормальную пищи.
— До свидания, Валерия Гордеевна, — сухо прощается со мной Борис, киваю ему в ответ.
— До завтра.
— Водитель пару часов назад уехал, — словно что-то вспомнив, обращается ко мне сторож.
— Я его отпустила, — тихо отвечаю и неспешно иду по темному фойе к выходу.
У водителя недавно родился сын, стала отпускать его пораньше. Человек не виноват, что сижу здесь до ночи, ему сейчас семья важнее…
В голове в который раз всплывают слова Смирнова о том, что ненавижу людей, у которых помимо работы есть семья и… далее по его дурацкому списку. Как раз напротив, я особенно внимательна к тем людям, которым сейчас трудно или которым нужна помощь… Другое дело, что об этом не ору на каждом углу и стараюсь сделать так, чтобы люди не узнали о моей непосредственной помощи… но я ведь это делаю…
Спустившись с крыльца, встаю будто вкопанная. На стоянке, напротив офиса, оперившись спиной на переднюю дверь автомобиля, стоит он… Собственной персоной Савелий Смирнов, мысли о котором сверлили мою голову целый день.
Какого… он тут ошивается? Разве я его не предупреждала.
— Приходишь раньше всех! Уходишь позже всех! — громко скандирует Савелий, бросая окурок в ближайшую урну, — я было подумал, что ты и ночуешь в кабинете, но нет… Всё-таки ты появилась.
Я оглядываюсь по сторонам и к своему счастью понимаю, что никто не слышит вопли этого наглого Смирного. Он разговаривает со мной, как с подружкой, которую знает сто лет и при этом, его совершенно не волнует, что его могут услышать люди.
Вдохнув через нос порцию прохладного воздуха, решаю игнорировать наглеца и просто прохожу мимо.
— Эй… Эй. Стоп-стоп…
При окрике «эй», моя челюсть сжимается настолько сильно, что готова раскрошить половину зубов во рту, а то и больше. Он совсем охренел?!
Развернувшись, стреляю в парня своим самым злым взглядом.
— Эйкать будете своим корешам из подворотни. Сгиньте с моих глаз, пока хуже не стало… Хотя, куда ещё хуже в вашем случае.
Савелий резко трогается с места и буквально подлетает ко мне. Громко смеясь, парень отвешивает мне шутовской поклон и ещё громче говорит.
— Простите меня, о великая Валерия Гордеевна. Я осознал свою ошибку и теперь хочу заключить с вами мирный договор. Не откажите! Услужите! Не прикажите казнить, только миловать…
Растерявшись, не сразу нахожу, что ответить. Знаю, что он просто издевается надо мной, но грубость отказывается слетать с губ. Такой он сейчас… мальчишка. Озорной. Красивый. Живой.
— Так что, свет наших очей Валерия. Готовы простить мои косяки и необоснованные подгоны? Ааа… чуть не забыл! Не с пустыми
