дерьмово.
Это не грусть, не злость, не обида.
Это липкая и противная апатия.
— Господи, — накрываю лицо ладонями.
Плакать уже не хочется.
Да и кричать тоже.
Хочется проснуться. Открыть глаза и выдохнуть, что мне все это приснилось.
Что мне делать?
Провожу ладонью по круглому животу, будто жду ответа от сыночка, который мягко и приветливо толкается.
Знала, но молчала.
Вероятно, Богдан сейчас ждет того, что я не стану мутить воду нашего семейного оазиса, который оказался болотом.
И как бы ни было мне неприятно сейчас, я согласна с ним, что открытый скандал будет большим злом, чем правда.
У нас через неделю свадьба дочери, которая явно на ранних сроках. Я бы не хотела омрачать ее начало семейной жизни дрязгами с Богданом.
'Аркашу ждут сложные вступительные экзамены, другая страна и непростая учебная программа.
Это и так мощный стресс, а тут сверху бьет новость, что его отец, которого любит и уважает, как сын, годами нас обманывал. Это будут жопа.
Мои пожилые родители не могут похвастаться здоровьем. У отца в прошлом году была операция на сердце, а у мамы — высокое давление и высокая вероятность того, что может накрыть инсульт.
И о себе не стоит забывать.
Вот и выходит, что правда может стать настоящим апокалипсисом для моих детей, близких и самой меня, потому что сейчас у меня очень мало сил.
На бортике ванной вибрирует телефон.
Доча звонит.
Не хочу отвечать.
Она сейчас вся в мыслях о свадьбе, о белых цветах, о платье и о том, что это будет самый счастливый день в ее жизни.
И этот день я могу испортить.
— Да, доча?
— Ма, — тянет Светуся, — слушай, давай… — смеется и шепчет на сторону, но я все отчетливо слышу, — блин, Андрей, прекрати… — вновь орбащается ко мне, — на часик перенесем?
— Будущей теще привет… — раздается смешливый голос моего будущего зятя, — каюсь, это я причина того, что встречу придется перенести.
Света опять смеется.
От ее озорного и легкого смеха сжимается сердце.
— Хорошо, мамуль?
— Хорошо, — киваю.
Звонок обрывается. Сижу минуту. Надо, наверное, предупредить флористку, что встреча переносится на час.
И да, я права. Светуся позвонила мне, а о флористике Кате забыла. Молодость онатакая.
Глупая и эгоистичная.
Накидываю халат на плечи. Затягиваю пояс поверх живота под раздутой грудью, глядя на свое отражение.
Бледная, а глаза красные и опухшие.
Через пять минут, я замираю у дверей столовой, из которой доносится тихий напряженный голос
Богдана:
— Где она может быть? — пауза. — Кристина, ты понимаешь, что это проблема?
Как она вышла на мою жену, м? — опять замолкает и медленно вздыхает, — не реви… Найдут ее…
— ОЙ… — шепотом ойкаю. В моем животе опять кувыркаются.
За дверью воцарилось тяжелое молчание, а после следует:
— С тобой на связи будет Павел. Найдут.
А я все не решаюсь зайти в столовую даже после того, как я выдала свое присутствие.
Я даже пячусь, но Богдан распахивает широко двери, и я его пугаюсь впервые за весь наш брак.
У него все лицо заострилось.
Скулы и подбородок выступили вперед, а глаза недобро сощурены.
— Кристина? — шепотом спрашиваю я.
Богдан молчит и продолжает на меня щуриться.
Я знаю одну Кристину из его прошлого. Это школьная подруга его младшей сестры Иришки, которая младше нас на пять лет.
Я помню эту громкую девочку Кристину, которая никогда со мной не здоровалась, когда я бывала в гостях у Богдана, сердито смотрела на меня и тайком кривила губы.
— Это та Кристина?
Я знаю, что после окончания школы дружба девочек затухла. Не знаю подробностей, но ведь такое часто бывает, что школьные подруги после выпускного, идут разными дорогами.
Стою сейчас перед Богданом и, наконец, до меня доходит, почему шумная Кристина относилась ко мне с тихой агрессией.
Она, похоже, была влюблена в старшего брата подруги. Он же красавчиком был.
Диковатый такой с хищной улыбкой и смехом, от которого мурашки бежали по коже.
Многие на него пускали слюни, а он на мне женился.
По залету.
Женился бы он так рано, если бы я тогда не забеременела с одной лишь нашей близости на его кровати летним жарким вечером.
Я до сих пор помню, как ветер из открытого окна целовал прохладой мою шею в мелкой испарине.
И как мы держались за руки после неловких и неумелых толчков и прислушивались к себе, выискивая в наших юных душах ответ на вопрос “Теперь мы взрослые?”.
— Это та Кристина? — повторяю я вопрос. — Подруга твоей сестры?
Глава 8. Подумай о нашем сыне
Богдан проходит к обеденному столу, за которым было много теплых и дружных завтраков, обедов и ужинов.
Мы смеялись за ним, разговаривали, шутили и строили множество планов.
Мы были идеальной семьей.
Той самой, на которую смотришь и мечтательно вздыхаешь. И все это было ложью.
Я не понимаю.
Не понимаю, как Богдан мог совместить свою ложь с тем, что у нас было. Я бы не задалась этим вопросом, если бы он в нашем браке вел себя сволочью и уродом.
Нет же.
Очень внимательный муж.
Заботливый отец.
Прекрасный и чуткий любовник.
Поднимается тошнота.
Богдан садится за стол на свое место главы семьи. Откидывается на спинку, постукивает пальцами по столешнице и вздыхает:
— Да, это та Кристина.
И замолкает, будто наш разговор окончен, и ему больше нечего сказать, и я тоже молчу.
У меня столько вопросов, но вместе с этим я не вижу в них
