Ознакомительная версия.
Отец Андрей опять глянул весело, въедливо:
— Да как за что? За нашу греховность. И посылаются они как средство излечения от того вреда, который приносит грех душе нашей. Вот, например, рожающая женщина. Ее муки и боль… Но они принимаются как положенные, как оправданные ради рождения ребенка. Точно так же рождение истины. Оно не может произойти без боли. У людей, к несчастью, весьма неопределенны и расплывчаты представления и о зле и о добре, а потому под лозунгом любви и терпимости нередко культивируются гомосексуализм, педофилия и вообще любая безнравственность. Поверить, что Бог на твоей стороне, легче, чем вообще понять, на чьей стороне Он на самом деле. Католики отрекли протестантов от истинной церкви, а те, когда противостояли католикам, шли на них, говоря, вероятно, вполне искренне: «С нами Бог!» И Лютер благословлял именем Божьим, как священник, войну с католиками. И еще фактик, о котором не все знают. На знаменах Гитлера вокруг свастики была надпись: «Gott mit uns!» — «С нами Бог!» Без комментариев… Иисус, обращаясь к ученикам, говорит, что наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу. Простоту и безусловность веры хранят люди, живущие с образом Христа в душе и воспитывавшиеся на протяжении многих поколений на принципах христианской нравственности. Верить целостно можно лишь при необыкновенной чистоте сердца, нравственной неиспорченности и при целомудренном, не засоренном ложными идеями уме. В наше время такое практически невозможно…
— Невозможно? — опять удивилась Ксения. — А как же множество неофитов? Которые верят вполне искренне?
— Была грубо оборвана связь поколений, а в той нравственной грязи, в которой ныне, увы, пребывает мир, нельзя сохранить сердце в чистоте. Его нужно долго и усердно очищать, твердо зная, от чего необходимо очистить. И простые люди в церкви сегодня — это бывшие комсомольцы и комсомолки, так или иначе приобщившиеся к идеологии марксизма. Знаете, Ксения, у меня в храме есть служка — бывший преподаватель научного коммунизма и истории партии. Очень любит об этом всем рассказывать. Пришел к нам как-то освящать куличи мужичок, с виду довольно пропитой. И начал ко всем, с улыбочкой алкаша, приставать с вопросами и разговорами. Привязался и к моему служке. И говорит ему, что вот, мол, сколько народу привлек праздник! А Ленин вроде сказал, что религия — опиум для народа. Служка отреагировал крайне невозмутимо и ответил, что это, на его взгляд, не Ленин, а Маркс сказал. И затем добавил, усмехаясь, что он вообще-то сам в семидесятых годах читал курс истории КПСС. А вот теперь — работает в церкви… Вот как бывает в жизни. Мужичок снова хихикает и спрашивает служку: «А правда, что Редигер (именно так он произнес фамилию патриарха) тоже был коммунист?» На что служка ответил, что нет, он коммунистом не был. И вспоминает, что у Андрея Платонова в романе «Чевенгур» один пролетарий, строитель коммунизма, так формулирует смысл нового будущего: «Что нам ум? Мы хотим жить по желанию!» Без ума, как видите, обойтись хотели. Ну и обошлись…
Ксения вспомнила отца. Правда, насчет ума он так откровенно никогда не высказывался, однако предпочитал жить по указке сверху.
— В январе восемнадцатого, в самый разгар революционного террора, Патриарх Московский и всея Руси Тихон публично предал большевиков анафеме, — продолжал батюшка. — Он призывал безумцев опомниться, прекратить кровавые расправы. И утверждал, что все происходящее — не только жестокое дело, но поистине сатанинское, за которое последует огонь геенны в жизни будущей — загробной — и страшное проклятие потомства в жизни настоящей — земной. Патриарх Тихон знал, что говорил. Два тысячелетия христианской цивилизации… У Максимилиана Волошина есть такие чудесные строки: «А я стою меж теми и другими и всеми силами моими молюсь за тех и за других». Бог правду видит, да не скоро скажет. Революционеры — странные люди, мягко говоря. Сталин учился в семинарии, чтобы стать священником. И кем стал… А фамилия его жены — Аллилуева. Тоже из рода священника. И Дзержинский в молодости хотел стать ксендзом. Но возглавил Чека. Подобная история у Гитлера и Гиммлера. Из бывших монахов также часто получаются сомнительные личности, оставляющие темный след в истории. Рабле, Лютер, Григорий Отрепьев… Примеры красноречивые. И тут есть объяснение с точки зрения духовности: если уж человек дал обет монашества, он должен его выполнять, постриг — понимание своей ответственности. По сути, бывший монах — нечто вроде сотрудника закрытого учреждения, который продает секреты за рубеж. Когда-то наука провозгласила, что разум и вера несовместимы. В нашем сознании осталась такая ложная альтернатива. И теперь мы, обретая веру, сразу отказываемся от разума и бросаемся в мистицизм. Другая крайность. А у русского человека, уже обогатившегося опытом богоотступничества, наивная вера невозможна — ему нельзя сохранить ее без ответов на последние вопросы.
Последние вопросы… сколько их, таких последних… которые Достоевский называл главными и самыми тревожными — о смысле жизни и смерти, о Боге и человеке, о свободе и происхождении из этой свободы добра и зла.
Ксения вспоминала, вспоминала, вспоминала…
В мире, где все и вся идет вразброд, брак — чудо на земле, возможность для двоих, благодаря любви, стать единым существом, прекратить ссоры. Сколько в любви страдания, боли о несовершенстве человека и ликования, что он так неповторимо прекрасен… Слепая? Да почему? Она видит, но не осуждает и не отрекается, плачет, если жизнь изуродована, и готова все исправить и исцелить.
Сашка… он сделал немало ошибок, да кто их не делал… Но главная — он словно отверг Ксенино прошлое, ее жизнь и попытался начать отсчет со встречи в лавре. Забыл, что начинается любовь с души, а не с тела.
Любой юноша окружен мужчинами и женщинами, но когда он полюбит, то рядом с ним — его возлюбленная, а вокруг — люди. И позже, в браке, прежней девушки, которую ты любил, уже нет — значит, нужно влюбиться в свою жену. Это говорил Антоний Сурожский. Телесное единство двух любящих — не начало, а глубина и предел их отношений, и лишь тогда, когда два человека стали едины сердцем, умом, духом, их единство может раскрыться в телесном соединении. И оно тогда — не жадное обладание, не пассивная отдача, а самое настоящее таинство. После замужества жена подчиняется мужу в большей степени, чем родителям: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью».
— И развестись нельзя? — спросила как-то Ксения отца Андрея.
— Почему нельзя? Если доказана супружеская измена или если «идиллия» семьи дошла до того, что супруги дерутся друг с другом и могут друг друга искалечить… Если есть тяжелые болезни или один из супругов пропал… Неверие одного из супругов — не повод для разрушения брака, но, если муж или жена ставят условием «или я, или церковь», «или я, или Бог», с ними можно и нужно развестись.
Ознакомительная версия.
