Ознакомительная версия.
– А что? – насторожилась тетя Соня.
– Бабушка была верующей, в церковь ходила, а вы?
– Тоже хожу… – промямлила тетя Соня.
– Вот в церкви и помяните. Свечку поставьте, службу закажите. А приезжать для этого не обязательно. Раз на похороны не выбрались, сейчас вовсе ни к чему.
– Я не поняла, – уже не плачущим, а возмущенным голосом произнесла тетя Соня, – вы меня не примете, что ли?
– Правильно поняли. Даже не вздумайте явиться, если не хотите, чтобы я вышвырнула вас вместе с вашим барахлом. Забудьте этот адрес как можно скорее. Всего хорошего.
Я бросила трубку на рычажки. И почувствовала мрачное удовлетворение.
Из-за происшедшего я не смогла переехать к Сережке, но постоянно ощущала его поддержку. С ним могла позволить себе быть беспомощной и слабой, тихо поплакать на его теплой груди. Я поверяла ему свои горести, а он внимательно слушал, держал за руку и всегда умудрялся найти нужные слова, после которых я улыбалась сквозь слезы. И еще я отчетливо ощущала, что повзрослела. Вздорная девчонка в провокационной мини-юбке оставалась в прошлом вместе с ночными кошмарами, запыленными скелетами семейных тайн и глупыми мечтами о красивой легкой жизни. Я закрывала прошлое, как закрывают прочитанную книгу – с тем, чтобы отправить на полки истории. Возможно, когда-ни будь я захочу перечесть понравившиеся, интересные или нужные страницы, а все остальное предам забвению. Я научилась прощаться, прощать и забывать.
В коридоре Сережкиной квартиры было темно и тихо. Щелкнул выключатель, лампочка под потолком озарила наши лица неестественным тусклым светом.
– Я ужасно соскучился, Санька… – Сережка поставил сумку на пол и стал целовать мои глаза, волосы, губы, рождая во мне ответную жаркую вибрацию. – Просто с ума схожу…
Внезапно и меня захлестнуло безумное неудержимое желание, такое, что невозможно ждать ни секунды. Жизнь не просто продолжалась, она властно заявляла о себе, воздержание скорбных дней сделало чувства острее.
– Иди ко мне, – прошептала я, торопливо освобождаясь от одежды. – Я хочу тебя. Немедленно…
Жизнь продолжалась.
Часы за соседской стеной пробили два раза. За окном зашуршал по листьям неспешный дождь, потянуло ночной свежестью. Мы лежали на тесном диванчике, прислонившись друг к дружке, легкий сквознячок приятно струился сквозь наши разгоряченные тела. Сережкины пальцы перебирали мои волосы, и я не понимала, как прежде умудрялась засыпать без его гипнотизирующих прикосновений.
– Знаешь, – сказал Сережка, – я подумываю взять отпуск, съездить домой. Хочу, чтобы мы поехали вместе. Познакомлю тебя с родителями, друзьями… Они все замечательные, простые, душевные… Вы понравитесь друг другу. У нас большой дом на Волге, чудесный сад, море фруктов, ягод… А прямо перед окном цветут розы. Каждое утро я буду срезать для тебя свежие цветы и ставить около кровати… Днем будем загорать на белом песке. А по вечерам – сидеть в беседке, увитой виноградом, пить молодое вино, срывать ягоды губами прямо с веточек… Потом пойдем купаться, ночью удивительно теплая вода, мы разденемся догола, а потом займемся любовью прямо на берегу… Соглашайся, я без тебя не поеду.
– Это уже ультиматум. – Я потерлась щекой о его плечо. – Так неожиданно…
– Тебе надо отдохнуть, развеяться, – с горячностью принялся убеждать Сережа. – Соглашайся…
– Это неудобно… Что подумают обо мне твои родители? Ты уже приезжал к ним с девушками?
– Никогда. Мои родители очень хорошие, добрые люди, но немного консервативны. Когда я вырос, папа четко сказал, что я волен жить, как считаю нужным, но в родительском доме не должно быть случайных женщин. Поэтому я всегда приезжал один. Правда, в последнее время родители стали переживать по этому поводу, мол, мне уже двадцать пять, пора обзаводиться семьей… Так что мне придется представить тебя как невесту, если ты, конечно, не против.
Сережкин город встретил режущим глаза южным солнцем и сорокаградусным зноем. Дохнул в лицо обжигающий суховей, моментально иссушил губы, впутал в волосы песчаную пыль.
Невысокий коренастый круглолицый человек в светлой рубашке и матерчатой кепке, с роскошными седыми усами, кустистыми бровями и живыми блестящими янтарными глазами засеменил к нам, разбросав, как крылья, руки, радостно улыбаясь.
– Сереженька!
– Папа! – воскликнул Сережка и бросился наперерез с раскрытыми объятиями.
В следующий миг они хлопали друг дружку по плечам и спине, смеялись и что-то приговаривали, а потом Сергей обернулся, подхватил меня под локоть, поставил рядом с собой, доложил:
– Знакомьтесь. Это Саня – моя невеста. А это – мой папа, Алексей Митрофанович.
– Здравствуйте. Мне очень приятно, – пробормотала я, преодолевая смущение.
– Здравствуй! – довольно крякнул Алексей Митрофанович, расцеловал меня в обе щеки и резюмировал: – Красавица! Худая только. Да и ты отощал, сын. Ну ничего, мать вас живо откормит. Идемте!
Невзирая на протесты Сережки, Алексей Митрофанович подхватил чемодан и с удивительной прытью припустил трусцой к бежевому жигуленку. Нам осталось поспевать следом.
По дороге я припоминала, что Сережка накануне рассказывал о своей семье.
Мать, Галина Макаровна, донская казачка, познакомилась с отцом и осела в провинциальном городке, где мужа назначили замдиректора на химкомбинат, чья-то умная голова догадалась разместить в его благодатном краю, на единственной в мире реке, где нерестится осетр. Галина Макаровна работала начальником планового отдела на каком-то предприятии, чье название я благополучно пропустила мимо ушей.
Автомобиль двигался по прямой, потом нырнул в сторону, поплутал по унылым степным дорогам, подъехал к крутому склону – внизу, в обрамлении изумрудной зелени садов, синела река. Дом прятался в пышной зелени. Отворили калитку, дохнуло свежей прохладой, молодыми листьями, цветочной росой. По краям дорожки росли и благоухали диковинные розы нереальных размеров и оттенков, в деревьях свистели птицы, в кустах горланили цикады, откуда-то сверху свешивались, касаясь волос, желтые и сиреневые виноградные гроздья.
Галина Макаровна, невысокая, пышная, румяная, чернобровая – именно такой я всегда представляла настоящую казачку, в простом бордовом платье, с зачесанными назад смоляными волосами и бархатисто-карими, формы миндального ореха, как у Сережки, глазами, приветливо улыбнулась, заговорила певуче, неторопливо, всплеснула руками:
– Сашенька? Очень рада. Господи, какие худые дети! Скорее мойте руки и за стол!
– Мам, погоди кормить-то, дай отдышаться с дороги, – попытался урезонить Сергей, но Галина Макаровна сунула нам по огромному яблоку, приговаривая:
Ознакомительная версия.
