себе огромный кусок территории под шумок, либо чтобы другие не урвали у самого. Жестокие законы, жестокий мир. Побеждает тот, кто сильней или шустрей. Когти рвать надо. Самое время. А какой смысл? Зачем? Она ушла…
Волков готовил нападение. Оно и понятно, учитывая положение. Если бы нападение совершили на его жену, поступил так же. Волков счастливчик. Завидовал ему. И искренне, как в детстве, люто ненавидел. Волков имел за что бороться. За что драться. За кого мстить. Он ― уже нет. Она ушла…
От того и помог реактивно найти исполнителя. Поднял на уши весь город, все свои связи. Нашел. Самолично отдал Волкову. Сам бы убил, рука бы не дрогнула. За Алису убил. Под пули бы за нее лег, не задумываясь. А она ушла…
Прощальная встреча с Феликсом. Объяснение. Горько. Обидно. Больно. Жестоко. Справедливо? Не факт. Никто не понимал их отношения. Никто не осознавал степень их близости. Друг? Учитель? Наставник? Хозяин? Отец, которого у него по факту и не было? Никто не понял, почему такой, как Феликс, взял под крыло шестнадцатилетнего наглого бритоголового оборвыша, посмевшего украсть у него крупную сумму денег. Убивали за меньшее. Феликс не тронул. Феликс понял. Почувствовал. Обучил. Дал. Поднял. Отпустил. Навсегда. Горько. Больно. Феликс защищал самое дорогое. Самое ценное. Самое важное. Правильно. Сумел. Феликс мог все. Всегда. Начиная у него, мечтал однажды стать похожим на Феликса. А теперь… Баринов понял Феликса. Будь на его месте, поступил так же, ни секунды немедля. Только вот… она ушла.
Звук мобильного. Волков. Благодарит за помощь и содействие в разборках из-за покушения на его жену. Неуклюжими намеками пытается извиниться за свою яростную ответку в процессе. Говорит, готов сотрудничать и всячески содействовать. А за что Волкову извиняться? Баринов понимал. Поступил бы так же. Разорвал бы на х… любого, кто бы осмелился навредить Алисе. Только… она ушла.
Что вечно твердил ему Феликс? “Руслан, ты живешь так, будто сегодня последний день. Завтра ничего не будет”. Возможно. Принимал покровительство Феликса как должное. Не ценил. Уважал, боялся, с почтением относился, но… не ценил. По-настоящему.
Прожив с ним десять лет, Алиса так и не осознала, насколько дорога ему. Не смог, не сумел, или даже не захотел ей показать. Пользовался ее чувствами. Не вкладываясь, не оберегая, не благодаря, а принимая как должное. Все вокруг принимал в порядке вещей. Зарвался. Отрастил корону. Ощущал себя Богом. Наглел. Жил, не задумываясь. Старался заграбастать себе. Для себя. Много. Еще. Побольше. Опустили. Быстро. Мир так устроен. Жестокий урок. Справедливый. Запомнит надолго.
Все правильно. Нельзя надолго запереть певчую птичку в золотой клетке и ожидать, что она будет продолжать звонко голосить, радуя слух. Рядом с ним она потеряла себя. Увяла. Оглушенная его эгоизмом, побитая его предательством, раненая изменами, она безропотно погибала рядом. Смелая. Сильная. Восстала. И ушла…
Только сейчас смог по-настоящему оценить необыкновенный по всем понятиям и законам широкий жест Феликса. Дал ему окончательную свободу. Отпустил на вольные хлеба. Мощно. Щедро. Мудро. Любил его. Должен соответствовать. Должен справиться. Смочь. А она ушла…
Звонок мобильного. Звонил Дэн. Ситуация на пределе. Шутка ли ― дележка территории. Можно возвыситься. Заграбастать себе. Снова. Много. Или… пойти под откос. Опять оказаться ни с чем. Или даже с пулей во лбу, как… Однако теперь… Все казалось неважным, незначительным. Пустым. Нелепым. Он бы справился, разобрался. Если бы только… а она ушла…
“Я не люблю тебя больше, Руслан. Прости”, ― жестоким эхом в голове отдается чарующий грудной голос. Такой мелодичный. Такой близкий. Такой родной. Такой… Горько. Больно. Пусто. Безнадежно. Мрак.
О мраке ему известно многое. Почти всю жизнь в нем прожил. Она единственная, кто давал ему надежду, что он окончательно не оскотинится. Не увязнет в поглощающей затягивающей темноте. Видел, как многие из нее не вылезают. Как темнота вбирает, обволакивает в свои путы и не отпускает. Многие не вылезли. Потонули. Утопли. До сих пор у него была надежда. Что не скатится напрочь. Вылезет. Выберется. Сможет. А она ушла…
Зябко. Холодно. Пусто. Отчаянно. Безнадежно. Она ушла… Все оказалось бессмысленным. Неважным. Напрасным. Никчемным. Нелепым. Тусклым. Безжизненным… она ушла…
Острая нехватка воздуха. Нет, не болен. Только словно вырвали легкие. Стало нечем дышать. Задыхался. От боли. Горечи. Бессмысленных потерь. Разочарования в себе.
А она ушла… оставив после себя лишь легкий шлейф аромата весенних тюльпанов. От отчаяния попытался глубоко вздохнуть. Не смог. Воздуха нет. Кислород перекрыли. Алисы нет рядом. Смысл бороться, побеждать, драться? Сил не осталось. Да и зачем? Стараться выживать. Для кого? Ради чего?
Увидел забытый ею летний шелковый шарф. Держа в руке разноцветную воздушную ткань, скрючился от невыносимой боли и отчаяния. Вдохнул ее запах и обессиленно рухнул на пол, согнувшись вдвое. Прикрыл глаза одновременно от боли и блаженства. Мазохист? Возможно. Наркоман? Естественно. Кажется, пролежал так вечность. Согрелся. Слабо. Однако… не сдастся. Он ее вернет. Сейчас отпустит. Ненадолго. Позже вернет. Сам разрушил, сам восстановит. Она больше не любит? Пускай. Готов ползать за ней, преследовать, как бездомный пес. Чтобы вернулась. Приняла назад. Простила. Поверила. Даже если прогонит, если пнет, приползет обратно. Найдет ли себе другого, разорвет… Того, другого. Ее не сможет. Рука дрогнет. Он стерпит. Поймет. Не перестанет волочиться за ней. Он ее вернет. Эгоист? Без сомнения. Не отпустит. Не может. Не выживет. Сдохнет. Вернет. Потому что без нее ― хоть головой об стену… Без надежды жить нельзя…
ГЛАВА 17
Меняю дни, меняю ночи,
Меня меняют, мне не очень.
Родной язык не помогает,
Чего хочу не понимаю!
Мой путь к себе открыл лишь пропасть,
И для меня уже не новость,
Советы вслух, звонки друзей,
Они не помогают мне…
Да, я больше не могу тебя хотеть!
Да, я больше не хочу тебя любить!
Ведь у меня остались ночи наших дней,
Разговоры ни о чем, и ты ничей.
Да, я больше не хочу тебя любить!
Да, я больше не могу тебя хотеть!
Где-то одиноко светится мой свет,
Где-то там,
