и оборачиваюсь.
— Вот почему ты сказал, что сначала заставишь меня влюбиться в тебя, прежде чем я узнаю все твои секреты, верно? Потому что даже если бы я смогла смириться с тем, чем ты зарабатываешь на жизнь, ты понимал, что я вряд ли смогу пережить нечто подобное. — Кейдж молчит. Его грудь быстро поднимается и опускается. Его темные глаза горят. — Что ж, поздравляю. Твой план сработал. И не смей разговаривать со мной до конца дня, потому что я так зла на нас обоих, что готова взорваться!
Глаза Кейджа вспыхивают. Он делает шаг вперед, его взгляд обжигает меня.
— Ты хочешь сказать, что влюблена в меня?
Раздраженная, я вскидываю руки в воздух.
— Ты что, издеваешься? Тебе прямо сейчас хочется услышать признания в любви? Сейчас, когда я готова открутить тебе голову?
Все еще медленно продвигаясь вперед, Кейдж тихо произносит:
— Ты влюблена в меня. Скажи это.
Я так злюсь, что меня начинает трясти. Я тоже все еще немного плачу, но слезы отошли на второй план, и теперь ярость заняла их место. Кипя от злости, я смотрю на него.
— Ты эгоистичный, высокомерный сукин сын.
— Виноват. Скажи это...
— Разве я согласилась бы на это безумие, если бы не была влюблена в тебя?
Голос Кейджа падает на октаву, становясь убийственно нежным. Он все еще продвигается вперед.
— Тогда скажи это. Скажи мне. Я хочу услышать эти слова.
— А я хочу слышать, как ты стонешь от боли, когда я бью молотком по всем твоим пальцам, но мы не всегда можем получить то, что хотим.
Я разворачиваюсь и выхожу из гостиной, иду по коридору в свою спальню. Кейдж идет за мной по пятам. Я врываюсь в ванную, намереваясь захлопнуть за собой дверь и запереть ее, но он слишком близко. Кейдж врывается ко мне, толкает к раковине.
Взбешенная тем, что Кейдж не оставляет меня в покое в том месте, где я бы спокойно могла насладиться нервным срывом наедине с собой, я хватаю расческу с раковины и размахиваю ею перед ним.
— Не заставляй меня использовать это на тебе!
Это нелепая угроза, отчасти потому, что у меня нет ни малейшего намерения ударить его расческой, а отчасти потому, что Кейдж, вероятно, просто посмеялся бы надо мной, если бы я это сделала, но это заставляет его остановиться.
Кейдж смотрит на расческу в моей руке, потом снова на меня.
Его голос звучит хрипло.
— Может, тебе стоит сделать это.
Смущенная тоном его голоса и новым, полным секса взглядом, я на секунду замираю.
— Эм… что?
— Может, тебе стоит наказать меня?
Когда я понимаю, что Кейдж имеет в виду, удивленно поднимаю брови, а он кивает.
Затем Кейдж поворачивается и идет к открытой двери, стягивает спортивные штаны до середины бедер и поднимает руки над головой, упираясь предплечьями в лепнину вокруг верхней части дверного проема.
Расставив ноги, оголяя спину и задницу, он оглядывается через плечо и ждет.
27
Нат
Кейдж является обладателем одной из тех идеальных, твердых, округлых мужских задниц, которые вы можете видеть у элитных спортсменов. На ней нет ни грамма жира. Кожа там бледнее, чем у него на спине или бедрах, при этом она выглядит мягкой, нежной и безупречной.
Держу пари, если бы я сильно ударила по ней расческой, кожа бы там приобрела вишнево-красный оттенок.
Я сглатываю, потому что во рту пересохло. В ушах у меня странное жужжание. У меня немного кружится голова. Моя ярость вылетела в окно, ее место заняли сексуальные эндорфины, пропитавшие мою кровь.
Неудивительно, что Кейдж хочет отшлепать меня. Просто стоя здесь и обдумывая идею сделать это с ним, я вибрирую всем телом, как одна из моих игрушек.
— Не беспокойся о том, что причинишь мне боль. У меня высокий болевой порог, — произносит Кейдж.
— Знаешь, это обломает весь кайф, если ты не чувствуешь боли.
— Я не говорил, что не смогу ее почувствовать. Я просто не хочу, чтобы ты сдерживалась.
Голос Кейджа мягкий и гипнотический. Или, может быть, я чувствую себя загипнотизированной от того адреналина, заполняющего все мои вены.
Когда я сказала Кейджу, что позволю отшлепать себя только в том случае, если сначала сделаю это с ним, я не думала, что гипотетическое предложение станет реальностью. Это была пустая угроза, потому что какой мужчина позволил бы своей девушке надрать ему задницу?
Такой, как этот, по-видимому.
Кейдж злой гений.
Когда я подхожу к нему ближе, расческа в моей руке становится теплее, как будто она живая. Она деревянная, с огромным плоским прямоугольным верхом, предназначена для расчесывания густой шевелюры, как у меня.
По форме она похожа на весло.
Я останавливаюсь сбоку от Кейджа. Передо мной открывается великолепный вид на его тело, все эти татуировки и выпуклые мышцы. Его толстый, наполовину эрегированный член упирается в бедро.
Когда я в волнении облизываю губы, он хрипло произносит:
— Я буду считать вслух.
Десять шлепков по его голой заднице в качестве наказания, пока он отсчитывает их своим сексуальным, грубым голосом…
Это рождественское чудо.
Кейдж смотрит на меня через плечо. Его дыхание участилось. Воздух в комнате кажется теплым и опасно заряженным, как будто одна искра может вызвать гигантский взрыв.
— Черт возьми, Натали. Сделай это!
Кейдж, должно быть, знал, что отрывистая команда выведет меня из себя, потому что когда моя рука послушно выполняет приказ, а расческа с треском соприкасается с его кожей, Кейдж издает удовлетворенный возглас, как будто только что выиграл пари с самим собой.
В его голосе проскальзывает смешинка, когда начинает считать:
— Один.
Я стискиваю зубы и снова опускаю руку.
— Ты самодовольный...
Щелк!
— Властный...
Щелк!
— Несгибаемый...
Щелк!
— Самоуверенный...
Щелк!
— Придурок!
Я останавливаюсь, тяжело дыша, уставившись на задницу Кейджа. Она приобретает очень приятный оттенок пятнисто-розового цвета. Когда я смотрю на его лицо, его глаза горят живым огнем.
— Полегчало?
— Нет. Ты не считал.
— Да, верно. Мы уже на пяти. Не хотелось тебя отвлекать.
Я окинула взглядом его тело с головы до ног. Кейдж не напрягается, чтобы держать руки над головой, но его дыхание неровное. Тонкая струйка пота выступила у него на лбу.
Его эрекция теперь твердая, как камень, торчит из бедер и указывает на потолок. Маленькая капелька прозрачной жидкости поблескивает в щели головки члена Кейджа.
Я не хочу, чтобы все закончилось
