же Илья был убежденным холостяком, чего не скрывал. Меня это устраивало.
— А что с Ильей? — я пожала плечами. — Типовой секс без обязательств. Плюс медицинский пиздеж. Оптимальный вариант.
Тут пришел с работы Мишка, и я поспешила распрощаться. Но разговор оставил тягостное ощущение. Нет, не из-за Костиной женитьбы. Из-за ее проблемы.
— О чем задумалась, детина? — спросила на следующий день Тамара, когда мы пили кофе в ординаторской.
Меня всегда умиляло, что так называется комната для врачей. Моя ординатура благополучно закончилась летом, других ординаторов в клинике не было. Мне предстояло отработать там обязательные три года, но пока все устраивало. Варвара заявила, что теперь я самостоятельный специалист, и отпустила в свободное плавание. Пересекались мы только на каких-то общих собраниях, хотя я всегда могла позвонить ей, если требовалась помощь.
С Тамарой отношения у меня сложились ровные и дружелюбные, но не слишком близкие. Появлялась она в клинике не так уж и часто: сначала один декрет, потом на него наложился второй. Полгода назад она родила еще одну дочку. Приема не вела, приезжала по всяким административным делам, как сейчас.
— У подруги проблемы. Шестой выкидыш за восемь лет. Тридцать три года. Усыновление и суррогатку муж не хочет. Она уже рукой махнула на все. Собаку завела.
— А что врачи говорят? Тридцать три — это еще не старость. Помню, у отца пациентка была, в сорок родила, после десятка выкидышей. Правда, лежала все девять месяцев с ногами к потолку.
— Гормональная дисфункция.
— Маша, — Тамара сердито сдвинула густые брови, — у тебя по эндокринологии что было?
— «Хорошо».
— А жаль. Потому что совсем не хорошо. «Гормональная дисфункция» — это сферический конь в вакууме. Бывает гормональный дисбаланс, бывает дисфункция какого-либо органа или системы, в том числе и гормонального происхождения. Если врач ставит такой диагноз, в топку такого врача. Могу отца попросить ее посмотреть, он же как раз по невынашиванию спец. Хотя бы скажет, насколько все безнадежно.
— Ой, спасибо, Тамара, — я прижала руки к груди.
— Спасибо пока не за что, — она взяла телефон и набрала номер. — Па, привет. Не мешаю? Слушай, ты можешь одну женщину посмотреть? Подруга нашей Маши. Какая-то зверская гормональная невынашиваемость… Да, хорошо, спасибо. Ну вот, — Тамара повернулась ко мне. — Я тебе дам его телефон. Пусть позвонит и договорится. У него, конечно, прием стоит как крыло «Боинга», но обычно оно того стоит.
— Чумак? — удивилась Марго, когда я позвонила и рассказала ей. — Который в Первом меде? Мне его рекомендовали после прошлого раза. Но я тогда уже рукой махнула и не пошла. Думаешь, стоит?
— Думаю, да. Тем более ты ведь не просто так с улицы придешь.
— Хорошо, — она тяжело вздохнула. — Схожу. Хуже точно не будет.
Странно, но меня словно что-то оцарапало. И стало не по себе.
Через три дня Марго перезвонила — доложить о визите.
— Приятный такой дядька, — сказала она. — Внимательный.
— Рит, не зли меня. Приятный, я сама знаю. Что говорил?
— Долго изучал — и меня, и все мои бумажки. Расспрашивал. Сказал, что дисбаланс гормональный налицо, а вот явной причины он не видит. Значит, есть неявная, просто так ничего не бывает. Отправил МРТ головы делать, с каким-то особым контрастом. Без контраста пару лет назад делали, опухоли всякие искали. И знаешь, мне показалось, что-то ему там не глянулось, когда снимки смотрел.
Сева
— Мы будем скучать, Севка!
Элька ловко растащила Хосе-Рикардо и Лусию, сцепившихся из-за игрушки, и обняла меня, едва не задавив огромным животом: до родов ей оставалось чуть больше недели.
— На этот раз случайно не тройня? — подколол я.
— Я бы сразу повесилась, — она закатила глаза. — Нет, всего одна девочка. Но большая.
— Давай, Сэв, — Диего тоже обнял меня. — Будем на связи. Если захочешь приехать, только напиши, сделаем приглашение.
Такси ждало за воротами. Свою машину я уже продал. Вещи, которые не брал с собой, раздал или выбросил. В квартире предстояло провести последнюю ночь. Утром — в аэропорт. Автобусом до Сан-Франциско, потом в Питер через Стамбул — почти двадцать часов. Больше всего беспокоился, как перенесет полет Бакс. За два года он превратился в огромного мордатого котяру, который вместе с переноской весил больше разрешенного для «живой» ручной клади. Пришлось оформить его в багаж.
Контракт мой закончился, продлить не предложили, и я прекрасно понимал почему. Впрочем, за работу поблагодарили и даже выплатили большую прощальную премию. Денег на счету скопилось прилично: все эти годы я зарабатывал намного больше, чем тратил. Пришлось попыхтеть, чтобы легально переправить их в Россию Женьке, немало потеряв на комиссиях и конвертациях. Но еще и от аренды квартиры за восемь лет набежало. До тех пор пока не найду работу, должно хватить.
Я возвращался от Диего и Эльки домой, хотя дома у меня фактически не было. Ни в Америке — уже, ни в России — еще. Сейчас, даже не сев в самолет, я болтался между небом и землей. Как и восемь с лишним лет назад, целый пласт жизни стремительно обваливался в прошлое. Как будто я стоял на краю обрыва, а влажная глина уже ехала под ногами, увлекая меня за собой.
Бакс вышел в прихожую, косясь настороженно на стоящие там сумки и чемоданы. И особенно на переноску, которую ненавидел по визитам к ветеринару. Эх, это он еще не подозревал, что его ждет в ближайшие сутки. А может, как раз и подозревал?
Забавное совпадение, мне снова пришлось сидеть у аварийного выхода. Только вместо Эльки рядом сидел благообразный старичок, с которым мы за весь путь до Стамбула не перекинулись и парой слов. Он читал, смотрел кино, спал, а я…
Я думал о будущем. Пытался представить его — и не мог.
Когда мои коллеги узнали, что я возвращаюсь домой, они были дико удивлены.
Как, Сэв, ты летишь туда⁈ Сейчас? Ты с ума сошел? Ты проработал почти пять лет, а уже через три года мог подать ходатайство на грин. Почему ты этого не сделал? Неужели не знал?
Да, я летел туда — и именно сейчас. Может быть, год назад, когда все началось, еще было непонимание, но потом оно развеялось, и я выбрал свою сторону. Именно поэтому и возвращался. Ну а гринка… Конечно, я знал, конечно,
