не прикасается.
Он отступает назад и качает головой.
— Иди домой.
Бо
Когда я вошел в NOLA и увидел Лорен и Престона, стоящих в двух шагах друг от друга, я позволил себе вспылить. Лорен повернулась ко мне в шоке, и первые слова, вырвавшиеся из ее уст, были ложью. Я слишком остро отреагировал. Следующие несколько часов я провел в раздумьях, размышляя о том, почему ее первым побуждением было солгать мне. Размышлял о том, что у нее с Престоном есть совместная история. Когда-то она любила его. В подростковом возрасте она не могла насытиться им, и я убеждал себя в том, что, возможно, между ними все еще есть чувства. Дело в том, что они есть, с его стороны.
Я никогда не был из тех, кто позволяет проблемам накапливаться, поэтому на следующее утро после «Дома Блюза» навещаю Престона на работе. Понятия не имею, будет ли он сегодня там, но звонить заранее не стал. Хочу застать его врасплох точно так же, как он застал меня врасплох вчера. Я хочу вообще пропустить этот разговор. Я хочу выволочь его на улицу и прибегнуть к насилию. Он весь улыбается и говорит «рад тебя видеть» мне в лицо, а потом настраивает Лорен против меня за моей спиной? Пришло время, чтобы он предстал перед суровым, мать его, светом дня.
У Престона пока нет личного кабинета. Он сотрудник компании, и ему отвели небольшую кабинку на первом этаже перед отделом дизайна интерьеров. Туда меня направляет седовласая миниатюрная офис-менеджер, которая приветливо мне улыбается. Она слышала обо мне, о некоторых моих работах в городе. Она читала статью обо мне в Times-Picayune несколько недель назад, и ее впечатлило, что я сейчас здесь.
— Вы подумываете о том, чтобы поработать с нами над проектом? — взволнованно спрашивает она, протягивая мне визитную карточку.
— В настоящее время нет, — качаю головой и говорю ей, что я здесь по личному делу.
Я сказал ей, что Престон ждал меня, когда только приехал, сказал, что не будет ничего страшного, если подожду его у стола. Я использовал термин «старые друзья», потому что это почти правда.
— Может, вам воды принести или еще чего-нибудь? — говорит она, широко улыбаясь. — Совещание по проекту Престона закончится только через 10 минут или около того.
— У меня все хорошо. Спасибо вам за помощь.
Когда я остаюсь один в кабинке Престона, я отступаю назад и осматриваю его пространство. Здесь беспорядок: испачканные кофейные кружки и обертки от завтраков из фастфуда. Его рабочий телефон покрыт коркой грязи. Мое внимание привлекает фотография его и Лорен на доске объявлений за его компьютером. Она одна из многих: Престон с блондинкой, рыжей, двумя брюнетками. Он приколол фотографии, как бы говоря: посмотри на всех этих подруг, горячие женщины, я знаю. К некоторым добавились непристойные детали. Кто-то наклеил стикер с пенисом, грубые слова. Я протягиваю руку вперед и сдергиваю фотографию Лорен с доски.
Мимо проходит пожилой усатый мужчина и наблюдает за мной поверх края своей кофейной чашки. Он видит фотографию в моей руке, отворачивается и продолжает идти. Интересно, есть ли здесь у Престона кто-нибудь, кроме охраны, готовый заступиться за него? Я бы удивился, если бы это было так. Присаживаюсь на край стола и жду его. Встреча завершается быстрее, чем ожидалось. Сотрудники выходят из конференц-зала, и я наблюдаю, как Престон пересекает зал, сосредоточив все свое внимание на телефоне. Он печатает с самодовольной улыбкой на лице.
Он не замечает меня, пока я не оказываюсь в нескольких шагах от него. Поднимает взгляд, снова опускает его на телефон, а затем повторяет то же самое.
Я улыбаюсь и остаюсь сидеть на столе.
Он ускоряет шаг, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто больше меня не видел.
— Доброе утро, Престон. Я подумал, нам следует поговорить.
— У тебя хватает наглости прийти сюда? — он понижает голос, чтобы его не услышали в других кабинках. — Это мое рабочее место.
— Застает врасплох, да? Когда кто-то без предупреждения появляется на месте твоей работы, — говорю я, саркастически понижая голос. — Между нами говоря, это немного мудацкий поступок.
Он бросает свой телефон на стол, замечает пропавшую фотографию Лорен, и тогда я указываю на обрывки в мусорном ведре.
Его лицо краснеет.
— Ладно, крутой парень, говори, что тебе нужно, а потом убирайся к черту из моего кабинета.
Я наклоняю голову.
— Это считается кабинетом? Может быть, ты предпочел бы место со стенами?
Его соседка по кабинке прочищает горло, встает и встречается со мной взглядом поверх короткой перегородки. Слабая улыбка, которую она пытается подавить, прежде чем умчаться со своей чашкой кофе, ясно дает понять, что она на моей стороне. Интересно, насколько это плохо, работать так близко к такому придурку?
— Я рад перенести это куда-нибудь в другое место, — говорит он с фальшивой, приглушенной бравадой.
Встаю и подхожу к нему. Он отступает назад и заглядывает мне через плечо. Без сомнения, за нами наблюдают люди. Он смущен этой демонстрацией, и, возможно, позже ему придется пойти в кабинет мистера ЛеБлана с представителем отдела кадров и обсудить, что именно произошло. Он будет хитрить и сваливать вину на меня, но мистер ЛеБлан умный человек и знает истинное лицо Престона. Я не волнуюсь.
— На самом деле, мне здесь комфортно. У меня есть теория, Престон, и я хотел бы узнать твое мнение по этому поводу.
Его глаза — кинжалы, пытающиеся пронзить меня насквозь.
— Ты знаешь тех конгрессменов, которые всю свою карьеру кричат о том, что геи разрушают мир, а потом их ловят на измене жене с мужчиной?
— Что за хрень ты несешь? — шипит он.
— Это называется формированием реакции. Эти мужчины чувствуют гнев и стыд, поэтому они проецируют свою вину на других, а затем набрасываются на них.
— У меня нет времени…
— У тебя нет чувств к Лорен, Престон. Ты испытываешь к ней не больше чувств, чем к любой из тех женщин, чьи фотографии ты вешаешь на стену, чтобы похвастаться перед своими приятелями. Для тебя она — трофей, кто-то, кого одобряют твои родители. Ты хочешь жениться на ней и положить ее на полку, чтобы вернуться к тому, что у тебя получается лучше всего: думать о себе.
Он открывает рот, и я поднимаю руку. Если он сейчас начнет со мной спорить, нет никакой гарантии, что я не набью ему морду. Даже сейчас мне трудно сопротивляться.
— Перестань ей звонить. Перестань ее беспокоить. Ты показал, что
