В начале второй декады сентября Сара вдруг почувствовала себя настолько хорошо, что попросила Франсуа пойти с ней к водопаду. Утром они собирали кукурузу, и Сара немного устала, но все же не настолько, чтобы отказать себе в удовольствии прогуляться по лесу.
Франсуа ее просьба скорее встревожила, чем обрадовала.
— А ты уверена, что сможешь дойти? — осведомился он и нахмурился. — Мы действительно давно там не были, но я не знаю, стоит ли рисковать сейчас.
— Но я чувствую себя прекрасно, — ответила Сара, нисколько не кривя душой. После обеда она посидела в тени и выпила кружку холодной ключевой воды, которая подействовала на нее словно самое лучшее лекарство.
Тем не менее Франсуа продолжал сомневаться.
Если Сара не ошиблась в расчетах, то ребенок мог появиться на свет со дня на день.
— Может, все-таки лучше походим рядом с домом? — спросил он, кляня себя за то, что так и не удосужился пригласить из поселка какую-нибудь женщину, которая могла бы подсказать ему, насколько опасно задуманное Сарой путешествие.
— Но я очень скучаю по тому месту и по нашим прогулкам! — заупрямилась Сара, и Франсуа вынужден был в конце концов согласиться, ибо боялся, что она может уйти без него.
Через полчаса они тронулись в путь и шли очень медленно, часто отдыхая. Не скоро они добрались до водопада, но, лишь только заслышав вдали неумолчный шум падающей воды, Сара сразу приободрилась и пошла скорее. Она выглядела очень счастливой и довольной, и, глядя на нее, Франсуа позволил себе улыбнуться. У нее была неуклюжая, утиная походка, отекшее лицо и огромный, круглый, как мяч, живот. Такого живота Франсуа никогда прежде ни у кого из женщин не видел — он даже хотел спросить, так ли она выглядела во время прошлых беременностей, но не решился. Он не хотел напоминать ей о прежних ужасах — Сара и так слишком боялась за свое неродившееся дитя.
Она, правда, мужественно таила страх в себе и ничего не говорила, но он чувствовал ее напряжение и пытался как мог успокоить ее.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Сара. — Я смешная, да?
— Я люблю тебя, — просто ответил Франсуа, и Сара кивнула. Она все поняла.
Между тем они вышли к водопаду, и Франсуа заговорил с ней о пустячных, милых вещах, которые должны были отвлечь ее от грустных мыслей.
О том, что на западе продолжаются военные действия, он больше не упоминал из боязни растревожить ее еще больше и всеми силами старался обойти скользкую тему. Вместо разговоров о войне он показывал ей разные растения и цветы, называл их индейские названия и рассказывал о том, какими полезными свойствами обладает тот или иной невзрачный стебелек. Под конец он собрал ей целый букет ярких осенних цветов и принес его домой, чтобы поставить в спальне.
Франсуа как раз занимался хозяйственными делами во дворе, когда из кухни, где Сара готовила ужин, донеслись стоны. Франсуа бросился в дом, поняв, в чем дело. Началось! Он надеялся, что все произойдет быстро, потому что у Сары это был седьмой ребенок. Даже Плачущая Ласточка, которая рожала впервые, освободилась от бремени за какой-нибудь час, который, впрочем, показался Франсуа вечностью. За все время, пока он ждал у палатки, куда отвели ее другие индианки. Плачущая Ласточка крикнула только раз, и с тех пор Франсуа пребывал в уверенности, что роды — дело несложное. По сейчас, едва увидев лицо Сары, он понял, что от боли она едва способна говорить.
— Все хорошо, любимая… Я здесь… Сейчас все будет хорошо… — бормотал он, подхватывая ее на руки. На камнях возле очага стоял котел с только что закипевшей водой, а па столе лежали очищенные овощи, но Франсуа уже понял, что сегодня работникам придется обойтись фруктами, если только они не догадаются сами себе что-нибудь сварить.
— Хочешь, я позову кого-нибудь из женщин? — спросил он, неся Сару в спальню и укладывая ее на постель, но она отрицательно покачала головой.
Патрик или Джон могли доскакать до Шелбурна и позвать к ней кого-то из женщин, по Сара знала, что они вряд ли успеют. Кроме того, она давно не верила ни докторам, ни повитухам: они не помогли ей в прошлые разы, и Саре вряд ли стоило надеяться на них сейчас. Ей хотелось, чтобы с ней был один только Франсуа — так ей было бы легче переносить боль.
— Мне… никто… не нужен. Только ты, — прошептала она, кусая губы. Боль накатывала на нее приступами, и она все сильнее впивалась пальцами в руку Франсуа. Ребенок был довольно большим, и Сара знала, что родить ей будет нелегко, хотя это и были ее седьмые роды.
Вопреки всем надеждам Франсуа, схватки растянулись на всю ночь, и он несколько раз порывался послать кого-то из работников в Шелбурн или даже в гарнизон, где был врач, но Сара останавливала его. Она ничего не говорила и почти не кричала — она только стонала, однако смотреть, как ее скручивает боль, было невыносимо тяжело. Франсуа то и дело обтирал ее полотенцем, смоченным холодной водой, но Саре продолжало казаться, будто ее тело охвачено огнем. В какое-то мгновение ей даже показалось, будто сбывается проклятье Эдварда, который пожелал ей вечно гореть в адском пламени, но она отогнала от себя эти мысли и только сильнее сжала руки Франсуа, которых почти не выпускала.
После полуночи схватки стали гораздо сильнее, но ничего не происходило, а Сара уже начала уставать. Каждый раз, когда она испытывала очередной приступ боли, ей хотелось вытолкнуть ребенка, но он никак не появлялся, и Сара была близка к отчаянию. Франсуа тоже пребывал в панической растерянности. Он видел, как мучается Сара, но не знал, что можно для нее сделать и как облегчить ее страдания. Он посоветовал ей кричать, если хочется, но Сара только сжала в зубах свернутое жгутом полотенце, сквозь которое проникали только ее глухие стоны.
— Все будет хорошо, милая, только еще немножечко напрягись! — растерянно бормотал Франсуа. Нахлынувшее на него чувство беспомощности и бессилия было таким острым, что он едва не заплакал.
Сара продолжала прилагать отчаянные усилия, чтобы освободиться от бремени, и Франсуа мог только крепче прижимать ее к себе и молиться, чтобы все закончилось как можно скорее. Он пытался припомнить все, чему его учили индианки, но в голове у него была такая каша, что выудить из нее что-нибудь путное не представлялось возможным.
Неожиданно у него в мозгу как будто сверкнула молния, и он вспомнил, что рассказывала ему Плачущая Ласточка. Не тратя времени даром, он схватил Сару за плечи и стал приподнимать ее так, чтобы она оказалась в сидячем положении, однако это оказалось не так-то легко. Сара не понимала, что он от нее хочет; впрочем, даже если бы она знала, то вряд ли сумела помочь ему, ибо ее сведенные судорогой мускулы утратили гибкость и стали неподатливы.
