— Это невозможно исправить.
Алессио вздыхает. — Мне придется поговорить об этом с папой. Он не будет рад, что ты не появился в первый день.
— Мне пле…
— Плевать. Я знаю.
Он проводит ладонью по голове, выглядя озадаченным. — Вот почему у меня нет друзей. Люди слишком сложны.
— А ты, похоже, знаешь, как их раскусить.
— Они просты только тогда, когда на кону стоит их жизнь. Все просто хотят выжить.
— Не я.
— Отсюда и путаница, — бормочет он.
Я допиваю воду, ставлю стакан на место и сворачиваюсь калачиком на диване. Я больше не хочу говорить. Я не хочу больше думать. Я просто хочу, чтобы тьма поглотила меня, чтобы я ничего не чувствовал.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь перейти черту бессознательного состояния, я чувствую, как кто-то накидывает на меня одеяло.
— ВСТАВАЙ.
Что-то толкает меня в ногу. Я игнорирую это.
— Неро, вставай.
— Ммм, оставь меня в покое.
Я поднимаю ногу на ту поверхность, на которой сейчас лежу, и поворачиваюсь на бок, подальше от человека, издающего столько шума.
Это срабатывает. Меня оставляют в покое. Медленно я втягиваюсь обратно в темноту…
ОООООХ.
Холодно! О, черт, как холодно!
Я сижу, задыхаясь. — Какого черта!
Многие вещи быстро приходят в голову. Я лежу на диване, моя рубашка насквозь промокла, надо мной кто-то стоит, но слишком светло, чтобы разглядеть, кто это.
Я поднимаю руку, прикрывая глаза. — Раф?
— И давно ты так лежишь? — требует Раф, звуча раздраженно.
Я снова застонал. Зачем ему открывать жалюзи? Я дезориентирован, голова кружится, хочется пить, а сетчатку глаза словно обожгло.
— Я не знаю. Который час?
Я одергиваю мокрую футболку.
— Шесть вечера.
Это значит, что с момента ухода Блейк прошло всего четыре часа. А мне кажется, что я пробыл так гораздо дольше.
Мой взгляд встречается со взглядом Рафа. — Почему ты здесь?
— Мне позвонил Алессио. Я был на встрече в Олбани. Приехал сюда, как только смог.
— Тебе не нужно было этого делать. Я в порядке.
Раф закатывает глаза. — От тебя пахнет так, будто ты купался в виски.
— Думаю, я выспался. В основном.
— Я отведу тебя в парк. Тебя нужно вывести на прогулку и проветрить.
— Я не гребаный щенок, — бормочу я.
Его взгляд сужается. — Что?
Фу. Это его голос «не дай мне этого дерьма». Он не уйдет, пока я не сделаю то, что он говорит.
— Неважно.
Я отталкиваюсь от дивана и поднимаюсь на ноги. Это ошибка. Все шатается, пока Раф не хватает меня за локоть и не поддерживает.
Он вздыхает. — Я должен был приехать сюда сразу, как только ты сказал, что тебе нужен самолет для Блейк. Почему ты позволил ей уйти?
Я высвобождаю локоть из его хватки. — Потому что это было правильно. Нет ничего более смертоносного, чем женщина, которая заставляет тебя поступать правильно, не так ли?
Жесткие черты его лица смягчаются. — Давай. Надень новую рубашку, и пойдем. Ты сможешь пофилософствовать, когда мы окажемся на улице.
Мы берем такси до Центрального парка. Там полно туристов, гуляющих с собаками, и стариков, сгорбившихся над шахматными досками. Мы берем кофе в грузовике и прогуливаемся по извилистой дорожке.
— Я никогда не приводил сюда Блейк, — говорю я Рафу. — Пытался однажды — в тот день, когда мы получили пахана. Максим появился как раз в тот момент, когда мы собирались уходить, и на этом все закончилось.
Теперь у меня никогда не будет возможности прогуляться с ней. Мое горло сжимается.
— Расскажи мне, что произошло сегодня утром.
— Она чуть не умерла от пулевого ранения, Раф. Я заставил ее вступить в этот брак, в этот мир, и она чуть не умерла из-за этого. Поэтому я дал ей свободу сделать свой собственный выбор. — Я выдохнул. — Она предпочла вернуться к нормальной жизни, а не жить со мной.
Раф отпивает кофе. — Почему?
— Наверное, потому что она не хотела закончить жизнь, как моя мама. Убитой во время ужина.
— Она беспокоилась о своей безопасности?
— Она не сказала этого прямо. Она вообще ничего не говорила. Она просто сказала, что собирается уехать, а на следующий день — сегодня — ее уже не было.
Выражение лица Рафа остается нечитаемым, пока мы продолжаем идти, но я могу сказать, что он думает, анализирует. Он всегда был расчетливым, планирующим на десять шагов вперед. Вот почему он — дон, а я — всего лишь капо, утопающий в виски и сожалениях.
— Ты идиот, — наконец говорит он.
Я откидываю голову в сторону и смотрю на него. — Прости что?
— Ты меня слышал. Ты идиот. — Он делает еще один глоток. — Дать ей выбор остаться было правильным шагом, но отпускать ее, даже не попросив объясниться, было глупо.
Меня охватывает гнев. — Какое право я имел так поступать?
Раф прекращает идти и поворачивается ко мне лицом, его взгляд жесткий и непреклонный. — Ты не единственный, кто страдает после того дерьмового шоу, которое устроили паханы. Думаешь, твоя жена не переживает? Ты дал ей выбор, конечно. Но ты не задумывался о том, что она может не захотеть этого выбора? Что она не в том состоянии, чтобы так быстро принять важное решение?
Я хмурюсь, не зная, как ответить.
— Как ты вел себя рядом с ней после того, как она получила пулю? — спрашивает он.
— Я был заботлив, обеспокоен, может быть, немного властный. — Я сглатываю. — И… отстраненным.
— Почему?
— Потому что я чувствую себя виноватым!
— И поэтому ты оттолкнул ее, — говорит Раф, подходя ближе. — Ты оттолкнул ее преждевременно, на случай, если она решит уйти. Ты, наверное, думал, что так тебе будет легче справиться с болью — что, кстати, полная херня. Спроси меня, откуда я, черт возьми, знаю. — Он насмехается. — Когда она нуждалась в тебе больше всего, ты замкнулся и заставил ее почувствовать, что она одна в этом мире. Ты был нужен Блейк не для того, чтобы дать ей выход из этой жизни. Ей нужно было, чтобы ты был с ней в этой жизни. Чтобы встретить ее вместе.
Я сжимаю челюсти, слова задевают за живое. Возможно ли, что он прав?
— Я был там с ней. Я видел, как она боролась за свою жизнь после того, как получила пулю в живот. Если бы не я, ее бы никогда не подстрелили.
— Мы все ответственны за свои решения, Неро. Ты сказал мне, что она хотела пройти через заговор Джино. Она знала, чем это чревато.
Я покачал головой. — Правда?
— Не будь снисходителен. Конечно, знала. Она не идиотка. Какими бы ни были ее мотивы, она решила, что это того стоит.
Она хотела помочь мне, чтобы я больше не был лакеем Алессио. Она хотела вытащить меня из ситуации, в которую нормальный человек никогда бы не попал.
Мы садимся на скамейку. Мимо нас проходят обычные люди — люди, чья повседневная жизнь не определяется ставками «жизнь-смерть».
Я никогда не хотел быть одним из них.
До этого момента.
Что-то быстрое и беззвучное разрывает мою грудь. — Я больше не хочу быть гангстером.
На периферии я вижу, как Раф смотрит на меня.
Мои ладони прижимаются к скамейке, пальцы обхватывают ее край.
— Какой, блядь, в этом смысл? В чем смысл? Я всегда думал, что такая жизнь сделает меня правильным человеком. Человеком, который заслуживает уважения. Человека, который может обеспечить. Кто может защитить. Но ведь это неправда, правда? Это была фантазия, которую я создал для себя. Я просто не хотел стать таким, как мой отец — упрямо принципиальным и бесполезным.
— Ты упускаешь суть.
— Да?
— Дело не в том, мафиози ты или нет. Возможно, проблема в том, что ты романтизировал этот образ жизни, и теперь, когда ты любишь кого-то, ты наконец-то понимаешь, что это не все солнце и радуга. Есть компромиссы. И я с ними хорошо знаком.
Черт. Неужели Раф прав? Я романтизировал эту жизнь до сих пор? Возможно. И, возможно, я отмахнулся от страхов Блейк, вместо того чтобы придумать, как нам вместе справиться с ними. Она боялась, что пребывание в этом мире изменит ее, а я твердил ей, что она ошибается… но так ли это?
