если есть вина и гнев, ненависть к себе человека, совершившего непростительное, совершившего самое гнусное преступление?
Не знаю, верю ли я этому Николаю. Я не хочу в это верить. Несмотря на тьму, которую я чувствовала в нем, несмотря на его дикую жажду меня, прошлой ночью я чувствовала себя в безопасности в его объятиях. Его грубость была смягчена нежностью, его сила была осторожно привязана. И то, как он потом заботился обо мне, мыл меня, кормил, так нежно обнимал…
Способен ли монстр заботиться?
Может ли психопат так хорошо симулировать эмоции?
Может, все, что сказала Алина, неправда. Может быть, это уловка, чтобы заставить меня уйти, разорвать отношения, которые она не одобряла с самого начала. Может быть, если я поговорю с Николаем, он все объяснит, докажет мне, что Алина просто больна, сошла с ума от всех этих лекарств.
Заманчивая мысль, настолько заманчивая, что, выходя из своей комнаты, я останавливаюсь и с тоской смотрю в коридор, где дверь в спальню Николая все еще плотно закрыта. Я так сильно хочу доверять ему, и при других обстоятельствах я бы так и сделала. Если бы мы были обычной парой, встречающейся в городской квартире, я бы прошла по коридору и потребовал объяснений, выслушал его версию истории, прежде чем решить, что делать. Но я не могу пойти на такой риск, не тогда, когда я полностью в его власти в этом удаленном, строго охраняемом поместье.
Никто не знает, что я здесь.
Никто не узнает и не будет заботиться, если я исчезну навсегда.
Единственное разумное, что можно сделать, это уйти сейчас, уйти и оценить ситуацию на расстоянии. Когда я нахожусь где-нибудь в мотеле, я могу связаться с Николаем, сообщить ему, что случилось и почему я ушла. Мы можем обсудить это по электронной почте или по телефону, и я могу еще немного покопаться в Интернете, посмотреть, смогу ли я узнать что-нибудь о смерти его родителей.
Это не должно быть навсегда, только сейчас.
Пока я не узнаю правду.
Тем не менее, мое сердце мучительно тяжелое, когда я несу свой чемодан вниз по лестнице к входу в гараж сзади. Я не только буду скучать по Славе, но сама возможность того, что никогда больше не увижу Николая, наполняет меня холодным, пустым страхом. Как и осознание того, что я ухожу туда, где за мной все еще охотятся убийцы моей мамы. Но я уклонялся от них раньше, и я должен верить, что смогу сделать это снова, особенно со всеми этими наличными на руках. Когда я бежал из Бостона, все, что у меня было, это пара двадцаток в кошельке плюс пятьсот, которые я снял в банкомате, прежде чем выбросить свою дебетовую карту вместе со всем остальным, что можно было отследить.
Все будет хорошо.
Я сделаю это.
Я должна поверить в это.
Сглатывая растущий узел в горле, подхожу к машине и бросаю чемодан в багажник. Затем я нажимаю кнопку, чтобы открыть дверь гаража, и смотрю, как она бесшумно поднимается. Здесь, слава богу, нет медленных, шумных механизмов. Как можно тише я завожу машину и выезжаю из гаража, затем объезжаю дом и направляюсь к подъездной дорожке.
Мне нужно все, чтобы спуститься с горы спокойно, размеренно, как будто я никуда не тороплюсь. Если охранники следят за дорогой, я не могу допустить, чтобы они что-то заподозрили. Ледяной пот стекает по моей спине, костяшки пальцев белеют на руле, когда я подъезжаю к высоким металлическим воротам.
Что, если Николай дал им указание меня не выпускать?
Что, если я действительно заключенный здесь?
Но ворота раздвигаются при моем приближении, и никто не останавливает меня, когда я проезжаю. Дрожа от облегчения, я сохраняю свою медленную, постоянную скорость еще секунд тридцать или около того, пока не исчезаю из поля зрения, а затем даю газу, удаляясь от безопасного убежища, которое может оказаться логовом дьявола.
От человека, которого я тоскую всеми фибрами своего сердца.
49
Николай
Я просыпаюсь с моим телом, гудящим от удовлетворения, и моим разумом, наполненным большим миром, чем я когда-либо знал. Прошлой ночью было все, о чем я думал, и даже больше. Я до сих пор чувствую ее, обоняю, ощущаю ее вкус на своих губах. Улыбаясь, я переворачиваюсь, похлопывая простынями ее маленькое теплое тельце, и когда моя рука натыкается только на свернутое одеяло, я открываю глаза и осматриваю комнату.
Хлои здесь нет, что разочаровывает, но не удивительно, учитывая яркий солнечный свет. Она, наверное, уже позавтракала и учит Славу; может быть, они даже в походе. В обычных условиях я бы услышал, как она встала а я сплю чутко, но я не спал больше тридцати часов, и смена часовых поясов сильно ударила меня по заднице.
Мое настроение немного портится, уровень адреналина растет, когда я думаю о видео, которое доминировало в моих мыслях во время полета, не давая мне заснуть, и обо всем остальном, что рассказала мне Хлоя. Мысль о том, что кто-то хочет навредить ей, убить ее, наполняет меня кипящей яростью, которая сдерживается только осознанием того, что они не могут добраться до нее в моем доме.
Меры предосторожности, защищающие мою семью от врагов, защитят и Хлою от ее, пока я буду выяснять, кто они такие.
Желая приступить к этому, я встаю и отправляю электронное письмо Константину, в котором подробно излагаю все, что узнала прошлой ночью. Затем я прыгаю в душ, быстро ополаскиваюсь, одеваюсь и иду на поиски Хлои.
Начну с комнаты моего сына. Там никого нет, поэтому я спускаюсь вниз. Столовая пуста, но из кухни доносятся голоса, и когда я вхожу, то с удивлением обнаруживаю, что Людмила сама кормит Славу завтраком.
Он застенчиво улыбается мне, и моя грудь наполняется нехарактерным теплом, когда я вспоминаю, как он приветствовал меня вчера вечером. Несмотря на то, что я был сосредоточен на получении ответов от Хлои, я не мог не отреагировать на этот тихий, сладкий голос, называющий меня папой .
Я не знал, как сильно я жаждал услышать это, пока это не случилось.
Пока она этого не сделала.
— Доброе утро, Славочка, — бормочу я, опускаясь на корточки перед его креслом. Перейдя на русский, я спрашиваю: «Вы хорошо провели ночь?»
Он кивает, его глаза большие и настороженные, и моя грудная клетка напрягается от знакомой сжимающей боли. Я хочу отойти в сторону, закончить разговор, чтобы избавиться от дискомфорта, но вместо этого я склоняюсь к нему, позволяя себе чувствовать его и нежно
