Шарлотта рядом весело хихикает. Я перевожу дыхание и тоже начинаю смеяться. Мы истерически хохочем на весь зал, так что окружающие, наверное, думают, что мы наглотались галлюциногенных препаратов.
– Как ты сейчас, Айви? – спрашивает Шарлотта, когда я наконец ухитряюсь правильно настроить тренажер.
– В то время, когда не убиваю себя на беговой дорожке, имеешь в виду? – уточняю я.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
– О, все чудесно! Просто замечательно! Вот только немного нервничаю из-за своей статьи...
Я отлично понимаю, что Шарлотта говорит не о статье. И если быть откровенной, даже такая встряска, во время которой содержимое моего живота словно побывало внутри стиральной машины, несравнима с болью, которую все еще причиняют мысли о Джеке.
Хотя вообще-то вопрос Шарлотты застал меня врасплох. В последнее время люди перестали расспрашивать меня об отношениях с Джеком. С момента нашей ссоры прошло уже три недели, так что новость явно устарела. Вдобавок я никого особенно не посвящала в свои страдания и всем повторяла одно и то же: у меня все чудесно! Великолепно! Замечательно! Лучше и быть не может!
– Что ж, я очень рада, – говорит Шарлотта, однако в ее голосе отчетливо звучит сомнение.
– Ты что, мне не веришь?
Шарлотта замедляет бег.
– Ну... Мы ведь все знаем, как сильно Джек тебе нравился...
– Хочешь сказать, я теперь должна сделать харакири?
– Конечно, нет! Просто... не все понимают, каково это – любить человека, который не отвечает тебе взаимностью...
– Господи! Это прозвучало так трагически! О чем ты?
– Да, мало кто понимает... – повторяет Шарлотта, и вид у нее очень несчастный.
– Что с тобой происходит? – настойчиво спрашиваю я. – Разве не у меня сейчас монополия на страдания из-за разбитого сердца?
– Все в порядке! – Словно очнувшись, Шарлотта встряхивает головой. – Просто у меня скоро месячные, а в такие дни я расстраиваюсь из-за любой чепухи...
– Гм... Мне не хочется, чтобы ты нервничала из-за меня! Слушай, а давай пойдем и что-нибудь выпьем!
– Давай. Диетическая кола – моя слабость, ты же знаешь! – улыбается подруга.
Порой я забываю, какие сильные перемены произошли с Шарлоттой, однако, наблюдая, как она ловко подкрашивается перед зеркалом, а потом впрыгивает в джинсы (размер «для худышек»), я очередной раз поражаюсь, насколько далеко она продвинулась. Раньше в магазинах одежды ей говорили, что джинсов ее размера в природе не существует.
Усевшись за столиком в пабе, мы болтаем до поздней ночи – в основном о моей сенсационной статье. Хорошо, что есть кому излить душу! Наконец, когда мы в последний раз наполняем бокалы, Шарлотта снова поднимает тему, которой я старательно избегала.
– А ты любила Джека? – неожиданно спрашивает она.
От этого вопроса у меня перехватывает дыхание.
– Если я отвечу «да», как мне после этого жить? – говорю я грустно.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну как же – если единственному мужчине, в которого я когда-либо влюблялась, было на меня абсолютно наплевать, это, черт побери, совсем трагично!
– Гм-м... – бормочет Шарлотта.
– А вообще, – бодро прибавляю я, – мы неплохо проводим время с Себом!
– Неплохо? – эхом отзывается подруга.
Похоже, мои аргументы звучат не более убедительно, чем доводы адвоката Джека-потрошителя.
– Знаешь, я кое-что поняла... – задумчиво говорю я. – Иногда совсем не важно, насколько сильно ты хочешь кого-то, насколько отчаянно любишь... Ты просто не можешь его получить, и все тут! Это причиняет невыносимую боль, но изменить ничего нельзя!
Я поднимаю глаза. Шарлотта вытирает слезы. Вдруг в памяти у меня всплывает наш с ней разговор на маминой свадьбе, когда подруга сообщила, что с кем-то целовалась. А ведь я до сих пор не в курсе, о ком шла речь! Однако в тот момент, когда я собираюсь начать расспросы, к нам подходит хозяин заведения.
– Эй, вам что, ночевать негде? – ворчит он.
Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что, кроме нас, в заведении осталась только немецкая овчарка, поедающая чипсы с сыром и луком.
Отдел новостей редакции «Дейли эхо»
Пятница, 29 июня
Помощник главного редактора пригласил меня к себе в одиннадцать часов, сразу после прибытия из типографии утреннего выпуска. Я заглядываю в кабинет. Фрэнк говорит по телефону, но машет рукой: дескать, заходи!
– Да мне плевать, как много твой приятель сделал для благотворительности, Даймонд! – ревет босс в трубку. – Ему надо было раньше думать, и башкой, а не задницей!
Даймонд, с которым говорит Фрэнк, – это Дейл Даймонд, агент Гибсона. В сфере связей с общественностью он – убежденный сторонник теории «Чем меньше люди знают, тем крепче они спят». И судя по звукам, которые доносятся из трубки, наша публикация не слишком его осчастливила.
– Что вы сделаете? Обратитесь в Комиссию по жалобам на прессу? – грохочет Фрэнк. – Ха! А на каком основании? Скажете, что мы ранили нежные чувства наркодельца? Не смеши меня! И знаешь, Даймонд, я уже сыт по горло твоей болтовней! Продолжим разговор, когда ты обзаведешься мозгами!
Он швыряет трубку и направляется к столу для переговоров, где лежит свежий выпуск газеты.
– Айви, – говорит он, тыкая пальцем в снимок, на котором полиция арестовывает Пита Гибсона на пороге его роскошного особняка, – отличная работа, девочка! Лучше некуда, мать твою!
Фрэнк Карлисл обладает многими ценными профессиональными качествами, однако способность произнести хотя бы одно предложение без ненормативной лексики не относится к числу его достоинств.
– Спасибо, босс, – говорю я.
Интересно, должна я стоять, словно школьница в кабинете директора школы, или уже можно сесть?
Словно прочитав мои мысли, Фрэнк двигает мне один из стульев, стоящих вокруг его огромного стола для переговоров.
– Знаешь, Айви, твоя работа в последнее время производит на меня сильное впечатление. Чертовски сильное впечатление! У тебя есть яйца, Айви, а я люблю репортеров с яйцами!
– Э... спасибо, – повторяю я скромно.
– Так вот в чем дело... Ты уже слышала, что Сэм уходит в центральную газету?
– Да, конечно.
Сэм Уэбб – журналист, специализирующийся на криминале, получил работу в «Таймс» и должен покинуть нас меньше чем через две недели.
– Короче, открывается свободная вакансия... – продолжает Фрэнк.
– Ясно, – киваю я.
– Пока только на испытательный срок, конечно, но через пару месяцев все может измениться...
– Понимаю.
– Итак, у меня к тебе два вопроса, Айви.
– Слушаю, шеф!
– Вопрос первый: ты хочешь эту работу? Вопрос второй: хочешь ты, черт возьми, эту работу?
