— Ты же сама хотела за него выйти!
— Вот именно. И за это я ему все время мщу. А это очень плохо, как я вижу, потому что отозвалось и на тебе. Ты согласна? Я в свое время поступила неправильно, а ты повторяешь мою ошибку.
— А как правильно?
— Доверять.
Но на это высокое слово Бет никак не прореагировала. Синтия села к трюмо, наложила на лицо крем, потом косметику — помаду, тушь, румяна, — а Бет в зеркало следила за всеми ее движениями и училась, как училась у матери всему остальному, наблюдая и подражая. Когда Синтия была готова, Бет взяла тушь и подкрасила себе ресницы.
— Глаза на самом деле кажутся больше, правда? — Она улыбнулась своему отражению.
Совсем еще ребенок…
— Послушай, прости, что я кинула в тебя щеткой. Я больше не буду. И кричать на тебя не буду, — сказала Синтия, обнимая Бет. — Что было, то прошло.
— Ты уже не сердишься?
— Не знаю. Но если ты уедешь, я вечером тоже приеду в Велфорд. Побудем одни. Постараюсь уехать отсюда до возвращения Клэя с работы.
— Давай я тебя дождусь! Поедем вместе.
— Нет уж, в машине три часа с тобой мне не выдержать. — Синтия металась по комнате, ища туфли.
— В поезде такая скучища!
— Что поделаешь? «Тойота» у Сары в Хоуп-Холле. Она ведь не виновата, что тебя исключили, правда? Придется потерпеть.
Было похоже, что Бет вот-вот опять расплачется. Синтия быстро подошла к ней и поцеловала в щеку, в лоб, в ухо. Да, дочь чересчур на нее похожа, но все равно Синтия ее любит. Из каждой девочки когда-нибудь вырастает женщина. И если Синтия в один прекрасный день смогла увидеть все ясно, все понять, то, может быть, и Бет рано или поздно поймет? Ведь самое главное — выбрать истинно ценное из той мешанины, которая у тебя в голове, и научиться противиться неразберихе, которая царит в умах тех, кто тебя окружает.
— Послушай, Бет, попытаемся сохранить хоть какие-то остатки собственного достоинства. Я, кажется, начинаю разбираться в том, что происходит. В Велфорде постараюсь тебе это частично объяснить.
Бет отвернулась, все еще не зная, подчиниться или нет.
— Поезд в пять минут второго, — напомнила Синтия.
Бет молчала, глядя, как мать достает из шкафа платье — модель от Джефри Бина. Почти такое же красивое, как свадебное. И почти такое же дорогое. Синтия надела его через голову, застегнула на спине молнию и почувствовала, как к ней возвращается самообладание.
Лицо у нее горело. Она стояла прямо и выглядела просто превосходно для женщины, которая только что узнала, что муж изменил ей с ее собственной дочерью. И чувствовала она себя тоже хорошо. Ощущение, будто она распята на дыбе, почему-то исчезло.
День был погожий — в такой день хочется пересаживать цветы или проветривать на улице матрацы. И хочется верить обещаниям, которые навевает свежий весенний ветер. Но шагая под прозрачным майским солнцем к отелю «Карлайль», Синтия думала только о том, что произошло между Клэем и Бет. Как, где это было? В постели? На полу? У стены?
Пока она дошла до отеля, она опять разозлилась. Появись Клэй сейчас перед ней, она выцарапала бы ему глаза, искусала лицо, вцепилась бы в его президентскую шевелюру. Подумать только: смел прикоснуться к Бет, изнасиловал ее, опозорил. И опозорил ее как жену и мать. Да, именно!
Она видела, что на нее оглядываются. И, наверно, не зря: от нее просто разит агрессивностью. Высокая, стремительная, идет так, будто все готова смести на своем пути. Наэлектризованные волосы развеваются в беспорядке. На шее слишком много золотых цепочек, в ушах тяжелые золотые серьги. Но впервые за много месяцев она пришла к какому-то согласию с самой собой. Кончилась та полоса, когда она могла только покупать и покупать все подряд, как безумная, и когда ей хотелось и вправду сойти с ума. И родился сильный человек. Или, во всяком случае, более сильный.
В ресторане она спросила у метрдотеля, за каким столом сидит миссис Хендерсон. Он поклонился и пригласил следовать за ним. Она набрала побольше воздуха в легкие, стараясь успокоиться. Что сделано, того не воротишь. Так она сказала Бет. И правильно.
Мэрион сидела на белой кожаной банкетке не двигаясь и смотрела, как метрдотель ведет к ней Синтию. На ней было черное шелковое платье с рюшем у горла. Она казалась маленькой, хрупкой, слегка испуганной. Синтия ожидала увидеть энергичную, деловую даму в строгом костюме, обладательницу докторской степени, которая бывает на официальных обедах у королев и президентов. Вместо этого она увидела небольшого роста худенькую женщину, лет пятидесяти, не меньше, чересчур накрашенную, с жилистой, морщинистой шеей.
— Мне так приятно познакомиться с вами. — Синтия протянула руку, чувствуя, какая она теплая и сильная по сравнению с холодной, вялой рукой Мэрион, и села на стул напротив.
— Я тоже рада, — пробормотала Мэрион и попыталась улыбнуться.
Чувствуя себя неуместно крупной, Синтия положила сумочку на стол, потом переставила ее на пол, скрестила руки на коленях, снова положила их на стол… Ей хотелось поправить серьги в ушах, но она удержалась.
Нагнувшись над тарелкой, Мэрион торопливо распечатала хрустящий хлебец, поднесла ко рту и быстро, как мышка, надкусила. Ногти у нее были обгрызаны до мяса.
— Я вас помню совсем другой, — сказала она серьезно. — Я когда-то бывала в вашем магазинчике.
— Правда? — отозвалась Синтия с преувеличенной готовностью, совсем по-велфордски. — По-моему, я вас тоже узнаю. — Лицо Мэрион было ей совсем незнакомо.
— Вы изменились. Замужество вам явно на пользу.
— В самом деле? Я об этом как-то не думала.
— Что вы будете пить? Я пью виски. — Мэрион указала на свой бокал, уже пустой, и торопливо помахала рукой, подзывая официанта.
Пока они ждали, чтобы их обслужили, Синтия начала опасаться, что и этот ланч окажется очередной ошибкой в длинном списке ошибок, который начался с того дня, когда она вышла за бывшего мужа этой женщины. Та ошибка была первой и роковой.
Она попыталась перевести разговор.
— Вы столько пережили. Прямо удивительно, что у вас хватило мужества приехать в Нью-Йорк.
— Да, это было непросто.
Синтия подняла глаза и поймала взгляд официанта. Он тут же подскочил к ней, игнорируя Мэрион. Она заказала белого вина, Мэрион — еще порцию виски.
С тоской глядя вслед официанту, Мэрион сказала:
— Хиро, слуга моего мужа, взял расчет. Сразу после похорон.
— Жаль. Очень жаль. И где он?
— Не знаю. Можно, конечно, его найти.
