— О'кей! Я ей оставлю записку у Лео…
— И нарветесь на нее.
— А это уж мое дело! — возразил Квик тоном, не допускающим возражений. — Вы на машине?
Перикл сообразил, что перегибать палку не стоит.
— На дороге стоит старый голубой «остин», сразу садитесь в него.
— Ладно, ждите меня. Я на пять минут.
Он повернулся и быстрым шагом направился к харчевне. Радость переполняла его. Фантастика! Он будет участвовать в «Формуле-3». Что ж, он всем покажет, с кем они имеют дело! Даже если долбанется машина, он все равно придет первым. Вот уже полгода он ждет этого!
— Лео, дай мне карандаш и бумагу.
— Сейчас поищу.
То, что он принес, выглядело как тряпка, которой вытирали стол.
— Почище у тебя нет?
— Что ты хочешь? Здесь ресторан, а не почтовое отделение!
Квик пожал плечами. Он облокотился на стойку, покусывая карандаш. Как бы это получше объяснить? Сказать проще, а написать! И времени — в обрез. И все же через минуту несколько слов ему удалось нацарапать:
«Лон, я уезжаю в Париж на автогонки. Жди меня здесь, если получится. Вернусь через три дня». Ему многое хотелось написать: признаться, что ему будет недоставать ее, объяснить, что он не может упустить этот единственный в его жизни шанс, попросить, чтобы она не поддавалась на уговоры матери. Но на это уйдет слишком много времени. А его уже ждут… В конце концов он ограничился тем, что поставил размашистую подпись: «Квик».
— Лео, на секунду!
Лео поспешил к нему. В обеих руках он держал два вертела с дымящимися кусочками мяса.
— Окажи мне услугу: через десять минут отнеси эту записку Лон в мой фургончик.
— И что ей сказать?
— Ничего. Отдай записку — и все. И еще: сколько я тебе должен?
— Ты уезжаешь?
— Уезжаю и вернусь. Сколько?
— Не знаю.
Квик разорвал конверт и достал оттуда стодолларовую купюру.
— Пойдет?
— Ты с ума сошел! У меня нет сдачи!
— Сдачу оставишь себе.
Квик хотел сунуть деньги в карман, но на Лео были только трусы.
— Открой! — Он подсунул банкноту к лицу Лео.
Тот удрученно вздохнул и открыл рот. Квик вложил ему в зубы сто долларов.
— Не забудь про записку. Идет?
Лео потряс вертелами в знак согласия.
— Чао! — И Квик, выскользнув в заднюю дверь, побежал к машине Перикла. Откуда ему было знать, что у него нет никаких шансов на выигрыш и что его судьба и жизнь зависят отныне от сильных мира сего.
— Твоя мать перевела деньги?
— Не знаю.
— Вот как? — удивился Белиджан. — И как долго нам придется ждать этого?
— Как всегда, наша касса пуста, — съязвил Джереми.
Он снова сидел в офисе Белиджана и чувствовал себя нашкодившим мальчишкой.
В кабинете не было никакой мебели, кроме письменного стола.
Периодически техники тщательно осматривали резиденцию шефа, проверяя, нет ли в ней «чужих» микрофонов, нормально ли работает система подслушивающих устройств, которыми пользовался Белиджан, чтобы держать под контролем своих политических соперников. Джереми мялся, покусывая ноготь большого пальца. Желая выиграть время, он сам загнал себя в угол. Мать не дала и не даст ему двух миллионов. Неужели придется признаться Белиджану, что солгал и не может найти такой суммы? Господи, если бы эта проклятая потаскушка провалилась в преисподнюю! Желание видеть Пегги мертвой возникло помимо его воли, и он незаметно за спиной скрестил средний и указательный пальцы, чтобы отогнать ужасное видение.
— Напомни Вирджинии непременно сегодня. Можешь? — спросил Белиджан, оглядывая Джереми испытующим взглядом.
— Конечно. Сейчас же займусь этим… — сказал он с уверенностью, которая была далека от истины, и с притворной небрежностью добавил: — Есть что-нибудь новое?
— По поводу?
— Ну, об Арчибальде Найте. Ты мне говорил…
— Не твоя забота. Выкладывай денежки. Пегги нужно их вручить в ту же минуту, когда она сойдет с трапа самолета.
Разговор был окончен. Белиджан подождал, пока Джереми выйдет, и снял с вешалки пиджак. Он владел ценным качеством: чуял подвох за сто метров! Старуха, конечно же, послала сынишку-недотепу ко всем чертям. Чтобы быть окончательно уверенным, он решил немедленно нанести визит Вирджинии Балтимор.
* * *
Ни один бродяга не соизволил повернуться в ту сторону, несмотря на вихрь песка и горячего воздуха. Пилот посадил вертолет прямо на пляж, в пятидесяти метрах от харчевни Лео. Две молодые женщины спешно поднялись на его борт, но тут же одна из них выскочила и побежала обратно. Вслед ей раздалось несколько громких свистков. Она подскочила к стоящему на пороге своего заведения Лео.
— Лео! Поклянись, что не забудешь все передать. Пусть ждет меня, пусть не уезжает! Я буду звонить сюда три раза в день!
— Ради Бога, не так часто. Я разорюсь, если буду все время торчать у телефона, — улыбнулся Лео.
— Держи! — Лон сунула ему пачку смятых банкнот. И пока он придумывал, что сказать, девушка была уже у вертолета. Захлопнулась дверца, и машина стала стремительно набирать высоту.
— О дьявол! — спохватилась Пегги. — Я же забыла об этом типе.
— О ком ты? — равнодушно спросила Лон.
— Да о шофере. Он все еще там. Посмотри!
Она пальцем указала на лимузин, который казался теперь лишь черной точкой на краю пляжа.
Лон, казалось, не слышала, что говорила мать, стараясь навсегда запечатлеть в памяти эту рощицу лысых пальм, дощатую хижину с колченогими столами, крохотную полоску серебристого песка, приглаженную морем. Отныне, что бы с ней ни произошло, она больше не узнает подобного счастья и к этим местам всегда будут возвращаться ее воспоминания в самые тяжелые минуты.
Записку Квика — «Жди меня здесь, если получится»— она спрятала на груди. Пегги, видя мрачную, упрямую решимость Лон, начала атаку мягко, издалека. Она предложила дочери до возвращения Квика на три дня куда-нибудь съездить.
— Здесь нет даже отеля!
— Тогда отправляйся в Афины, — не сдавалась Лон.
— Чарлен, дорогая, я не могу бросить тебя одну! Не упрямься.
И Лон, убитая внезапным отъездом друга, поверила обещанию матери вернуться в Эримопулос через три дня. Ее жизнь замерла, остановилась на целых семьдесят два часа, так не все ли равно, где, в каком месте придется их провести…
— Чарлен?
— Да?
— Знаешь, куда мы летим?
— Нет.
— В Миконос. На яхту Бертона. Там будет чудесно, поверь мне! Заодно сделаем покупки.
— Да.
— Тебе, конечно, понадобятся платья?
