— Я счастлива, мама, и знаю, что не изменюсь из-за всех этих денег.
И я действительно не изменилась. Разве что стала счастливее, когда увидела свою красивую и новорождённую девочку около груди и помогла Серене начать кушать. Это мгновение навсегда останется в моей памяти. Так же, как и Райан, укачивающий нашего маленького человечка на руках или опускающий его в кроватку, или держащий подогретую бутылочку, или помогающий мне с купанием. Каждый этот миг и есть жизнь. Она складывается по кирпичикам из подобных моментов, но её наполняет смыслом и то, что мы делаем не только для себя. Совсем скоро откроется мой приют, ремонт в здании которого подходит к концу, и это дополнительно усиливает сумасшедшую удовлетворённость внутри каждой клеточки тела.
— Я хочу тебя трахнуть, — шепчу я, едва пение затихает. Улыбка Райана видна, даже несмотря на то, что он стоит полубоком ко мне и аккуратно поправляет соску. Я подхожу к двум своим самым любимым людям на целом свете. Мои руки обнимают мужчину со спины, пока глаза смотрят на закрытые глазки Серены. На них подёргиваются реснички, но, убаюканная, спокойная и не знающая страха в руках папы, она крепко спит. В наших силах сделать всё, чтобы ей никогда не довелось столкнуться с тем, что мир за стенами этого дома не настолько безопасен и добр, как нам бы того хотелось.
— Это было первое, что я тебе сказал, а теперь… Теперь моя жизнь совершенно другая, нежели тогда, и ты только посмотри, что мы создали вместе, — Райан опускает Серену в её кроватку, бережно поддерживая головку, и мы наблюдаем за нашей крохой ещё некоторое время прежде, чем он поворачивается ко мне и проводит руками по моим бёдрам сближающим нас движением. Прикосновения становятся особенно неистовыми, когда устремляются под платье на пуговицах, поэтому я почти удивляюсь, почувствовав перемену настроения и ласковый медленный поцелуй. Но и от него мне хочется Райана сильнее, чем когда-либо раньше. После родов я всё время заведена, а в моих глазах он стал ещё более сексуальным с тех пор, как впервые прижал Серену к груди. Трижды папа, переживающий всё так, будто до дочери у него не было детей, и обычный мужчинами с присущими любому человеку эмоциями, а не слишком много возомнивший о себе миллиардер из дня нашей встречи. — Я не был бы здесь без тебя, Моника. Иногда, когда ты спишь, а я засиживаюсь допоздна или просыпаюсь чуть раньше тебя из-за плача и иду в детскую, мне становится жутко от мысли, что всё это счастье могло обойти меня стороной. Что я мог его упустить.
— Но ты не упустил, и я всегда буду рядом. Мы будем. А теперь давай возьмём радионяню и спустимся вниз. Кэтрин о чём-то хочет поговорить с нами обоими.
— Так мне не послышался звонок в дверь?
— Нет, не послышался.
Мы спускаемся на нашу кухню, выполненную в изумительной карамельной гамме. Кэтрин стоит в зоне гостиной около камина и смотрит в огромное окно, пока не поворачивается на звук наших шагов. Признаться, первое время, видя женщину в этом доме, куда мы переехали за полтора месяца до родов, я нервничала, что она может всё ещё любить Райана и что-то предпринять, чтобы его вернуть, но её взгляд… обычный. Дружеский. Отпустивший человека и выражающий готовность к новым эмоциям.
— Привет.
— Привет. Моника сказала, что ты здесь. Что-то случилось?
— Нет. Всё замечательно.
— Давай сядем, — говорит Райан, указывая на кресло, — хочешь чего-нибудь?
— Нет, ничего, — качает головой Кэтрин и наблюдает за мной, когда я опускаюсь в соседнее с Райаном кресло, — а ты ведь изменился. Стал гостеприимным. И тебе идут все эти перемены. Знаешь, я рада за тебя. За вас обоих. Признаться, мне несколько странно говорить это, но я, правда, так чувствую. Всё было к лучшему. У тебя дочка, и это прекрасно, как и вы оба вместе. Знаю, тебе тяжело, что Лукас и Лиам приезжают сюда, но ещё ни разу не видели её, а ты при этом не давишь на них, но, по-моему, они готовы. Вчера они спросили, можем ли мы что-то ей купить, и я свозила их в магазин. Они сами всё вам покажут.
— Спасибо тебе, Кэтрин. Я счастлив, что мы хорошие родители для них, несмотря ни на что.
— Я тоже счастлива. Но есть ещё кое-что, что ты должен знать. Я думаю, что встретила хорошего человека.
Я не касаюсь Райана, но интуитивно чувствую, как в его голове за короткую долю секунды появляется великое множество мыслей. Кто этот мужчина? Действительно ли он хороший? Будет ли таковым с моими детьми? И что дальше? Может быть, когда-то Кэтрин думала то же самое и про меня. Может быть, ей всё ещё случается задавать себе подобные вопросы и сейчас. Но совершенно точно мы все связаны между собой глубже, чем кажется.
— Ты выходишь замуж?
— Нет. В смысле не прямо сейчас и даже не в ближайшее время. Мы ещё только пытаемся понять, насколько всё серьёзно, но он предложил уехать куда-нибудь вдвоём ненадолго, и я согласилась. Что, если я привезу Лукаса и Лиама накануне твоего Дня рождения, и они поживут здесь, скажем, недели полторы?
Кэтрин вращает золотое кольцо на правом указательном пальце. Никаких других признаков волнения я не вижу. Терпеливо ждущая, она смотрит то на Райана, то на меня, будто в надежде на мою помощь, но при всей любви к мальчикам сейчас мне, возможно, не время вмешиваться.
— Ты сказала ему о них?
— Да, и он сказал, что любит детей. Что дети это прекрасно. Что возможные трудности его не пугают. Я не совсем уверена, ведь ему тридцать два, и у него нет даже одного ребёнка, но…
— А ты не думала, что хороший человек просто изображает его из себя, чтобы втереться к тебе в доверие и, когда ты впустишь его в свою жизнь, использовать тебя или похитить наших сыновей? Ты теперь богатая женщина, Кэтрин, — Райан чуть повышает голос, сдвинувшись к краю кресла, и я начинаю считать про себя в надежде абстрагироваться от обстоятельств, которые мне, возможно, не по плечу. Серена… Ей может передаться моя нервозность. Нет, нет. Нельзя.
— Лишь только благодаря твоим деньгам! И я не наивная школьница, Райан. Неужели ты действительно считаешь, что, встретившись с кем-то несколько раз, я тут же раскрыла ему всю свою подноготную и назвала твоё имя? Он знает лишь то, что я была замужем и родила в браке двоих детей, и что их отец всегда будет в нашей жизни. Ты просто…
— Лицемер.
— Нет, ты просто переживаешь.
— Да, и это тоже, — вспыльчивости Райана будто и не было. Он шумно выдыхает и вновь откидывается на спинку кресла. — Прости. Конечно, ты не наивная школьница. И тебе нет нужды оправдываться передо мной и спрашивать об остальном. Ты можешь уехать настолько, насколько необходимо. Не только на полторы недели. Мальчики будут в порядке. Мы позаботимся о них.
— Ты ведь не против, Моника?
— Совсем нет, Кэтрин. Я всегда им рада, — полностью искренняя, без грамма фальши отвечаю я, и, кажется, мои слова значительно снижают эмоциональный накал, — я всё-таки подогрею чайник. Нам всем надо успокоиться.
Кэтрин уезжает после второй чашки чая. Я споласкиваю бокалы тёплой водой, когда сильные руки оказываются вокруг моих мокрых ладоней под краном, а нежные губы, ненадолго сомкнувшись на коже между левым плечом и шеей, тихо шепчут звучащие потрясающе слова:
— Прости за то, что я вспылил.
— Совсем немного.
— И всё равно прости, Моника. Не хочу, чтобы у тебя пропало молоко. Просто всё это… Если хотя бы раз Лукас или Лиам скажут мне, что какой-то её мужчина, неважно, этот или нет, поднял на них руку или обидел словом, или навредил любым другим способом, я не оставлю это без внимания.
— Я странная, если считаю, что намёк стереть кого-то в порошок свидетельствует о том, что ты замечательный отец?
— Нет. Ты не странная. Ты просто любишь меня всего, Моника.
— Да, люблю.
— И я тебя люблю.
В тот день и час, когда девятнадцатого июня Кэтрин привозит мальчиков, мы с Райаном ждём их на первом этаже, но, уже услышав шум двигателя снаружи, я вынужденно поднимаюсь к Серене, чей плач издаётся из радионяни в моей руке. Я беру свою девочку на руки торопливо, но уверенно. Она затихает спустя несколько мгновений, уткнувшись маленьким тёплым кулачком мне в кожу чуть ниже ожерелья, подаренного Райаном, едва я немного пришла в себя после родов. У меня не так много украшений, но тонкая металлическая цепочка с отделкой золотого цвета и символом бесконечности из кристаллов белого цвета определённо стала моей самой любимой вещью из числа тех, что относятся к драгоценностям.
