сегодня устроит на ужин, это ты, золотце. Срываю рубашку, остаюсь обнажен до пояса.
И сын уже дрыхнет. Обнять не успел. Столько всего в моей жизни поменять предстоит. Хочу проводить вечера с ними. Чтоб как одно целое. Настоящей семьей.
Олеся с утра звонила два раза, но я без раздумий сбрасывал ее вызовы. С ней нормально. Удобно. Было. Особенно когда она не включает капризную дуру. Но с возвращением Крис в мою жизнь отчетливо понимаю: не то. Холод и отстранённость – вот что действительно опаляет и влечет. Когда душу пронзает клинками раскаяния. Разума лишает желание растопить, согреть, обладать. Желание стать тем, кому это будет дозволено. По-настоящему. Моя гордая. Моя королева.
Нечаянно задеваю что-то звонкое, и это что-то с громким стуком отлетает к стене, а я бестолково пытаюсь поймать. Ну ё-моё. Сейчас разбужу всех!
Тихонько сбегаю на кухню.
Тихий щелчок двери. Пара секунд, и я уже не один. Но оборачиваться не спешу. Она сама ко мне пришла?
КРИСТИНА
Меня разбудил громкий звук. Как будто посуда упала на пол. Гордей буянит? Поздно уже. Интересно, давно вернулся? Ни одной ночи он не провёл вне дома. Несмотря на то, что однажды утверждал обратное.
Что он там шумит? Пойду попрошу быть чуточку потише – Андрюшу разбудит.
В кухне горят лишь диоды от гарнитура. Натыкаюсь взглядом на мужскую спину. Обнаженную… сам Гордей смотрит в окно. Хм… наши взгляды встречаются в отражении.
– Привет, – тихонько шепчу, – у тебя все нормально?
Приближаюсь и сонно плюхаюсь на стул. Задираю голову, режу сонным взглядом.
– Нечаянно игрушку задел, – о, черт! Я не видела! – Извини, разбудил, – пожимает плечами. Не справляется с интонацией. Голос его… странно звучит. А что не так – не пойму. Поворачивает на меня голову.
А я вдруг думаю…
Он отец Андрея. Нам же нужно как-то общий язык искать. По-настоящему. Гордей старается стать сыну хоть кем-нибудь, а не посторонним дядей.
Мужской взгляд порхает по моему телу. Только тут я понимаю: Гордей, наверное, выпил? Смотрит чуть затуманено. Это плохо. Разгоряченный взор впивается в мои губы. Терзает на расстоянии, заставляя окунуться в прошлое. Сонный дурман сразу растворяется. Уходить надо… Уходить.
– Если помощь не нужна, я пойду, – поднимаюсь. – Пожалуйста, не шуми так сильно. Андрюшка ворочаться начинает.
– Конечно, – отвечает хрипло, а в глазах тьма. И она пожирает меня. Затягивает все глубже. Не даёт сделать и шага к спасительному выходу.
До сих пор он в моей памяти, в моей крови, в моем дыхании. Я все помню, что у нас было, все… как лавиной укрывает. И он видит это в моих глазах. Опускаю взгляд. От греха подальше. Что же он хочет-то теперь от меня? Секс? Да пусть к любой подойдёт – получит без уговоров долгих.
Гордей шагает ко мне, замирая лишь в нескольких миллиметрах. И происходит то, отчего мысли тяжелеют.
– Не был я тогда в клубе. Ну не был, Крис. Подстава это.
Потрясает фразой. Зачем? К чему? Столько лет прошло. Тяжело это слышать. Отчего так тяжело…
Мужская ладонь опускается на спинку стула за моей спиной. В плену не держит, но я почти в ловушке, улавливаю слабый запах парфюма.
– Был. Не был. Неважно уже сейчас, – порываюсь уйти.
– Важно! – звучит с чувством, и сильные пальцы впиваются в плечо, мягко удерживая на месте. – Я мать возил к врачам. Там пришлось задержаться. Плюс заболел, два дня в лёжку. Поэтому и не приехал вовремя. Поэтому и тебя домой отправил.
Приближает лицо. Давит суровостью.
– А что ж не сказал? – зачем спрашиваю – не знаю. «Поздно пить Боржоми».
– Расстраивать не хотел. Я не знаю, что за запись была. При чём она. Но я найду, – глаза в глаза. – Из-под земли достану.
– Зачем? Сейчас это не имеет значения для нас. А для тебя…?
Хочу пройти вперед, но он не позволяет.
– Я тебе и в мыслях ни разу ни с кем не изменил. Только ты была даже в мечтах, даже во снах. И потом тоже, – запинается. – И сегодня…
Двигается ко мне ближе. Оттесняет. А я не могу пошевелиться. Отступить не могу и убежать тоже.
– И вчера, – тихий шепот обжигает щеку. – И до этого. Знаешь как?
– Представляю. Отодвинься.
– Как вспышка. Охрененно. Так, что мозги набекрень. Но нереально. Останься со мной сегодня?
От неожиданности я даже слова вымолвить не могу. Целых полминуты смотрю в его глаза. Он кажется несильно-то и пьяным. Дикция четкая. Ну не дура ли я – такие с ним разговоры вести?
– Слышать не хочу. Уйди с дороги, – выплёвываю с чувством.
– Крис… – кладёт руки на бёдра, а я тут же впиваюсь в его пальцы, скидывая с себя.
– К ним иди. Там вспышек много будет.
– К кому к ним-то?
– К бабам своим иди.
– Да на кой черт они мне?
– Сам уж решай. Меня даже трогать не смей!
– Ты мне ночь должна. Забыла? – соблазнительный шепот, от него мурашки по спине. Да помню я, помню все… Все… И до сих пор белье дома лежит. Новое. – Особенную ночь. Нашу.
Рывком впечатывает в крепкое тело.
– Особенную заслужить надо, – он наклоняется медленно. А я выдыхаю ему в губы. Сама же сюда пришла. Идиотка. – Руки убрал.
– А я чувствую, как дрожишь. Я каждый твой взгляд на себе чувствую. И знаешь, как внутри колбасит?
– Мне-то что? С другими стресс снимай. А долги мнимые… все списано уже давно, – вылетает у меня необдуманно, – только деньги согласна вернуть. Надеюсь, не подавишься ими, – сердце обида рвет дикая. Дикая! На него, на себя. Что не стала для него той самой, что с другими путался…
– Резкая. Как всегда, – ведёт костяшкой пальца по подбородку. А я стою смирно. Впитывая его невесомое касание. Дура набитая! – На это в тебе и запал. И до сих пор не отпускает. Четыре года прошло, Крис. Четыре… А я все также тебя голую представляю. В своих руках. Живешь во мне. Во снах, в мечтах, в воспоминаниях. Скажи, совсем ровно на меня, да? А дрожишь тогда почему? Глаза вечно прячешь? Зачем?
Рывок, еще ближе, еще теснее.
Он хочет меня. Эрекция – камень. От осознания этого у меня аж ноги подкашиваются. Собраться надо… собраться! И свалить отсюда. Скорее…
– Девушка в курсе твоя, что у тебя на других стоит? – зачем провоцирую, зачем?! – Не комплексует?
– А знаешь, Крис, – вновь ловлю его ладонь на своём бедре, – снова готов сказать тебе: никто больше не нужен, со всеми
