что я чувствую тепло его тела даже через ткань блузки. Вся вытягиваюсь в струну и каменею.
- Не знаю, важно для тебя это или нет, но я хочу, чтобы ты знала, я тебе с ней не изменял. Ни с ней, ни с кем-то еще.
Облизываю сухие губы. Животом вжимаюсь в край столешницы. Егор напирает. Чувствую, как с каждым его вдохом моей спины касается его грудь.
- Зачем ты говоришь мне это сейчас? Почему тогда промолчал?
- Тогда я злился, - судорожно выдыхает, - думал, что смогу… без тебя…
Я дышу ртом, через раз. Упавшая на лицо прядь волос щекочет щеку, но я не смею шелохнуться. Он снова что-то рушит внутри меня. Мне снова там больно.
- Вика… - обжигает висок дыханием, - не получается забыть у меня…
Дыхание срывается на всхлипы, а глаза стремительно наполняются слезами. Что он делает со мной?! Наизнанку выворачивает, снова под кожу забирается.
- Вик… - большие теплые ладони на моих плечах пропускают ток сквозь тело.
Я начинаю трястись, но в этот момент начинает хныкать Богдан. Резко крутанувшись, выскальзываю из объятий Егора и склоняюсь над сыном.
- Тшш – тшш…
Привести в норму эмоциональное состояние не выходит. Из глаз брызжут слезы. Хватаю ребенка на руки и прижимаю к себе, отгораживаясь тем самым от его отца.
- Егор, иди… пожалуйста…
Иначе я начну рыдать и стенать при нем. Надо успокоиться. Успокоиться и подумать, как сказать о Богдане.
- Мне уйти? – спрашивает он тихо.
- Приходи завтра… сейчас… я просто подумать хочу…
- О’кей, - соглашается он.
Но вместо того, чтобы развернуться в сторону прихожей, подходит и, подцепив пальцами мой подбородок, медленно склоняется и касается моих губ легким поцелуем.
Вспышка. Удар молнией. Темнота в глазах. И разлившееся в груди терпкое вино.
- Это, чтобы думалось лучше.
И улыбается. А я не могу, настолько растеряна и шокирована, что слова вымолвить не получается.
Бросает взгляд на Богдана и идет в прихожую. Я след в след за ним.
- Подарки-то примешь? – спрашивает, обуваясь.
- Спасибо, - все, что могу сказать.
Смотрю, как он открывает дверь и выходит из квартиры. Неосознанно тянусь туда же.
- Егор… - оборачивается, смотрит цепко, - ты же придешь завтра?
- Приду.
Он уходит, а я, прижимая Богдана к груди, долго сижу, раскачиваясь на диване, и умываюсь слезами.
В тот день, когда подошел к нам в парке, я тоже плакала. Но тогда я хотя бы дождалась, пока уснет сын и вдоволь наревелась в одиночестве. А сегодня сил ждать вечера у меня просто нет.
Не прошло ничего за этот год. Абсолютно. В своих чувствах я осталась там, в том дне, когда состоялся наш последний разговор под дверьми его квартиры. Так же больно и так же сильно люблю.
- Люблю, - шепчу притихшему сынишке, - люблю папу твоего… больше всех на свете вас обоих люблю.
Вечером приезжает Рита. Слушая мой рассказ, рыдает вместе со мной.
- Ты должна ему рассказать, Воробьева!
- Расскажу, только боюсь представить, как он отреагирует… Завтра приедет, и расскажу.
- Нормально он отреагирует. Побесится, может, и успокоится. Не денется он от вас никуда, - заявляет уверенно.
- Он сказал, что не смог меня забыть, Рита… Не смог, представляешь?! – уже в третий раз повторяю я.
- Представляю, - смеясь, качает головой, - он, когда про тебя расспрашивал на дне рождения Амины, я по глазам поняла, что не забыл. Любит он тебя, Вика. И сына своего полюбит.
- Хочешь вина? – соскакиваю со своего стула, - у меня с прошлого раза полбутылки осталось.
- Пожалуй, откажусь, - улыбается многозначительно.
- С чего вдруг?
- Задержка у меня…
- Да ты что?! Сделай тест!
- Боюсь! А вдруг просто задержка? – а сама светится вся, точно знает, что не задержка, а беременность, - мы с Олегом пожениться решили к Новому Году.
Егор.
«Иначе я бы с тобой… никогда…»
Слова Вики, брошенные ею во время нашей с ней последнего разговора, всплывают в голове вот уже десятый раз за последние сутки.
Зачем? Пытаюсь запихнуть их обратно, в глубины памяти, но они упрямо раз за разом лезут в эфир.
Стоя под прохладным утренним душем, зачем-то пытаюсь воспроизвести в голове все, что мы тогда друг другу наговорили. Себя хочу оправдать? Ее?
Понять мотивы?
Что непонятного? Русским языком сказала, что топила со мной тоску, пока с мужем непонятки были. После его дня рождения, очевидно, произошло примирение.
Собрав пальцы в кулак, упираюсь им в стенку душевой. Дышу. Наполняя легкие кислородом, жду, когда отпустит.
Тряпка ты, Егор Батькович. Получается, что так. Снова лезешь туда, где об тебя ноги вытерли.
Прокручивая это дерьмо в голове, пытаюсь ухватиться за шелковую ленточку. Призрачную надежду, что все не так, как она тогда сказала. Есть ведь несостыковки. Есть!
Во взгляде ее болезненном, позе, напряжении плеч – все кричало о том, как ей больно. Задержать ее тогда надо было. Нельзя было отпускать к мужу.
Выхожу из душа, обтираюсь и начинаю одеваться. Дела по работе хочу пораньше закончить, чтобы к Вике снова поехать. Не договорили мы вчера.
Просовываю голову в горловину черной футболки и слышу, как звонит телефон.
Номер неизвестен, но чуйка вопит – она это.
- Егор, привет, - голос тонкий, робкий, будто долго сомневалась, звонить или нет.
- Привет.
- Ты говорил, что приехать хочешь…
- Я приеду! – вылетает у меня.
- Так вот, мне сейчас из поликлиники звонили, пригласили на плановую прививку Богдану, - говорит быстро, словно боится, что я трубку брошу.
- И?
- Мы поедем к обеду. Вернемся не раньше четырех… я просто предупредить хотела.
- На чем вы поедете?
- На моей машине.
- Я вас отвезу… Это далеко?
- Да, в Ленинском районе… Егор, мы сами съездим. У тебя же, наверняка, дела.
Дела, да. Но работа не волк, в лес не убежит. А с Викой и ее ребенком надо сближаться.
- Я в течение часа подъеду, нормально будет? Не опоздаете на прививку?
- Нет.
- Ну, о’кей. Собирайтесь.
Сразу же отзваниваюсь Лехе, чтобы не терял меня. Беру ключи и выхожу из дома.
Вика открывает сразу. Заметно волнуется. Улыбаться пытается, то краснеет, то бледнеет.
Меня самого коротит. Как вижу ее, земля из-под ног уходит,
