прямым текстом меня послала.
– В любом случае, это не даёт тебе право отбирать ребёнка, которого ты три года не видел и не знал. Это не собственность. Не вещь.
– Я знаю, я и не планировал.
– А что планировал? – встрепенулась она. – Пойти по более лёгкому пути? По более… приятному? – на последнем слове она даже усмехнулась. – Тут и напрягаться не надо было. Поманил, а я и побежала.
– Анют, ну что ты такое говоришь? – Серёже совсем не нравилось, как она всё переворачивала, опошляла светлые воспоминания, минуты их взаимного счастья, которые так грели сердце. – О таком я даже не думал, когда ехал.
– Не думал… не собирался… не планировал, – повторила она, снова смотря куда-то сквозь него, – а потом приехал и как-то всё само собой получилось.
– Зачем ты сейчас это говоришь? Сама же знаешь, я схожу по тебе с ума, ты разве не видишь? – Серёжа всё-таки не выдержал и потянулся к ней, но Аня быстро вывернулась и отпрянула от него.
– Не трогай меня! Не надо меня трогать!
– Ань, послушай, Аня…
– Нет, я не хочу слушать эту ложь!
Боже, Аркадьева ненавидела саму себя в этот момент за слёзы, прозвучавшие в голосе, за безнадёжность обманутых ожиданий, за преданное доверие. Мелёхин перечеркнул всё… всё хорошее, всё, чем она дорожила, каждым воспоминанием, каждым нежным моментом, которые уже сполна накопились за прошедшие дни, всё обесценилось, стало ничем.
– Да не ложь это, Ань. Я… я люблю тебя.
Серёжа замолчал, сам потрясённый тем, что это вырвалось у него. Как последний аргумент – признание, которому сейчас было не место и не время.
– Что? – она развернулась в его сторону. – Что?
Правду говорят, если человек не готов слушать, до него не достучишься. И сейчас Мелёхин абсолютно точно понял, что его слова не дошли и, навряд ли дойдут до Ани, но всё-таки повторил.
– Я люблю тебя.
– Так хочется своего добиться? – хлестнула она по его чувствам своим резким ответом. – Ты каждой это говоришь, если девушка не поддаётся?
Лицо Мелёхина окаменело, и у Ани мелькнула мысль, что, вероятно, она перегнула палку. Потому что было ощущение, что Серёжу окатило льдом, и его холодность дотянулась и до самой Ани.
– Я никому никогда этого не говорил, Аня, и я не разбрасываюсь такими словами, – ровно пояснил он, а потом засунул руки в карманы.
По его виду можно было сказать, что ему вдруг вмиг сделалось всё равно.
Всё – точка невозврата была достигнута. И разговор зашёл в тупик. Они лишь стояли друг напротив друга, погруженные в затянувшееся молчание. Мелёхин нарушил его первым.
– Мы поговорим, когда ты остынешь. Когда поймёшь, что не права.
– В чём не права? В том, что ты собирался судиться со мной за опеку над ребёнком?
– Не опеку, а право на встречи.
– Какая к чёрту разница!
– Большая, Ань. Я не собирался отбирать у тебя Леру, даже в мыслях не было.
Она сложила руки на груди в защитном жесте и отвернулась, уже не в силах выносить его присутствие.
Серёжа чуть помедлил, думая, стоит ли ещё чего-то добавлять к уже сказанному, но так и не нашёл правильных слов. Развернулся, схватил в коридоре скинутую наспех куртку и вышел за дверь.
– Пошёл ты к чёрту, Мелёхин, – прошептала Аня, услышав щелчок замка, а затем крикнула уже громче: – Пошёл ты к чёрту!
Руки сжались в кулаки, ногти впились в кожу. Боль отрезвляла. И можно было снова почувствовать себя немного живой, когда казалось, что всё внутри уже умерло.
Утром Аня замуровалась в директорской приёмной, но, кажется, сегодня к Матвею Сергеевичу решил наведаться каждый второй в их компании. Ей оставалось лишь надеяться, что по её лицу трудно прочесть, что она думает обо всей свалившейся на её голову беде. Она никого не одаривала привычными улыбками, но общалась ровно и очень рассчитывала, что по ней не слишком заметно, что накануне она прорыдала большую часть вечера.
Решение идти в офис, было принято ещё вчера. Самое простое – спрятаться дома и не показывать нос, да и Матвей, и все нормальные люди в компании, если таковые имелись, её бы поняли и поддержали, но нет, Аня решила, что пора переступать через себя и быть выше любых сплетен.
Мелёхин ей больше не звонил, что было к лучшему. Добавлять что-либо к вчерашним словам было нечего.
Однако в полусонном ночном бреду в голове звучало его: «я люблю тебя».
В конце концов, Аня накрыла голову подушкой, чего не делала, пожалуй, с самого детства, чтобы заглушить его голос. Да не помогло.
Сердце тоскливо ныло, но разочарования было куда больше.
Обед она провела на рабочем месте, который раз за день думая, пришёл ли Мелёхин сегодня или нет? Каково ему оказаться в центре скандала? Как он там вообще? Последняя мысль настолько её разозлила, что Аня фыркнула во весь голос, что в тишине приёмной показалось очень громким.
Какое ей в принципе дело, как он там? Это, простите уж, вовсе не должно её волновать.
Раздражение то ли на него, то ли на себя снова подскочило до небес. И случись же так, что в этот момент в приёмную заглянул сам Сергей.
Открыл дверь, переступил порог и замер. Знал ведь, что Матвей Сергеевич ушёл, и явился по её душу.
– Что надо? – совсем невежливо огрызнулась она. – Шефа нет.
– А я к тебе пришёл.
– Не стоило.
– Ань.
– Выйди.
– Ань.
– Выйди на хрен.
Он подошёл к её столу, опустил ладони сверху, а затем со всей дури саданул по столешнице.
– На хрен будешь кому-то другому говорить!
Аня аж вздрогнула, отшатнулась и вжалась в спинку кресла. Такого Сергея она ни разу не видела. Никогда… никогда он не повышал на неё голос. И уж точно не колошматил руками по столу. Может, он вёл себя так в компании своих богатеньких друзей, с которыми зависал в элитных клубах Питера, Аня не знала. Это поведение совсем не клеилось с Мелёхиным. Да и она сама хороша. Посылает его направо и налево. Игнор – вот верное средство. Даст понять ему, что он ничто, что ничего между ними больше не существует. Сам отвалит. Когда прыгать рядом надоест.
А потом что? В суд пойдёт?
Навряд ли… теперь навряд ли.
– Послушай сюда, Анют, – уже мягче продолжил он. – Я дам тебе время. Сколько там понадобится времени, чтобы ты всё обдумала и поняла, что я не враг. Свои слова обратно я забирать не собираюсь. Ты нужна
