смотрят четыре пирожных в форме цветов, помещенные в корзинки из песочного теста. Пахнут одуряюще сладко и выглядят очень аппетитно.
Кручу в руке кольцо, думаю, какое пирожное выбрать жертвой.
Белое, красное, синее, розовое?
Рулетка, блин.
— Снежана? — зову ее. — Ты какого цвета корзинку хочешь? Тут четыре варианта…
— А? Что? — слышится ее возглас из ванной.
И именно в этот момент раздается звонок в дверь.
Напрягаюсь.
В голове крутится нескладуха из глубокого детства:
«Кто стучится в дверь моя?
Видишь, дома нет никто!»
Так и хочется притвориться, что в квартире вправду никого нет. Тем не менее иду в прихожую, смотрю в глазок, а то мало ли что.
В глазке виднеется мать с растрепанными волосами.
В первую секунду даже не хочу открывать, но все же делаю это.
Ведь это мама.
К тому же я такой ее никогда не видел. Всегда аккуратная, модно одетая, со здоровым цветом лица, сейчас она напоминает свою собственную тень.
— Как ты меня нашла? — спрашиваю, открывая дверь.
Ведь мы не виделись после того злосчастного обеда.
А она на мой вопрос даже не реагирует. Заходит в прихожую, руки разводит и стонет, да так жалобно, что мне за нее делается больно:
— Барсег, его так избили, так избили…
За ней в прихожую вваливается отец.
— Кого избили? — поначалу не понимаю.
А родители даже не спрашивают разрешения, проходят в квартиру. Бегло осматривают гостиную, направляются на кухню, что располагается тут же.
— Дай матери воды, — просит отец.
Я автоматом тянусь к холодильнику, достаю непочатую бутылку минералки. Да так и застываю с ней, слушая причитания матери:
— На нем живого места нет! Барсег, у тебя же есть какие-то знакомые, дай денег, защити его, он же брат твой. Неужели тебе его нисколько не жалко? Его тесть угробит…
Тут-то до меня и доходит, что произошло. Братца избили в тюрьме. Что ж, ожидаемо. Я ведь говорил с его невестой, Кариной, и доподлинно знаю, что этот поганец вытворял с девчонкой. Скорей всего, ее отец решил как следует проучить несостоявшегося зятя.
Но с какого перепугу я должен жалеть этого козла? Он мне чуть всю жизнь не угробил, к тому же страдает за дело.
Впрочем, кое-кого в такой ситуации мне и вправду жалко — мать.
— Мам, успокойся, пожалуйста, — протягиваю ей воду. — Даже если его побили, по заслугам получил. Он же садист! Как ты этого не понимаешь?
— Не понимаю, — взвивается она. — Не понимаю, и все тут! Как ты можешь быть таким равнодушным к родному брату, таким жестоким…
Ну приехали…
И надо же именно в этот момент в дверном проеме кухни показаться моей русалке. Снежана заходит в комнату с еще влажными после душа волосами, замотанная с ног до головы в коричневый банный халат.
— Здравствуйте, — тихо лепечет.
— Что она здесь делает? — тут же взвивается мать.
Этот ее вопрос выхлестывает меня окончательно.
— Она тут живет! — резко осаживаю родительницу.
— Ах так… — мать упирает руки в боки. — Неужели совести у вас нет никакой? Вагана там чуть до мяса не избили, а они тут живут вместе, пирожные трескают…
С этими словами она вдруг хватает коробку с купленными мной корзинками, секунду примеряется и, еще до того, как я успеваю ее остановить, швыряет их в Снежану.
Моя драгоценная умудряется увернуться, охает, прячется за дверной проем.
— Каролина, очнись! — рявкает отец. — Успокойся…
— Снежана-то тут при чем? — я кричу на мать. — Она никого не била!
— Она могла бы и смолчать, не выносить на люди всю ту грязь… — шипит мать. — Тогда бы не было ничего!
Неожиданно Снежана показывается перед моими родителями и отвечает звенящим от напряжения голосом:
— Я молчала пять лет! И что хорошего из этого вышло? Он над другими издевался… Неужели вам никого, кроме своего сыночка, не жалко? Он изверг!
— А ты на меня не кричи! — взвивается мать. — Мала еще на старших кричать, ишь ты праведная какая… О других она заботится. Ты сына роди, воспитай, а потом умничай, кого и когда матери должно быть жалко. Не стыдно тебе такое мне говорить?!
Она бросает все это Снежане в лицо и резко подается в ее сторону.
Но я успеваю загородить собой Снежану, рявкаю на мать:
— Успокойся! Не смей ее трогать.
Тут подключается и отец, он обхватывает мать за талию, тащит в противоположную сторону.
— Каролина, пойдем… Я говорил, не надо было приходить.
С этими словами отец утаскивает мать из квартиры.
Я же остаюсь со Снежаной на кухне, обнимаю ее и…
Даже не знаю, что сказать.
Извиниться за мать? За себя? За то, что у меня такая семья уродская?
В результате так и не решаю, что сказать. Молчу, как идиот.
Прижимаю Снежану к себе, глажу по мокрым волосам и силюсь придумать, как хоть чуть-чуть сгладить эту паршивую ситуацию.
— Барсег, поехали в Москву, а? — просит Снежана чуть не плача. — Я домой хочу!
Ну вот и все.
Закончилась моя сказка.
Глава 49. Дома, да не там
Снежана
Нет, так жить невозможно…
Это же не мужик, это тайна за семью печатями. Как его понять? Как постичь мотивы его поступков? Что творится у него в голове?
Вчера он тебя вроде как любит, обихаживает по-всякому, заставляет поверить, что все — вот оно счастье. Состоялось! Ну почти…
А сегодня чинно и благородно доставляет до дома, как будто какой-то водитель. При этом сидит в машине с самым хмурым видом, на прощание даже не целует. И даже не спрашивает, что я планирую делать вечером. Или завтра. Или на выходных.
Он что, не собирается со мной встречаться? Типа довез и избавился, так?
Ему все равно на меня, что ли?
Я больше не нужна? Не желанна? Опять?!
Целую неделю была нужна, а теперь нет…
Или это он со мной просто накувыркаться хотел? Типа пять лет назад не получил, так хоть сейчас… Гештальт закрывал?
Тогда зачем бегал со мной по врачам? Зачем ночами обнимал, вкусностями кормил, рассказывал, как ему со мной хорошо? Это ведь никакого эротического удовольствия не доставляло.
Нет, близость не сыграешь. Настоящую, душевную, ее никак не сымитируешь. И она у нас была!
Была да сплыла…
После визита родителей Барсега
