Но кто мог поручиться, что она не блефует? Может быть, эта записка – всего лишь безыскусная ложь, нежелание говорить правду.
Ричард поспешно переключился на мысли о Филиппе. Боже, ну и денек предстоит завтра! Скорей бы все это кончилось. До чего же двусмысленно он будет себя чувствовать, когда поведет невесту в церковь, будет принимать поздравления, пить шампанское… и делать вид, что ужасно счастлив.
Единственная приятная мысль – о предстоящем повышении по службе. Через два дня ему присвоят звание майора, и он с радостью займется практической работой. Просиживать штаны в министерстве ему уже изрядно надоело.
В комнату заглянула миссис Хэрриот. На ней было синее сатиновое платье, которое она надела специально к ужину. Ричард улыбнулся.
– А, мама!… Все готово?
– Да, дорогой. Я оделась пораньше. Отложи свои сборы и спустись вниз. Мне хочется с тобой поговорить. Ведь это последний вечер, когда мой сын со мной… – вздохнула она. – Ну, ты меня понимаешь.
Ричард встал, сунул в карман трубку и, подойдя к матери, погладил ее по плечу.
– Не говори так. У нас еще будет много вечеров, когда мы сможет побыть вдвоем.
Синие глаза матери печально блеснули.
– Завтра ты женишься, мой дорогой!
– Жена никогда не заменит мать. Тем более такую, как ты! – заверил Ричард.
Миссис Хэрриот слабо улыбнулась.
– Ты такой милый!… Я видела, ты уже приготовил саблю и начистил ботинки…
Он кивнул.
Видя, как его глаза бесцельно блуждают по комнате, миссис Хэрриот почувствовала, что сын вовсе не испытывает того счастливого нетерпения, какое должен испытывать мужчина накануне свадьбы. На сердце у нее заскребли кошки. Вот и приблизился день, когда ей предстоит отдать сына Филиппе Спайрз. Было время, когда она не сомневалась, что лучшей жены ему не найти. С тех пор как ей представился случай узнать Филиппу поближе, она заметила, что та стала нравиться ей гораздо меньше.
Кроме того, миссис Хэрриот догадывалась, что перед свадьбой мысли ее сына направлены к другой девушке. Любопытно было бы узнать, что сталось с Кэрой. Довольно долгое время Ричард вообще не упоминал о ней. Что-то мелькало в газетах, но миссис Хэрриот было не до того. Лучше совсем забыть о Кэре… Но Ричард не забыл о ней, и мать это знала.
– Ах, мой дорогой сынок, – вздохнула она, – надеюсь, завтрашний день будет для тебя самым счастливым. Когда я выходила замуж за твоего отца, так оно и было. Мы любили друг друга до самой его смерти…
Ричард немного помолчал. По его лицу ничего нельзя было прочесть. Потом беспечно обронил:
– Все будет в порядке, мамочка. Не беспокойся!
Мать закусила губу, чтобы не расплакаться. Она знала, что мамочкой сын называет ее лишь в моменты сильнейшей душевной смуты. Это так похоже на него: скрывать от всех свои истинные чувства. С камнем на сердце она оставила сына и сошла вниз, а Ричард остался, чтобы переодеться и принять ванну.
Ожидая, пока наполнится ванна, Ричард поймал себя на неожиданной мысли. Он встал и, подойдя к столу, отпер маленький ящичек, где у него хранились жемчужные запонки и дорогие жилетные часы, которые он носил до войны. Здесь лежал и маленький голубой комочек. Он развернул его. Это была пара шелковых чулок.
Он спрятал чулки Кэры в ящик, как только вернулся домой из Франции. Сколько воспоминаний было с ними связано! Какой ураган чувств они вызвали в его душе!… Словно наяву он видел Кэру на сцене в летной форме, когда она исполняла тот замечательный номер, называвшийся, кажется, «Все выше»… Как восхитительно она танцевала! Как шли ей эти голубые чулки!… Ричард закрыл глаза. Вот она, Кэра, – веселая, легкая, словно лесная нимфа, кружится в танце… Вручая ему эти чулки, она рассмеялась: «Как романтично!» Он помнил каждое ее слово.
Он поднес один чулок к губам. Кажется, от него все еще исходил слабый аромат – запах Кэры!… Так назывались духи, которые приготовили в Париже специально в ее честь… Увы, все это было в прошлом. Времена переменились. Переменился и мир… Завтра Ричард должен поклясться в верности «до самой смерти» другой женщине.
Несколько мгновений Ричард боролся с собой, а потом яростно бросил чулки на кровать рядом с вечерним смокингом, в который собирался переодеться. Самое лучшее – зарыть этот глупый талисман где-нибудь в саду. Забыть о нем, как и о самой Кэре… Ожесточившись, Ричард думал сейчас о ней не как о своей возлюбленной, а как о легкомысленной, порхающей, словно бабочка, певичке, которая возобновила связь с прежним партнером – с этим красавчиком Клодом…
Интересно, что она сделала с его танковой эмблемой, которую он ей подарил в обмен на чулки?… Скорее всего, отправила в мусорное ведро.
Когда он спустился вниз, служанка подала ему на подносе письмо.
– Прошу вас, сэр! Его только что привез шофер из Саут Холла.
– Спасибо, – кивнул Ричард и, взяв письмо, сунул его в карман.
Он сразу понял, от кого оно. Дорогая бумага, внушительный фамильный герб, размашистый почерк… Письмо от его будущей супруги. Он не сомневался, что Филиппе вдруг захотелось черкнуть ему еще несколько ласковых слов, и почувствовал укол совести. Ему самому следовало бы сделать то же самое. Что же, пропустив рюмочку-другую, он займется эпистолярным жанром и напишет невесте ответ. Жаль только, что он ощущал себя не счастливым женихом, а узником, посаженным в камеру смертников.
Мать дожидалась его в библиотеке. Окна были распахнуты настежь. Июньское солнце щедро лилось в комнату, ярко освещая сине-зеленые персидские ковры. Миссис Хэрриот вязала сыну носок цвета хаки.
– Хочешь пить, милый? – спросила она.
– Скорее, выпить. Чего-нибудь покрепче, чем шерри.
Миссис Хэрриот повела бровью. Это был дурной знак. Ричарда очень редко тянуло выпить.
– Ты взял письмо, милый? – спросила она. – Я передала его через Минни…
– Да, оно здесь, – сказал он, похлопав себя по карману.
– От Филиппы?
– Да.
– Что же, разве ты его не прочтешь? – поинтересовалась мать, стараясь казаться веселой.
Он слабо улыбнулся.
– Чуть позже. Давай лучше пообедаем и поговорим.
Таким образом, письмо осталось нераспечатанным.
Ричарду не хотелось лишний раз читать любовные признания невесты.
После обеда он сел пить кофе и закурил сигарету. Потом, чувствуя себя слегка навеселе, он вышел освежиться в сад.
День был изумительный. Длинные тени, пересекавшие знаменитые лужайки Мэнора, казались идеально ровными, словно лежали на биллиардном столе. На живой изгороди ровными рядами расселись дрозды, казавшиеся на фоне розовеющего неба совсем черными. В воздухе стоял густой аромат роз. Другой такой прекрасный закат и припомнить было трудно… Ах, если бы не этот привкус несчастья во всем окружающем!… Брак без любви…
