Ознакомительная версия.
Кровь бурлила, стучало в висках, от бешенства подошла и пнула пару раз огромное кресло. Чего им всем от нее нужно?
Осмотрела осоловелым взглядом комнату, сорвала с себя халат. Тут же натянула короткие шорты, старенькую майку. Набрала в охапку флаконы с моющими средствами, тряпки и принялась делать генеральную уборку в квартире. До блеска, до идеальной стерильности. Лишь бы не думать, лишь бы не слышать в голове Наташкины жестокие колкие слова.
Дошла до прихожей…
Лешка куртку забыл. А вдруг дождь? А если на рыбалку поедут, он в чем будет?
Запал и злость как-то сдулись разом. Повернулась к огромному зеркалу.
Натереть до блеска!
Посмотрела на свое отражение. С минуту стояла как вкопанная, а потом, вдруг размазав изображение мокрой рукой, прислонилась лбом к холодному стеклу и разревелась…
Еще долго потом лежала без сна, то плакала, то скулила, то кусала подушку. Не помогало.
Было паршиво, да так, что сама не знала, что теперь делать.
Теперь было безумно стыдно перед Наташкой за свои выходки. С ней всю неделю нянчились, уговаривали, помогали, а она вела себя, как маленькая избалованная…
Наташка пеклась о ее здоровье, о малыше, а Янка? Она даже не задумалась о том, что Наташке вот-вот рожать, что поездки для нее — это уже слишком тяжело, что сама подруга постоянно мучается с давлением, да и стрессы… Но Янке жалко было только себя. Всю неделю, весь месяц, второй…
Сколько бы она еще так провалялась, желая исчезнуть, раствориться в небытие?
И Сашка… Он ведь говорил, что телефон этого проверяющего нужно будет отдать Николаю, как только он позвонит, что это очень важно. Но Янка не хотела ни с кем разговаривать, отвечать на звонки даже мужу. Телефон стоял на беззвучном.
Бесила осведомленность друзей, как всегда они знали больше, чем Янка. И снова Наташка права. Она просто не привыкла интересоваться делами мужа, совсем. Признаваться себе тяжело, особенно в том что ей всегда было откровенно плевать, что там у него на работе. Это все ей было чуждо, не понятно, так к чему спрашивать? Он ведь не пытается ездить по концертам, слушать современную классическую музыку, разбираться в исполнителях…
Вошкались, толкались, пытаясь друг друга вытеснить неприятные воспоминания. О собственной черствости, о Сашкиной в ответ…
Когда же они успели стать друг другу чужими?
Сквозь пелену слез различила отблески закопавшегося в одеяле смартфона, экран светился, значит кто-то снова звонит.
Сашка…
Яна несколько минут гипнотизировала повторяющиеся входящие звонки и, судорожно всхлипнув напоследок, нажала кнопку.
85
— Привет, — получилось хрипло, еле слышно, как после сна.
— Малыш, любимая… — судорожный вздох теперь от Сашки. — Как ты? С тобой все в порядке? Ты не заболела? Яна… Почему ты молчишь?
— Все в порядке.
— Почему не звонишь, на звонки не отвечаешь. Я волновался за тебя. Ян, пожалуйста, не молчи!
— Просто голова кружилась немного, уснула, телефон на беззвучном.
— Я на домашний тоже звонил…
— Я не слышала. Нет. Не правда… Просто разговаривать не хотелось. Не спрашивай.
— Ты не простишь меня, да? Слишком сложно все, я понимаю.
— Да нет же, Сашка, нет! — кажется она сейчас разбудит соседей. — Не в этом дело. Не знаю… Просто мы с тобой как-то совсем отдалились друг от друга. Ты ничего не рассказывал и сейчас не рассказываешь…
— Ты о чем, Ян? — Сашка обиженно усмехнулся в трубку. — Ты сама не звонишь, хотя прекрасно знаешь, что телефон нам выдают только по звонку родственников. Первый день не в счет. Но ты не звонишь. Я вру, говорю, что жена с работы позвонить не может, нельзя. Договариваюсь и на час забираю телефон каждый вечер, в палату. Яна, честно, ты смотрела на время, сколько длятся наши разговоры?
Янка прикусила губу до крови. Она понимала, о чем говорит муж. О том, что кроме самочувствия она ничего не спрашивала, не рассказывала ни о себе, ни о Лешке. Быстро прощалась и бросала трубку, каждый раз находя новые отговорки.
— Молчишь… Вот и я навязывать не могу свои проблемы. Понимаю, теперь я калека. На шее ребенок, виноват перед тобой на всю жизнь. Я выкручусь сам, надеюсь, что начну ходить. Я справлюсь. Сейчас уже решаю вопрос с предъявленным обвинением. Я знаю, как для тебя это трудно — принять, что муж находится под следствием. Но я не виноват, клянусь. Хотя… Это дел не меняет.
Сашка вздохнул, собрался с духом и продолжил:
— Прости, я не могу тебя вычеркнуть из сердца. Наверное, я уже для тебя действительно чужой. Скажи. Ты просто скажи, как есть. Я пойму…
— Расскажи мне об этом чертовом телефоне. Пожалуйста, я хочу знать, что за грязные дела творятся за моей спиной! Расскажи мне о том, что там произошло, что ты натворил!
Сашка молчал. Тысячу раз прокручивал в голове этот разговор, готовился. Но сейчас сомневался вновь. Стоит ли все рассказывать? Так, как есть…
— Наверное, это еще началось тогда, когда мы с тобой были на новогоднем корпоративе, четыре года назад, помнишь? Я тогда не придал этому случаю значения, а стоило бы. Именно там и увидел тебя Пьянов. Мой сотрудник, с одной бригады. Он чуть старше, подавал большие надежды, имел блат. Я конечно понимал, что мы соперники. Но думал, что только в работе. В какой-то момент я вышел на улицу покурить. Услышал, как Пьянов обсуждает, как он поимел бы какую-то телку, расписывал во всех подробностях. Мне стало противно, я вернулся в кафе. Потом мы танцевали с тобой, и я совершенно об этом забыл. Но когда все расходились домой, у гардероба ко мне подошел наш сварщик, Володька, пьяный в дупелину, начал нести какой-то бред о том, что Пьянов всем рассказывает, как до одури хочет мою жену… Я посмеялся, просто даже не подумал о том, что это все правда, тогда все явно перебрали. Володьку послал и забыл… А дальше, наверное, просто было место случаю. Ремонт оборудования на скважине. У Пьянова повторная поломка, у меня 90 процентов выполнения. Мне дают повышение, его перводят в какую-то глушь, на другое месторождение.
Яна, сидела тихо, как мышь, боясь делать вздох. Всё, что сейчас говорит Сашка, казалось каким-то мыльным дешевым кино, если бы действительно тогда не происходило с ними…
" Ты, может быть помнишь, как я рассказывал, что сам не ожидал, что стану бригадиром. У меня ведь ни блата, ни опыта столько не было. Но мужики, они были рады, приняли меня, уважительно относились. Польщенный, я совершенно забыл о Пьянове. А он обо мне нет. Работу он никогда не любил, хотел стать большим начальником. И кто-то видимо ему помог. Через несколько лет Пьянов становится проверяющим. Как паскуда, ездил, вынюхивал, наказывал, убирал ненужных людей. Все знали об этом, но никто не мог ничего поделать. Взрыв в первый раз на месторождении показался мне странным. Я точно знаю, там все было исправно. И сменщик мой, неглупый парень — такого бы не допустил. Но разбираться нам никто не дал. Прибыла комиссия. Во главе с Пьяновым. Нас вызвали на работу под предлогом, что сменная бригада отстранена. Но… Это был лишь изящный маневр. Я не звонил, не мог. Нам устроили там такое… На зоне, наверное, лучше относятся.
Вот так, Яна. Здесь Пьянов с камерами и обвинениями в терракте, дома ты. Осталась с Лешкой. Я старался изо всех сил, чтобы не дать ему повода обвинить нашу бригаду, но он в этом мастер. Кто-то не выдержал, сбегал покурить в кусты, кто-то перед камерой с бутылки воды попил. Этого достаточно. А в документации не нужно быть особым фокусником, чтобы подтасовать и добавить в дело испорченные и недозаполненные бланки.
В последний день он хотел, чтобы я подписал признание. Это даже не срок, Яна. Это практически смерть. Только кроме меня там еще двенадцать человек в бригаде. А у них также семьи, дети… Пьянов смеялся, показывал с телефона мне свои "доказательства", поясняя, как мечтал стереть меня с лица земли и отыметь мою жену. Я не сдержался, схватил его за шею, но отпустил. Лучше бы придушил, гада… Он тут же отряхнулся, и с гадкой ухмылочкой напомнил о том, что вокруг висят его личные камеры. Все понимали, что съемка незаконна, но никто не мог ничего с этим поделать. Каждый наш шаг записывался и видео сохранялось в его телефоне. А потом он достал сигарету и прикурил…"
Ознакомительная версия.
