Бабуля бросает на меня долгий взгляд, потом уходит куда-то в комнату – а, нет, на балкон, слышу, как открывается дверь. Возвращается с замотанной в десять слоев железной баночкой. Ну что уж так сразу? Что за жестокое обращение? Хороший чай. Просто мало кто может выдержать его изысканный запах. А с тараканами Семеновны – это исключительно совпадение.
Я тогда как раз заварила чай, стояла у окна, чашка на подоконнике… Тараканы даже тапочек не боятся, а тут подумаешь, какие чуткие! В общем, ложная версия. Мне даже как-то неловко было, когда пришла соседка с прищепкой на носу и сердечно благодарила за помощь.
А бабушка моя из стойких. Я завариваю чай, даже пить начинаю, а она не сбегает. Садится напротив, рассматривает.
– Ты говорила, что он успокоительный?
Я киваю.
– Ты днем дома. Пьешь успокоительный чай. У тебя что-то случилось?
– Не переживай, бабуль. Ничего страшного. Просто я беременна. Двойней.
У бабушки округляются глаза. Она поправляет свою шляпку. Потом еще раз. А потом на удивление резко подскакивает и куда-то уносится с криком Апачи. Возвращается с большой банкой, старательно ее протирает, а спустя секунды ставит на стол тарелочку с солеными огурцами.
– Вот, – говорит она с гордостью, – к чаю тебе. Я знала, знала, когда каждый год их закатывала, что однажды они пригодятся. Столько лет не теряла надежды!
Огурцы и правда идут на ура. И вот как-то под них лучше думается. А еще хорошо разговаривается. Сидим, болтаем с бабулей – звонок.
– Ешь, ешь, – говорит она, – сама проверю, кто там.
Я слышу ее шаги, как она открывает дверь, а потом…
– Кто-кто?! Какой еще Вася? Сантехник? И зачем ты нам нужен?.. Что? Да я сама кран могу починить!.. Иди с богом, милый, не морочь честным девушкам голову…
Я смеюсь. Да уж, и правда, зачем он нам теперь нужен?
Он не нужен.
Никто не нужен.
Почти.
Вздыхаю. Потому что вспоминаю, что наговорила Матвею, и такая грусть меня берет, а раскаяние просто начинает съедать. Э, нет, так не пойдет, так может получиться гастрит! Допив чай с огурцом, я вызываю такси и решительно поднимаюсь.
– Правильно, правильно, – не спрашивая, куда я намылилась, поддерживает бабуля, – беги, пока не раздумала! А то начнешь сомневаться, бояться, оглянешься – тебе пятьдесят, он женат, а ваши дети даже на сантехников кидаются с криками: «Папа! Это наш папа пришел!»
– Бабуль, прибереги талант, – прошу я, – будешь правнукам сказки на ночь рассказывать.
Она улыбается. Кошка сидит у ее ног и мурчит. В общем, обе меня провожают.
– Куда едем? – спрашивает таксист.
– Минутку.
Можно, конечно, спросить у Матвея, но я считаю, что так получится малодушно. С таким же успехом я могла сидеть дома и отделаться сообщением: «Наелась огурчиков, пришла в себя. Жду».
Нет, я хочу все сказать ему лично.
И вообще, я хочу увидеть его. Прямо сейчас. Это как…. Это такая необходимость – почти как дышать.
– Егор, – звоню я, – а где ты работаешь?
– А-а-а, – тянет он, – ну я так и подумал, что это опять ты напортачила. Я тут, понимаешь ли, решил зайти по поводу премии… с прошлой все-таки уже время прошло… Еле ноги унес! Теперь даже не знаю, работаю ли еще? Может, уволил под горячую руку?
– Давай говори быстрей, где мне найти твоего босса, попробую за тебя заступиться.
Он не просто диктует мне адрес, а даже встречает у входа. Вот это я понимаю, у человека мотивация! Вот это я понимаю – желание поработать!
Офис очень большой. Хорошо, что он меня встретил. Я ему в этом не признаюсь, он и так, смотрю, опять нос задирает.
– Матвей Сергеевич занят, – объявляет нам его секретарша. – Он созвал важное совещание.
– Видишь, – слышу громкий шепот мне в ухо, – сколько людей из-за тебя пострадало.
– Придется вам подождать, – говорит секретарша. – И то я не уверена, что Матвей Сергеевич вас примет. Вы ведь не по записи?
– Нет, – качаю я головой, – мы по росписи.
– Как-как? – недослышивает секретарша.
А сзади меня кто-то так активно втягивает в легкие воздух, что я на всякий случай отодвигаюсь. Не бог весть какая у меня сейчас прическа, но все же. Я даже макияж не поправила дома. Просто смыла его весь, и все. Не было времени.
И сейчас его нет.
Я смотрю на закрытую дверь. Он там. А я здесь.
Три шага.
Не такой долгий путь для того, кто нашел, что искал.
Будто со стороны вижу, как секретарша открывает рот и выскакивает из-за стола, чтобы остановить меня. Вижу, как Егор бросается к ней, обнимает ее и подмигивает мне – мол, давай. Вижу, как я толкаю дверь кабинета.
А потом я вижу Матвея.
Нет, кто-то тоже есть, и их много. Но они идут фоном – я не различаю их лиц. Потому что смотрю на него.
Большой стол. Он во главе. Как всегда.
Столько раз… когда мы еще не встречались, я смотрела, как он сидит один во главе, и думала, что это прихоть, привычка, возможность лишний раз подчеркнуть собственный статус.
А теперь понимаю, что это потому, что рядом с ним никого не было.
Тихо.
В кабинете так тихо, что стул, который я подхватываю, режет барабанные перепонки. Глупый, цепляется за привычное место. Как я.
Я ставлю стул рядом с креслом Матвея.
– Привет… – шепчу едва слышно. – Я пришла сказать, что была не права… Пришла сказать, что ошиблась… Я вообще не это имела в виду…
Хорошо, что он не перебивает. Мне надо сказать, надо выговориться, надо, чтобы он понял. Выдыхаю и говорю уже громче:
– Я сказала, что мне ничего от тебя не нужно. Это не так. Нужно, и очень. Мне нужен ты, Матвей.
От чувств, которыми я с ним хочу поделиться, перехватывает дыхание. Я всматриваюсь в его лицо. О чем он думает? Угадать невозможно.
Он задумчиво трет подбородок, изучает меня взглядом, от которого внутри начинает трубить слоненок. И в результате меня всю осыпает мурашками – вот до чего его топот доводит. Бабочки бы так не смогли.
– Уверена?
Голос Матвея звучит строго, но я улыбаюсь.
– Да. – Киваю с готовностью и решаюсь продолжить: – Я понимаю, что обидела тебя…
– Я говорил, что мужчины не обижаются. Они делают выводы.
– Я понимаю, что у нас все получилось внезапно и случайно…
– А еще я говорил, что не верю в случайности.
– Не перебивай, пожалуйста, а то я никогда не решусь! В общем, я тут подумала…
Вдох-выдох, вдох-выдох.
Продолжим.
– Ты знаешь, что я храплю, и тебя это не смущает. Я знаю, что ты спишь в Планетарии, и меня это не смущает. А еще мы оба любим балет. И вообще… сами станцевали неплохо… Как ты смотришь на то, чтобы выйти за меня замуж?
Ну вот…
Ну вот, я сказала.
Ничего смертельного нет.
Даже в том, что он долго молчит. И в том, что качает головой. И в том, что он произносит холодное:
– Нет.
А потом вдруг резко склоняется и берет мои руки в свои. Сжимает, заставляя на себя посмотреть.
А у него… а у него глаза так сияют, что я сразу все понимаю! И то, что скажет, и почему держит ладони, и почему он так улыбается – сыто, довольно, так что у меня сердце разбивается на две половинки и склеивается обратно.
– У меня для тебя другое предложение.
– Нет, – говорю я и так, чтобы чуть-чуть его подразнить, добавляю: – Уборщицей к тебе не пойду.
Он смеется.
Громко, никого не смущаясь.
Да-да, с учетом того, что от хороших должностей я уже отказалась, а каждый раз он предлагал должности все ниже и ниже, что у нас остается?
– У меня для тебя другая вакансия, пожизненная – жена. – И да, теперь его очередь меня чуть-чуть подразнить. – Выйдешь за меня замуж?
Я киваю.
В глазах собираются слезы. И вдруг где-то сбоку раздается громкий шепот:
– Она не так говорила! Она говорила: «Как ты смотришь на то, чтобы…» Вот если бы полностью повторить, смотрелось бы гораздо эффектней.
Матвей резко выдыхает, и к моменту, когда я поворачиваю голову, половину народа уже буквально сдувает за двери. Вторая еще пихается. А Егор стоит, такой вежливый, всех пропускает. И взгляд такой искренний – нет, нет, это не я говорил! Не я!
