Да, у нас все шло очень непросто и по тому же жаркому сценарию в ритме латино. Причем сначала была вполне так идиллия. Женька поправился и переехал ко мне. Свою квартиру он более-менее привел в порядок и сдал в аренду. Я познакомилась с его отцом, и тот мне очень понравился. Да и в целом отношения с Женькиными родителями сразу стали довольно теплыми. А вот мои от него были не в самом большом восторге, причем главной причиной оказалось то, что мы жили вместе, но не торопились бежать в загс.
- Вот увидишь, Оля, - раз за разом повторяла мама, - все эти «поживем-посмотрим» ничем хорошим не кончатся. Останешься в итоге одна, да еще и с пузом.
- Да в конце концов! – не выдержала я после пятого или десятого повторения. – Ты же хочешь внуков? Останусь с пузом – будет тебе внук. Генка вон дважды женился – и что? Ничего.
Мы поссорились, потом помирились, но капать на мозги родители перестали. Только поглядывали вопросительно, когда мы с Женькой приезжали в гости: ну как, еще не надумали?
А мы и правда не торопились, потому что процесс подгонки и узнавания друг друга оказался вовсе не таким простым, как представлялось. Все идеально у нас было только в постели. Вот тут чашка точно блюдечко нашла. И наоборот. Зато в остальном…
В бытовых мелочах нас спасало то, что мы уделяли им не так уж много внимания. Когда впахиваешь пять дней в неделю от темна до темнадцати, вечером силы остаются только на то, чтобы быстренько забросить что-нибудь в желудок и залезть в постель. Ну или сходить на часок в спортзал, а потом уже в постель. В выходные хотелось расслабиться и заняться чем-нибудь приятным, а не уборкой. Нет, свинарника у нас не было, минимальный порядок в четыре руки поддерживали, но если ожидался набег родителей, приходилось объявлять всеобщую мобилизацию.
Разумеется, мы ссорились – по уже знакомой схеме. Я легко заводилась, но быстро остывала, выплеснув раздражение. Завести Женьку было сложно, но если уж это случалось, требовалось несколько дней, чтобы он успокоился. Больше всего меня бесили в нем начальственные замашки и стремление объяснить «как надо». Самое смешное, что чаще всего он был прав. Но подача «женщина, ты ни хера не понимаешь» в считанные секунды отключала мне соображалку, зато включала выбух огня и яда. Я пыталась объяснить, что существуют более конструктивные способы донести свое мнение, Женька соглашался, но…
И все же в целом первые три месяца прошли относительно мирно. А потом начался ковид, и мы засели на удаленку. То есть плотно засела я: в офис выходили только дежурные. Женька хоть и мотался время от времени на встречи и в КБ, которое на удаленку перейти не могло, но тоже большей частью работал дома. Вот тогда-то нас и начало клинить. И так на нервах, а тут еще целыми днями нос к носу. Секс спасал, но лишь частично. Мне не хватало личного пространства, ему – контактов с внешним миром и свежих впечатлений.
Мы начали друг друга капитально бесить. Ссоры шли одна за другой, а промежутки между ними становились все короче. Казалось, мы поставили себе задачей угробить все, что только-только начало зарождаться. Тринадцатого сентября, ровно через девять месяцев со дня знакомства, Женька заявил, что сказанное им во время болезни было бредом от высокой температуры, а я запустила в него телефоном и потребовала убираться ко всем херам. Стирая кровь с рассеченной брови, он собрал сумку и бахнул дверью.
На этот раз быстро успокоиться не удалось. Два дня я кипела, пенилась и крыла его всеми известными нецензурными словами. Это было похоже на ту прозрачную, ничем не замутненную ненависть первых дней знакомства. На третий день пробилось сомнение: может, не стоило так резко? Он, конечно, придурок и вообще козел, но все равно… любимый же козел.
Я осторожно позвонила Вере Сергеевне.
- Поцапались? – усмехнулась она. – Ничего, бывает. Нет, он не у нас. У Пашки, наверно. Но ты его лучше не трогай пока. Пусть отойдет. Сам появится.
Пашке я звонить точно не стала бы. Прошла неделя, Женька по-прежнему сидел в окопе. На восьмой день в воцап прилетела фоточка с незнакомого номера: Филатов, судя по роже, пьяный в дупель, а за плечи его обнимает норка Лиза. И, судя по купленной месяц назад рубашке, фото свежее.
Вот тут меня вштырило не по-детски. Неизвестно, каких глупостей я могла бы наделать, если бы свыше мне не послали Люду, которая оказалась поблизости и решила заглянуть. Она терпеливо выслушала мои вопли, попыталась убедить, что наверняка все не так, как кажется, и не позволила выкинуть оставшиеся Женькины вещи в окно. Позвонила Федьке, что заночует у меня, насильно накормила ужином и уложила спать. Наутро я была уже более вменяема и, во-первых, вспомнила, что Лиза Пашкина двоюродная сестра, а во-вторых, посланная вот так фотография – наверняка подстава.
Взяв с меня клятву не лезть на рожон, Люда уже ушла было, но притормозила на пороге.
- Слушай, я чего хотела-то? У нас малыш будет. В начале июня.
- Ну блин… - только и смогла сказать я.
Они с Федькой поженились в мае, успев подать заявление до локдауна. На работе об их отношениях не знал никто, кроме меня и, разумеется, Володи. Регистрация получилась максимально неторжественная: пришли, расписались, забрали свидетельство. Отметили узким кругом у них дома. Кроме нас с Женькой, были только тетя Катя и мои родители. Виделись мы теперь нечасто, больше перезванивались, и по работе, и просто так. Все у них шло хорошо, с Кешей Федька подружился, но, по словам Люды, очень хотел своего ребенка, а пока они дружно возились с щенком по имени Гектор.
Видимо, и правда очень хотел, раз так оперативно состряпал. Нет, я конечно, была за них рада, но если б не свой раздрай, порадовалась бы гораздо сильнее.
Прошло еще два дня. Работа отвлекала, но фоном я продолжала качаться на качелях: от «иди ты на хрен, Филатов» до «вернись, я все прощу». А на третий, выглянув в окно, заметила под дворником Пыжа что-то непонятное. Спустилась и обнаружила розу. Без шипов.
Огляделась по сторонам: может, сидит в засаде и караулит, чтобы не утащили? Не нашла, вернулась домой и написала в воцап: «Спасибо!»
Тут же прилетело:
«Давай в три на Пионерке?»
Не буду врать, ответила не сразу:
«Ок».
Мы встретились, дошли пешком до Удельного парка, сели на скамейку. Разговаривали долго. Про фотографию я так и не сказала, Женька тоже промолчал, но если бы что-то действительно было, поняла бы сразу.
Решили попробовать еще раз. На следующий день он приехал с вещами. Было сложно, потому что в чем-то мы здорово откатились назад, пришлось начинать сначала. Разумеется, ссорились, пыхтели друг на друга, но стали как-то… осторожнее, что ли. Больше следили за словами. Может быть, поубавилось легкости, когда говоришь, не задумываясь, но это окупалось тем, что меньше обижали друг друга, пусть и невольно. Оказалось, даже если люди на одной волне, отношения – это все равно работа, далеко не всегда простая.
Потихоньку начало выправляться, но тут мы на пару заболели. Вот где Женьке аукнулось его воспаление легких: две недели он пролежал в реанимации. Меня в больницу не забрали, и я сходила с ума в одиночестве. Было плохо и страшно. Больше за Женьку. Если уж с «легкой формой» так фигово, то как должно быть с тяжелой?!
Но, как известно, нет худа без добра. После болезни, пережив страх потери, мы облизывали друг друга не только в прямом, но и в переносном смысле. Ссориться, конечно, не перестали – и тут я вспоминала Женькиных родителей. Но у ссор появился совсем другой оттенок. Если раньше мы боялись, что каждая из них может стать последней, то теперь знали: нет, точно не последняя. Будут еще. Но это уже не пугало.
Евгений
О чем говорят, собравшись на пьянку, военные и примкнувшие к ним? О войне и о бабах. Потому что бабы на войне и около войны приобретают особую ценность. Не только как секс-объект, но и как тыл, что даже важнее.
Мы собрались в Змеином мху большой компанией, совместив день рождения Шмеля и Пашкин мальчишник. Этот клоун умудрился подцепить Олину подружку Зою. Или Зоя его – но неважно. Приехали все: отец, Гришка, Витька и Макс. Пришли соседи: Слава и Денис, хозяин белого дома. И даже дед Егорыч отпросился у своей строгой бабушки Настасьи. Были еще трое Пашкиных приятелей, которых я почти не знал, но и они вполне вписались.
