Марина смеется и касается моей руки.
– Не буду рассказывать, насколько ты был великолепен сегодня. Тебя, наверное, уже тошнит от таких признаний.
– Разве от этого может тошнить?
Марина ухмыляется.
– Нет. – Она отводит глаза. – Я помню, я днем говорила насчет того, чтобы после спектакля, но, похоже, сегодня нарушаются все правила… – Она смолкает. – Может, теперь три недели уже не сыграют роли?
Марина сексапильна, божественно красива и умна. Но она не права. Три недели – большой срок. Я знаю, потому что даже за один день все может измениться.
– Нет, – отвечаю я, – могут сыграть.
– А. – Она удивлена и несколько обижена. – У тебя кто-то другой?
Сегодня, когда я стоял на сцене, мне казалось, что да. Но это был призрак. Которых у Шекспира полно.
– Нет, – говорю я.
– Я просто видела тебя с той женщиной. После представления. Засомневалась.
Кейт. Мне срочно необходимо ее увидеть. Я теперь точно понял, чего хочу.
Я прошу Марину меня извинить, принимаюсь ходить по квартире, забитой людьми, но Кейт нигде не видно. Я спускаюсь вниз проверить, не заперли ли еще входную дверь. Не заперли. Я снова натыкаюсь на мисс Ван дер Миер, она опять ведет пса на прогулку.
– Извините, что шумим, – говорю я.
– Ничего, – отвечает она. И смотрит вверх. – Ох, ну и вечеринки у нас там были!
– Вы жили здесь же, когда там был сквот? – спрашиваю я, стараясь увязать фрау среднего возраста с молодыми анархистами, которых я видел на фото.
– О да. Я знала твоего отца.
– Какой он был тогда? – не понимаю, зачем я это спросил. Брама все считали весельчаком.
Но ответ соседки меня удивляет.
– Он был несколько меланхоличным юношей. – Ее взгляд снова устремляется вверх, словно она видит его в той квартире. – До тех пор, пока не появилась твоя мама.
Собака дергает поводок, и она уходит, оставляя меня в размышлениях по поводу того, что я на самом деле знаю, и чего не знаю о своих родителях.
Звонит телефон. Я сплю.
Пытаюсь его найти. Он лежит возле подушки.
– Алло, – бормочу я.
– Уиллем! – выпаливает Яэль, будто задыхаясь. – Я тебя разбудила?
– Ма? – Я жду, когда меня охватит привычная паника, но она не приходит. Вместо нее я испытываю приятное остаточное чувство. Я протираю глаза, но оно остается, подобно дымке: мне снился сон.
– Я поговорила с Мукешем. И он сотворил чудо. Он может доставить тебя сюда уже в понедельник, но билет надо покупать прямо сейчас. На этот раз дата обратного вылета останется открытой. Приезжай на год. А там решишь, что делать дальше.
В голове у меня мутно от недосыпа. Мы праздновали до четырех. Заснул я в районе пяти. Даже солнце уже встало. Мне потихоньку вспоминается вчерашний разговор с матерью. Ее предложение. Как мне хотелось к ней. По крайней мере, казалось, что хочется. Иногда ты и не знаешь, что чего-то хотел, пока возможность не пропала. А иногда думаешь, что хочешь чего-то, не понимая, что оно у тебя уже есть.
– Ма, – говорю я. – Я не полечу в Индию.
– Не полетишь? – В ее голосе слышатся любопытство и разочарование.
– Мне там не место.
– Тебе место там, где я.
Я рад это слышать спустя столько времени. Но я в это не верю. Мне приятно, что у нее новый дом в Индии, но мне там делать нечего.
В бой и домой.
– Мам, я буду играть, – говорю я. И чувствую, что это правда. Эта мысль, этот план полностью сложился в моей голове со вчерашнего вечера, а может, и намного раньше. Мне срочно нужно увидеть Кейт, она на вечеринке так и не объявилась. Этой возможности ускользнуть я ей не дам. Это то, что мне нужно. – Я буду играть, – повторяю я. – Потому что я актер.
Яэль смеется.
– Разумеется. Это у тебя в крови. Ты как Ольга.
Я сразу же узнаю это имя.
– Ты про Ольгу Сабо?
Пауза. Я слышу, как линия трещит от удивления.
– Тебе Саба рассказывал?
– Нет. Я нашел фотографии. На чердаке. Хотел спросить, но забыл, был очень занят… Да и мы никогда ничего подобного не обсуждали.
– Да, похоже, правда.
– Кто она такая? Подружка Сабы?
– Его сестра. – Я должен бы удивиться, но не удивляюсь. Вообще. Просто как кусочки пазла встают на свои места.
– Она была бы твоей двоюродной бабушкой, – продолжает Яэль. – Саба всегда говорил, что Ольга просто поразительно играла. Должна была поехать в Голливуд. Но началась война, она не выжила.
Не выжила. Один только Саба.
– А Сабо – это псевдоним?
– Нет, у Сабы была такая же фамилия, но он изменил ее перед иммиграцией в Израиль, чтобы она стала похожа на еврейскую. Так многие европейцы делали.
Наверное, чтобы отстраниться. Я понимаю. Хотя у него не вышло. Все эти немые фильмы, на которые мы ходили. Все эти призраки, которых он старался не подпускать к себе близко, но и не отогнать слишком далеко.
Ольга Сабо, моя двоюродная бабушка. Сестра моего деда, Оскара Сабо, ставшего Оскаром Шило, отцом Яэль Шило, жены Брама де Рюйтера, брата Даниэля де Рюйтера, который вскоре станет отцом Абрао де Рюйтера.
Моя семья снова растет.
Я выхожу из своей комнаты и вижу, что Брудье с Хенком только что проснулись и осматривают окружающий бардак с видом генералов, проигравших крупное сражение.
Брудье поворачивается ко мне с кривой виноватой миной на лице.
– Прости. Я потом могу убрать. Но мы обещали в десять встретиться с Вау, помочь ему переехать. И уже опоздали.
– Кажется, я сейчас сблюю, – объявляет Хенк.
Брудье берет пивную бутылку, на две трети забитую окурками.
– Сблюешь потом, – говорит он. – Мы Вау пообещали. – И смотрит на меня. – И Вилли. Я попозже уберу. В том числе и блевоту Хенка, которую он пока подержит внутри.
– Не беспокойся, – отвечаю я. – Я уберу. Разберусь!
– Нечего этому так радоваться, – говорит Хенк, морщась, и кладет пальцы на виски.
Я беру ключи.
– Извини, – говорю я, хотя мне совсем не стыдно. Я иду к двери.
– Ты куда? – спрашивает Брудье.
– Возьмусь за руль!
* * *Я спускаюсь и снимаю замок с велосипеда, и тут звонит телефон. Это она. Кейт.
– Я тебе уже час пытаюсь дозвониться, – говорю я. – Я собираюсь к тебе в отель.
– В отель, значит? – Я слышу, что она улыбается.
– Я боялся, что ты уедешь. У меня к тебе предложение.
– Предложения лучше делать лично. Но сиди на месте, я вообще-то еду к тебе. Потому и звоню. Ты дома?
