– Ох, Денни. – Она вздохнула и придвинулась ближе к нему. – Мы ничего не можем сделать. Да, я аплодировала тебе сегодня, мне трудно было удержаться, но я все еще хочу спокойной жизни в Парадиз-Вэлли, хочу заниматься магазином, растить Тимми там, где он может дышать чистым воздухом, и знать, что сын в безопасности. – Она провела рукой по его щеке. – А тебе все еще хочется взобраться на какого-нибудь быка по кличке Вертлявый или Дохлый Номер, рискуя собственной шеей.
Эрин была абсолютно права, большую часть своей жизни Денни провел на родео; Кен считал это ребячеством, и даже Джейсон сказал почти то же. Что, если, оставшись на родео, он навсегда потеряет Эрин, потеряет Тима? Что, если он никогда не выиграет первенство мира?
– Пожалуй, я больше не хочу так же рисковать, как это было прежде, – попробовал успокоить ее Денни, но Эрин только недоверчиво посмотрела на него.
Ни один из них не шел легко на компромисс, но когда они выбирали, какие достопримечательности посмотреть с Тимом в Шайенне, оказалось, что нет ничего невозможного.
– Эрин, я не становлюсь моложе, на родео осталась всего горстка парней старше меня.
– Ты рассматриваешь возможность ухода? – с замиранием сердца спросила Эрин.
– Не торопись. У меня есть кое-какие планы, касающиеся ранчо. – Если бы ему удалось уговорить Кена и получить поддержку Эрин! – Нам нужно будет поговорить об этом.
– Когда?
Он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы.
– Не сегодня.
– А когда, Денни?
Он был рад, что заинтересовал ее, но сейчас не собирался ничего обсуждать, поэтому сполз пониже в кровати, увлекая Эрин за собой на простыни, еще теплые от их тел, еще хранящие следы их недавней близости. На этот раз он будет нежнее, будет самым нежным любовником, которого только можно себе представить, и она никогда больше не сможет прогнать его.
– После Шайенна я собираюсь в Канзас, там намечается весьма недурное родео, а после него в середине недели буду в Суитуотере, тогда и поговорим.
– «В середине недели» означает по дороге на следующее родео?
– Мы обязательно поговорим, – заверил Эрин Денни.
Завязывая на ходу галстук, Кен шел по двору от своего приспособленного под жилье фургона к заднему крыльцу дома. Для Монтаны этот ранний вечер в начале августа был очень теплым, не было ни малейшего ветерка, и только низко нависшие темные облака предвещали дождь, но Кен надеялся, что он не начнется до того, как они с Эрин приедут домой, до того, как он скажет ей то, что должен сказать.
Когда Кен вошел в кухню, Эрин, стоя босиком и зажав коленями хлопчатобумажную юбку и не глядя в висевшее возле двери зеркало в дубовой раме, расчесывала распущенные волосы, падающие на плечи. При его появлении она сунула ноги в синие шлепанцы, которые дожидались ее на ярком разноцветном коврике; такие шлепанцы были у всех, и Мег требовала, чтобы их надевали, когда приходили со двора. Хождение босиком, очевидно, доставляло Эрин какое-то плотское наслаждение, которого Кен не мог оценить.
– Я думала, ты сказал в шесть, – заметила Эрин, взглянув на часы на стене.
Он пришел раньше на пятнадцать минут, как подросток на первое свидание.
– Давай, – он кашлянул, – по дороге заедем пообедать.
– По дороге – куда? – Ее улыбка предназначалась стоявшему позади него кухонному шкафчику, где ее свекровь держала китайские чашки.
– Секрет, – ответил Кен, ощущая медленные глухие удары сердца.
После того как Эрин, его мать и Тимми вернулись из Шайенна около недели назад, он старался не замечать исходившее от Эрин сияние, с которым она не расставалась, как с любимым нарядом, и ее легкую упругую походку. Он много лет не видел у нее такой счастливой улыбки, не слышал такого радостного смеха, но его мать и Тимми, видимо, догадывались, в чем дело.
По дороге в Диллон Кен затеял разговор, но всякий раз, как он пытался перевести его на личности, Эрин меняла тему.
В ресторане она поковыряла жареного цыпленка и, не притронувшись, отодвинула в сторону шинкованную капусту, а когда она протянула Кену свой бисквит, пропитанный маслом и медом, он поймал ее за запястье.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросил он.
– Нет, просто я не голодна.
– Ты не заболела?
– Я чувствую себя прекрасно. – Эрин устремила на него взгляд своих зеленых глаз, еще более ярких, чем они остались у него в памяти с детства. – Кроме того, я ненавижу секреты, а ты ничего мне не рассказываешь.
Оказавшись в Диллоне, Кен проехал мимо Колледжа Западной Монтаны, мимо ночного парка, где был в разгаре бейсбольный матч, миновал свои строительные площадки на Монтане и выехал на окраину города, на тихие улицы, застроенные старинными домами.
Что, если ей не понравится его сюрприз? Если она не примет его?
Наконец, не отрывая взгляда от недавно вымощенной дороги, извивающейся по безлесному микрорайону, он свернул в кирпичные ворота под вывеской «Лесистая бухта», которая выглядела насмешкой над пустыми окрестностями.
– Ты здесь работаешь, – догадалась Эрин. – Я узнаю сырую землю, которая каждый вечер отваливается от твоих сапог.
– Поймала меня, – засмеялся Кен. – Что ты об этом думаешь? – Он указал рукой на дом в георгианском стиле с многочисленными окнами, на стеклах которых еще остались наклейки с названиями фирм и следы рук рабочих. – В микрорайоне шесть основных проектов. Сейчас в моде викторианский стиль. – Он указал налево.
– М-м-м, – неопределенно протянула Эрин.
Кен знал, что викторианский стиль был не в ее вкусе, не нужно было задерживаться около этого дома. Через несколько секунд они подъехали к дому из кирпича и камня, представлявшему полное смешение стилей. Он стоял на правой стороне улицы как бы в верхней точке подковы, которая охватывала уже застроенный участок земли. Эрин бросила на него вопросительный взгляд, но Кен, ничего не сказав, вышел из машины, чтобы открыть ей дверцу.
– Давай посмотрим; я считаю его своей лучшей работой, – сказал он и повел ее в дом.
Эрин трудно было вообразить что-нибудь более разительно отличающееся от дома на ранчо в Парадиз-Вэлли. Три с половиной тысячи квадратных футов хорошо спланированного и отлично отделанного пространства – камин выше всех похвал; полы, выложенные керамической плиткой в четырех ванных комнатах и полированным деревом с великолепно подобранным рисунком и оттенком во всех остальных комнатах; кухня – само произведение искусства.
– Годится для двадцать первого века, – с гордостью сказал Кен, заставив ее провести рукой по серому гранитному покрытию рабочего стола, которое стоило ему более трех тысяч долларов, зато, по замечанию Кена, будет служить вечно. – Этот материал не боится грязи, и Тимми мог бы гонять по нему свои металлические грузовички. Вот сюда, – он коснулся середины стола, – можно поставить горячую сковороду, и не останется никакого следа.
