Катя приникла лбом к стеклу, все дальше проваливаясь в эту тишину, все дальше уходя бесцельным взглядом с страшную темноту неба. Оно вдруг за какую-то долю секунды стало иссиня-черным и превратилось в воронку. Гасли перед глазами ночные фонари города, блекла золотая паутина, тяжесть в теле стала невыносимой, и колени подогнулись…Сознание снова возвращалось тяжело и медленно — незнакомым голосом, неприятным белым светом в глаза, нестерпимой тошнотой, болью в животе. С болезненно вялым удивлением Катя отметила, что этот незнакомый голос рядом, верно, принадлежащий врачу, говорит по-русски. Но смысл слов все равно понять не могла. Не было сил до конца разомкнуть свинцовые веки. Когда пыталась, перед глазами мелькали радужные пятна. А врач продолжал ее о чем-то спрашивать. Гулко стучался его настойчивый голос в ушные мембраны. Единственное, что могла различить четко, это свое имя. Наконец открыла глаза и словно скинула с себя защитное покрывало: боль и тошнота резко увеличились. Тело запульсировало неприятными ощущениями.
— Тошнит? — спросил, склонившись к ней, молодой мужчина с чуть впалыми щеками.
— Да, сильно, — шевельнула губами, будучи не в состоянии издать какой-то звук. Горло драло, будто песка наглоталась.
— Это реакция на наркоз. Такое бывает. Сейчас вам введут противорвотное и обезболивающее. Вы сможете еще поспать.
Катя прикрыла на секунду веки, соглашаясь. В следующую минуту обеспокоенно обвела комнату глазами, ища Диму. Он, конечно, находился в палате, но его вниманием уже завладел доктор. О чем они тихо переговаривались, Катерина уловить не смогла. Да и не пыталась. Мечтала только, чтобы обезболивающее подействовало быстрее, терпеть боль становилось все труднее. А говорили, что операция не сложная и боли особенной не будет, и домой выпишут через несколько дней. Сейчас казалось, что на ноги она уже никогда не встанет: не могла ни говорить толком, ни двигаться. Помнила, как на короткое время пришла в себя после операции, как ее перевезли в эту палату. Интересно, который час? Наверное, уже утро.
Медсестра сделала Кате несколько уколов и вышла вслед за врачом. Палата опустела. Крапивин двинулся к кровати и сел на стоящий рядом стул. Пригнулся к Катерине, положил ладонь ей на лоб, прижался теплыми губами к виску.
— Холодно, — прошептала Катя. Снова начал мучить жуткий озноб.
Дима укрыл ее вторым одеялом, лежавшим у изножья кровати, и снова пригнулся к ней, замерев взглядом на ее бледном лице. Долго молчал. Медлил чего-то. Этот переход от молчания к первому слову, от шока к осознанию всего произошедшего давался ему очень тяжело.
— В Канаде работает очень много русских врачей. Я попросил, чтобы тебе назначили русского.
— Я думала, это случайность.
— Нет. Так тебе будет легче.
— Да, это точно. Который час?
— Около семи утра.
— Ты все время был здесь?
— Конечно.
— Звонил родителям?
— Нет.
Катя нахмурилась:
— Надо позвонить.
— Нет, — настойчиво сказал Крапивин.
— Почему?
— А что ты им скажешь?
Ее глаза наполнились слезами. Действительно, что она скажет родителям? Мамочка, папочка, у меня, оказывается, была внематочная беременность, мне сделали лапароскопию, слава богу сохранили трубу, я потеряла ребенка, но сейчас все хорошо, а могло быть по-другому? Еще день-два, и потеряла бы маточную трубу, а, возможно, на тот свет отправилась? Так она скажет своим обожаемым родителям, по которым соскучилась безумно? Нет, разумеется, такое произнести у нее язык не повернется.
— Давай позже. Когда ты придешь в себя, сможешь нормально говорить и будешь лучше себя чувствовать.
— Хорошо, — согласилась она. Сейчас едва что-то соображала, нужно хоть немного оправиться. Они с матерью очень часто перезванивались, по нескольку раз в день. Для начала нужно написать сообщение, чтобы мама не заподозрила неладное и не стала волноваться.
Шевельнула рукой, Дима тотчас легонько сжал ее. Катя благодарно вздохнула. Руки у него такие горячие, ей как раз не хватало тепла, одеяла как будто совсем не грели. Она ответно, как могла крепко стиснула свои пальцы. Так почувствовала себя увереннее и спокойнее. Но, черт подери, из глаз побежали слезы, будто это крепкое пожатие их выдавило. Полились они, соленые и горячие, из уголков глаз.
Крапивин кусал губы. То ли эмоции пытался в себе обуздать, то ли слова какие-то сдержать. Вытирал ее слезы, гладил мокрой ладонью по спутанным волосам. Катя собрала все силы, какие только могла в этот момент собрать, глубоко вздохнула, задержала дыхание и приказала себе успокоиться.
— Тебе уже идти надо? — спросила, чтобы отвлечься. Знала, что именно сегодня у него важная сделка. Он должен подписать соглашение по приобретению доли акций одной из канадских геологоразведочных компаний.
— Да. Ты заснешь, и я пойду. Еще заеду домой переодеться. Не успеешь проснуться, я уже вернусь. — Не знал точно, когда вернется в больницу, но разве мог обещать другое?
— Ладно, — слабо улыбнулась Катя. Ее губы порозовели, хотя щеки все еще были бледны.
— Отдыхай. Ни о чем не думай, постарайся заснуть. Тебе надо поправиться, а потом мы обо всем поговорим.
Она кивнула и закрыла глаза.
Будто у нее был выбор…Дима покинул палату, когда Катя уснула. Времени до начала совещания оставалось всего ничего. Позавтракать он точно не успеет. Но об этом не беспокоился: на работе выпьет кофе. Аппетита все равно не было, желудок и не напоминал о голоде привычными спазмами.
Вернулся домой, быстро принял душ, смыв с себя переживания бессонной и безумно тревожной ночи, переоделся и поехал в офис. Чуть задержался в пробке.
Без пяти минут десять подъехал к бизнес-центру, в котором располагалась штаб-квартира канадского подразделения,
— Дмитрий Олегович, все уже собрались. Ждут только вас. Что-нибудь случилось? — позвонила обеспокоенная секретарша.
— Я уже здесь. — Шел по коридору, который служил своеобразной обходной галереей — все помещения располагались вдоль этого остекленного фасада.
Без двух минут открыл стеклянную матовую дверь переговорной.
— Доброе утро, — приветствовал коллег и партнеров, внутренне скривившись: это утро никакое не доброе, оно адски мучительное. До сих пор в груди блуждал холодок, и дышать было трудно, будто легкие закаменели.
Переговоры по покупке акций канадской геологоразведочной компании, а с ними и право на разработку нового месторождения, велись с февраля. Поэтому завершающую стадию начали без особых церемоний, сразу приступив к обсуждению сделки и самого проекта.
