Это безмерно меня удивило. Я всю жизнь сторонилась людей. Старалась косить под мальчика, чтобы не привлекать внимания мужчин, потому что знала: их ко мне тянет, я их чем-то привлекаю невольно. Но то, что я действую так и на женщин, даже не догадывалась. Что во мне есть нечто, за что можно любить, испытывать расположение симпатию.
Это была моя маленькая семья. То, чего у меня, считай, никогда не было толком. То, чего я не могла прочувствовать, понять, осознать до конца. А теперь… дом, люди, кот, собака… Мотя и Стефан. Так много всего, что хотелось петь, танцевать, кричать от избытка чувств, радоваться каждой улыбке, каждому доброму слову. И я всё это получала.
Может, поэтому так тревожно билось сердце в груди. Сердце хотело объять мир и понимало: наступит день, когда всё изменится. Сердце так привыкло быть осторожным, что не верило в то, что хрупкое равновесие продлится долго.
Это был самый счастливый Новый год в моей жизни. Даже прошлое меркло, теряло краски. В те напоённые теплом дни я осознала, что прошлым жить нельзя. Нужно отпускать тех, кто ушёл безвозвратно и позволить себе окунуться в то хорошее, что тянулось ко мне и ждало, хотело, чтобы я наконец-то успокоилась, умиротворилась и перелистнула старые страницы.
Вовсе не нужно ничего вычёркивать и переписывать. Достаточно помнить. Тогда будут силы открывать окна, что несут добро и свет, радость и счастье.
Мы снова украшали дом – добрались и до второго этажа. Я вдруг решила: там больше не будет мрачного средневековья. Настало время Просвещения и Света.
Я мирила Чертяку и Санту. Кот шипел, как настоящее исчадие ада. Санта оказался забавным добряком, храбрым и доверчивым пёсиком. Он Чертяку не боялся. Лез к нему, виляя хвостом. Чертяка не сдавался – показывал клыки, топорщил усы и шерсть, но с каждым днём я видела: его сопротивление тает. Бить малыша он не смел. На чёрного засранца кто только не орал страшным голосом, чтобы не смел когти на малыша выпускать.
– Это была плохая идея, – философски замечал Стефан, но я не раз слышала, как он ругает кота. У Неймана это получалось мастерски: грозный голос, холодные интонации. Будь на месте Чертяки человек, уже бы ползал на заднице и мечтал сделать что угодно, лишь бы больше Нейману под руку не попадать.
Мотя хихикала, прикрывая рот ладошкой. Качала головой и закатывала глаза. Она светилась и будто сбросила десяток лет – не меньше. Преобразилась неимоверно.
– Ещё бы внуков дождаться, – кидала она на меня пронзительные взгляды, а я прятала глаза.
Когда меня никто не видел, я украдкой прижимала ладони к животу. Может, дождётся. Очень скоро. Мы со Стефаном совсем с катушек слетели. Жили одним днём. Он не предохранялся, а я так и вовсе никогда этого не делала. Всё собиралась сходить в клинику, но так и не дошла. Стыдилась и боялась. Да и «осадное» положение играло не мне на руку. Явиться к гинекологу в сопровождении охраны я не могла. Это было выше запасов моей смелости.
Стефан ничего не говорил. Но я помнила: он очень внимательный, и если поступает так, значит точно знает, что делает. «Потерял голову от страсти и обо всём забыл» – это не о Неймане.
Может, поэтому в душе моей родилась надежда: он хочет того же, что и я. Иначе всё было бы, как и прежде.
Это был ещё один уровень наших отношений. Ещё один шаг навстречу друг другу. И я больше не задумывалась. Просто шагала. Просто жила тем, что у меня было на тот миг, на тот короткий отрезок отпущенного нам времени.
Глава 64
– Чего ты хочешь больше всего? – спросил меня Стефан тем вечером.
Он изменился. Оставаясь всё тем же властным, не всегда понятным, нередко неуживчивым типом, Нейман умел удивлять.
На Новый год он подарил мне машину. Подарок по-взрослому. Сказать, что я онемела, – ничего не сказать.
– Хватит уже протирать пассажирские сиденья, – ухмыльнулся он, глядя на моё изваяние. – Пора осваивать столичные трассы.
Я бы хотела завизжать и на шее у него повиснуть, но сдержалась. По привычке, наверное.
– Санта всё равно дороже, – сказала я, переводя дух.
– Можешь «спасибо» не говорить, Ника, – прятал Нейман улыбку. – Достаточно поцеловать. Только правильно поцеловать.
Он подшучивал. У него даже чувство юмора было, как оказалось. Своеобразное, но всё же.
И я его поцеловала. В губы. Развратно, как только смогла. Он не упустил своего шанса углубить поцелуй и пройтись руками по моему телу, сжать крепко ягодицы. Стефан вообще часто делал то, чего хотел. Именно здесь, в этом доме. Будто пробудился внезапно, как Спящая Красавица. И пусть это звучит смешно. Он будто наизнанку шитый. Всё у него нестандартно. Может, поэтому без конца сбивал с толку и не давал скучать.
– Так чего же ты хочешь? – переспросил он, понимая, что я зависла, погрузившись в собственные мысли.
Мы валялись на огромной кровати, на втором этаже. Тут теперь уютно. Ну, почти. Я немного поработала дизайнером и кое-что изменила, не спрашивая у Неймана разрешения. А он и глазом не моргнул.
Каждое утро я убегала, чтобы рисовать. Не на бумаге, как раньше, а на ровных стенах его владений. Именно здесь, где холодно и безлико. Я мечтала это изменить.
Всё получилось само собой. В меня вселилось такое вдохновение, что я бы торчала здесь сутками, но пыталась не увлекаться чересчур, потому что дом, люди, животные, Мотя и Стефан тоже нуждались в моём внимании. И эти новые чувства радовали, доставляли необычайное удовольствие.
Составлять меню. Заказывать новое постельное бельё. Спорить с Мотей, что никак не хотела обновлять гардероб. Журить горничную, что случайно испортила костюм Стефана. Воевать с Чертякой и носиться с Сантой наперегонки. Правда, это больше походило на поддавки, потому что маленькие лапки не поспевали, но столько энтузиазма светилось в глазах-пуговицах, что мы просто играли. В доме звучал мой смех и звонкий лай щенка.
– Ты не обидишься? – покосилась я на Неймана. – Точнее, даже не так. Дай слово, что сразу не скажешь «нет».
– Нет, – тут же отреагировал он с невозмутимым выражением лица, и я ударила его в плечо.
Кто бы сказал, что я буду дурачиться с Нейманом, легендой бизнеса, бывшим моим врагом, не поверила бы. Но жизнь умеет удивлять.
– Я бы хотела, чтобы мы поехали куда-нибудь в место попроще. Не элитные рестораны и клубы, а… что-то такое… обычное. Куда ходят студенты. Где многом музыки и пахнет по?том, смешанным с парфюмом. Я хочу потеряться в толпе. Ну, хоть ненадолго.
Стефан не замыкается, нет, но становится непроницаемым. Не понять, что он думает.
– Это плохая идея, да? – вздыхаю я тяжело, понимая, что спорить бесполезно.
– Ты представляешь, как я буду там смотреться? – спрашивает он, и я подскакиваю, чтобы его всё же убедить.
– Нормально ты там будешь смотреться! Конечно, если попрёшься в костюме и галстуке, думаю, меня оттеснит толпа девиц, что захотят срочно тебя охмурить. Но если надеть джинсы, пуловер – есть шанс, что никто на тебя внимания не обратит.
– Вот значит о чём мечтает Ника Зингер: чтобы я надел лохмотья и ни одна девушка на меня не глянула.
Он говорит это своим фирменным тоном обмороженного насквозь динозавра, но в глазах его, прикрытых ресницами, я вижу искры смеха.
– Конечно, – стараюсь говорить очень серьёзно, – об этом мечтает каждая нормальная девушка.
– Вряд ли все девушки мечтают обо мне, – специально искажает он смысл моих слов. – Но я даже задумался. Может, это и правда. А я, дурак, не в курсе.
Я снова на него кидаюсь, но он легко ловит меня и целует. Жадный поцелуй, собственнический. Но мне так нравится… Любое его движение, поворот головы, вот эти властные ноты превосходства и доминирования.
Сильный, очень сильный. Рядом с ним чувствуешь себя совсем маленькой и ничтожной, но одновременно – желанной и достойной нежности, что всё равно прорывается в его действиях.
Каким бы жёстким он ни был, как бы неистово мы не трахались, он никогда не делает больно. У него радар на меня. Точно знает, как нравится, как можно усилить удовольствие, как довести до экстаза, неистовости, до потери контроля, когда я готова шептать, что принадлежу ему. Что он единственный. Что он мой. Об этом я тоже не забываю напоминать.
