и второго мальчика. Ну, как нашли? На кладбище. Погиб, короче.
– Как? – вскидываю на него удивленный взгляд.
– Несчастный случай. Машина сбила. Ночью. Так и не нашли. Но я материалы запросил уже, просмотрел. Там обвинение все строилось на кормилице. Этой, как ее? Екатерине… – он щелкает пальцами, пытаясь вспомнить Катину фамилию.
– Я понял, о ком ты, – говорю я.
– А потом как-то дело замялось. Следователь сменился и никто особо женщину и не искал. Читал показания твоего брата, Ильдара. Потом его еще пару раз вызывали, но он не являлся. Ну, и как это бывает, раз нет заинтересованных, дело постепенно превратилось в висяк.
Я слушаю это и чувствую, как внутри нарастает злость.
– Так что по моей просьбе, Алексей? – спрашиваю.
– Ох, Амир. Подводишь меня под устав, – вздыхает.
– Алексей, ты меня знаешь, я в долгу не останусь. Но нужно.
– Думаешь, там не твой сын? – смотрит на меня исподлобья.
– Думаю, что как раз-таки мой, – сжимаю губы. – Но должен убедиться. Чтобы успокоиться. Отпустить и начать новую жизнь. Я не смогу иначе. Так и буду думать. Слишком много тайн в той истории.
– Так, – задумчиво произносит Алексей, постукивая ручкой по столу. – Надо глянуть материалы того дела. В его рамках и провести эксгумацию? А? Что думаешь?
Обращается ко мне, но я понимаю, что он просто так размышляет вслух. Я ему не помощник в их бумажных делах.
– Так, ладно, Амир. Пойду в аппарат схожу, подберу толкового следака. Тряхнем твое старое дело. Ты пока домой езжай. Я тебе сразу же позвоню.
– А долго?
– Не знаю. Жди.
Домой я, конечно, не еду. Возвращаюсь в гостиницу. От Кати приходит сообщение. Спрашивает, как я. Беспокоится. На душе опять тепло и я невольно улыбаюсь. Перезваниваю ей, чтобы услышать любимый голос.
После звонка жду. Жду новостей от Алексея. Наивно, конечно, ждать их так быстро. Но мне ничего другого не остается. И, пока все это не разрешится, я не хочу возвращаться домой.
Алексей перезванивает мне уже вечером следующего дня.
– Все решили, – говорит устало в трубку. – Дело странное, на самом деле. И хорошо, что ты решил его возобновить. Там экспертизу толком даже не провели с этим отравлением. Никаких результатов. Что за вещество? Где? Очень странно. В общем, мы там со следаком подшаманили и выписали постановление об эксгумации.
– Когда? – спрашиваю нетерпеливо.
– Завтра. Утром, Амир. Ты приедешь? Или…
– Да.
Как бы больно это не было, но я должен.
Ночью я так и не уснул. Сидел, лежал и смотрел в окно, на ночное небо. Заказал себе кофе в номер. Ничего другого не хотелось.
Закрывал глаза, но не для того, чтобы уснуть. Нет. Чтобы вспомнить. Вспомнить маленького Тамерлана. Я запомнил его таким. Маленьким и беспомощным.
На кладбище я приезжаю раньше назначенного. Сижу у могилы Тамерлана. Словно хочу попросить прощения за то, что сейчас будет происходить.
Алексей приезжает сам. С ним еще какой-то мужчина, которого он представляет как следователя, и еще несколько человек.
– Может, тебе лучше было бы не приходить? – спрашивает меня приятель. – Тяжело это.
– Нет. Теперь я хочу все видеть сам, – отвечаю, а у самого сердце заходится.
Вдруг я допускаю самую большую ошибку в своей жизни? Ошибку, которую не смогу себе простить?
Это и правда тяжело. Но, подавляя все эмоции, я наблюдаю за процессом вскрытия могилы. И лишь когда из разрытой могилы достают то, что осталось от гробика, чувствую, как слезы подступают. И душат.
– Держись, Амир, – Алексей кладет мне на плечо руку.
– Что дальше? – спрашиваю я, замечая, как бережно пакуют и укладывают в машину то, что достали из земли.
– На экспертизу. Будем надеяться, что не сильно разложилось и мы сможем провести несколько необходимых экспертиз. И ДНК. Как ты и просил.
Алексей уезжает вместе со своими людьми. Я остаюсь у разрытой могилы. Смотрю в черную пустоту и понимаю, что меня сейчас разорвет. Не могу больше. Не могу один.
Зажмуриваюсь и тут же распахиваю глаза. Резко разворачиваюсь и бегу к машине.
Еду домой.
Сегодня я опять поехала в интернат. Меня не отпускает этот мальчик. Сережа. У него глаза такие. Не понимаю сама, как объяснить. Даже самой себе. Я смотрю в них и словно вижу кого-то знакомого. Но кого? Я ведь только познакомилась с Сережей.
Он очень закрытый мальчик. Мне пришлось провести с ним почти весь день, чтобы он хоть как-то начал откликаться эмоционально.
Мне кажется, его обижают там, но он упорно не рассказывает мне ничего. Я уже сама с воспитателями переговорила, чтобы обратили внимание.
А еще мне не дает покоя шрам на груди. Почти такой же как был у Матвея. Но это вполне объяснимо – ведь операции похожи. Если бы Матвей был жив, у него сейчас тоже был бы такой же шрам.
Когда сегодня я вошла в комнату, где спит Сережа, он как раз переодевался. И мой взгляд сразу же упал на шрам. Сердце замерло. Бедный малыш. Его даже поддержать некому – мамы и папы нет.
Заметив мой взгляд, Сережа насупился и быстро надел на себя майку.
Наверное, он стесняется шрама.
Потом мы долго гуляем по парку возле интерната. Директор разрешил нам выйти за территорию. Проходя мимо киоска с мороженым, я замечаю, как загораются глаза Сережи.
– Хочешь мороженое? – спрашиваю я с улыбкой.
– Нет, – Сережа отворачивается и сжимает губы.
Но, несмотря на такой ответ, я все равно покупаю два стаканчика. Откусываю от одного и вздыхаю:
– Эх, не осилю два. Зря взяла. И выкинуть жалко.
Мальчишка тут же переводит на меня взгляд. Потом на мороженое.
– Поможешь? – предлагаю с улыбкой я.
Он все еще мнется. Вижу, что и хочет мороженое, но то ли боится, то ли еще что-то.
Тогда я сама протягиваю ему стаканчик и он берет его. Проводит розовым язычком по белой массе и улыбается.
После этого наш разговор идет уже лучше. Мне так не хочется расставаться с ним, но пора. Я глажу его по голове на прощание и он впервые сам спрашивает:
– А ты еще приедешь?
Мне расплакаться хочется от этих слов и от этого взгляда. Не могу сдержаться и обнимаю его. И обещаю приехать.
Всю дорогу до дома чуть не реву, глядя в окно и прикусив большой палец.
Мальчик запал мне в душу. Приходит бредовая мысль – забрать его. Но теперь я не могу одна принимать такие решения. А Амир… Сомневаюсь, что он захочет.
Становится грустно. Но в то же время желание забрать
