ее рот не дав произнести остальное, поднял ее и посадил на стол, обхватил руками щеки.
— Ты беременна?
— Да. — Она сглотнула. — Помнишь ту первую ночь?
— Думаю, ее нельзя забыть.
Лишь второй раз за наше знакомство я видел, как она краснеет.
— Я боялась, что тест будет положительным, боялась, что ты сбежишь, а потом произошло все это. — Харли вздохнула. — Я отгоняла подозрительные мысли, думала, что мое тело просто находится под безумным стрессом, а потом ты вернулся, и мы были счастливы, и я подумала: «О, отлично, добавлю ему еще одну проблему». — Ее глаза встретились с моими. — Еще одну вещь, которую ты не можешь контролировать.
Я прижался лбом к ее лбу и сделал глубокий вдох.
— Знаешь, если чему-то и научил меня прошлый год, то тому, что некоторые самые лучшие вещи в жизни нельзя контролировать.
Ее глаза наполнились слезами.
— Такие как ты, — прошептал я ей в губы. — Как наш ребенок.
— Наш ребенок, — повторила она с улыбкой.
— Да. — Я мягко поцеловал ее в губы. — Наш.
— Мы расскажем об этом твоему отцу?
Я кивнул и рассмеялся.
— Он меня убьет, назовет идиотом, а потом попробует пожить немного подольше, чтобы почувствовать, как толкается наш ребенок.
— Надеюсь, что так и будет. — Она коснулась своего плоского живота.
— Спасибо. — Я подхватил Харли со стола, отнес на диван и осторожно устроил в своих объятьях, чтобы не давить на хрупкое тело.
— За беременность? — поддразнила она.
— Жаль тебя расстраивать, но это все я… просто… Боже, Харли, мне было так хорошо в твоих объятиях. Было так приятно не чувствовать ничего, кроме тебя. Я никогда раньше такого не чувствовал к другому человеку. Думаю, что первый раз за все время, когда полностью отказался от какого-либо контроля, и был тот момент, когда я оказался в твоих объятиях.
Она хлюпнула носом.
Я посмотрел через ее плечо.
— Неужели непробиваемая Харли плачет? Мне следует сказать об этом твоей бабуле?
Она ткнула меня локтем в живот.
— Это было действительно мило.
— Это правда. — Я поцеловал ее в шею. — Поэтому, думаю, можно сказать, что в первый раз, когда я потерял контроль… мне подарили не один подарок, — я приложил руку на ее живот, — …а два.
Она повернулась в моих руках и поцеловала в губы, потянула меня за волосы, а затем начала стягивать мою футболку.
Одежда обоих была снята в считанные секунды, и все это время наши рты не отрывались друг от друга.
И потом, я почувствовал себя как дома. В ее объятиях.
И должен был признать, что для меня все произошло именно так, как и должно было случиться, потому что в этот момент казалось невозможным, чтобы все было иначе.
МИЛЛЕР
Предсезонная игра № 2
Сан-Франциско против Белвью
Домашняя игра
Любимая команда: «Смельчаки» Белвью
Тренер зашел в раздевалку, обвел нас взглядом и прочистил горло.
— Парни, как правило, я не выступаю перед вами с речью перед предсезонной игрой, и если бы это сделал, то речь была бы сосредоточена на том, чтобы вы играли от всего сердца, чтобы обеспечить нам место с помощью этой программы. Но сегодня, после такой недели, я чувствую, что кое-какие слова нужно сказать. — Он переключил внимание на Джекса. — Когда одному из нас больно, то больно нам всем, вот что такое братство. Мы страдаем вместе, стоим вместе, поэтому когда выйдем отсюда, я хочу увидеть единство, хочу, чтобы мир знал, за какую команду болеет. Это выходит за рамки футбола. В этом, парни, наша жизнь. Мы не знаем, кто может на вас смотреть, возможно, кому-то нужно увидеть, что его герои стойко преодолевают трудности. Играйте сегодня как герои, и вы выиграете.
Все смотрели кто куда.
Наверное, потому, что это была одна из лучших речей, которые мы слышали, и у нас у всех накатывались на глаза слезы.
Джекс встал.
Мы последовали его примеру.
И затем он сделал то, чего никогда раньше не делал — он потянулся к руке Санчеса с одной стороны, а затем вторую руку продел через мою руку.
Остальные игроки последовали его примеру, так мы все и шли, сцепившись руками, до самого туннеля и так вышли на поле.
Из-за криков толпы было трудно сосредоточиться на чем-то, помимо того, что мир видел — мы выходим на это поле с высоко поднятой головой.
Видел наше единство.
Надежду.
Видел наше братство.
И никогда в жизни я не испытывал такой гордости из-за того, что был частью всего этого.
Джекс укрепил свою позицию как единственного лидера, за которым мне хотелось следовать, и я знал, что был не единственным, кто чувствовал то же самое. Я предпочел бы принять удар на себя, чем допустить, чтобы ему причинили вред.
— Провернем какой-нибудь трюк? — сказал я, повернувшись к Джексу, после того как мы выиграли в подбрасывании монеты, когда наши защитники отодвинули соперников, и настала наша очередь занять место на поле.
Он откинул назад голову и рассмеялся.
— Значит, ты снова хочешь провернуть наш трюк?
— Они будут ожидать его.
— Не-а.
— Твой отец на нас смотрит.
Все наши замолчали.
— «Двойной доктор Пеппер» на два, — первым сказал Санчес.
Джекс посмотрел на него и кивнул.
Санчес ударился с ним кулаками и побежал на свою позицию на поле.
Когда пас был разбит, я побежал к Джексу, чтобы заблокировать центр, а Джекс повернулся на каблуках и бросил мяч Санчесу.
Санчес его поймал, а я последовал по маршруту Джекса, сбивая всех на своем пути как таран.
Теперь мяч полетел к Джексу, его глаза загорелись и все внимание сосредоточилось на цели. Какой-то парень возник на пути, и я так сильно в него врезался, что он крутанулся и упал на землю.
Джекс поймал мяч.
Забил гол.
И отсалютовал Санчесу.
И в тот момент все это было больше, чем футбол.
Больше, чем игра.
Я никогда не забуду этого момента.
И буду учить этому своих детей и их детей, и кого угодно, кто будет меня слушать: наша жизнь не всегда связана с важными событиями, но и с незначительными, которые ведут к ним. Действительно, важной частью жизни являются те моменты, которые часто игнорируются, такие как — боль, агония, беспокойство, что-то плохое.
Но у них имеется цель.
У всего есть цель.
Чтобы важное событие стало невероятным.
Моменты, ведущие к нему, будут болезненными.
И все же стоял, оглядывая стадион.
— Пусть мне больно, но это хорошо. Жизнь хороша, — шептал я себе.
* * *
— Мистер Миллер, мистер Миллер! —
