Обыскивать карманы было почти то же, что обыскивать его самого. В одном она нашла половинку билета, на нем было напечатано «Хорошенькая», возможно, на популярный фильм «Хорошенькая женщина». В другом была использованная зубочистка, в третьем кусок рекламы о продаже земельного участка.
Бесс наконец-то нашла спички и в смущении поспешила покинуть кладовку, как будто она посмотрела порнофильм.
Когда она вернулась в столовую, бокалы были наполнены и салатница водружена на стол. Она зажгла голубые свечи, и Майкл вошел с двумя полными тарелками.
– Садись, – сказал он, делая жест рукой с тарелкой, – сюда.
Он поставил перед ней тарелку, в которой аппетитно дымилась ветчина, крошечные красные картофелинки во фритюре, спаржа в сырном соусе. Бесс молча уставилась на все это, пока он устраивался на противоположном конце стола и следил за ее реакцией.
– Святая корова, – наконец произнесла она, все еще не отрывая глаз от тарелки. – Святая старая корова.
Майкл засмеялся и сказал:
– А если поточнее?
Бесс подняла глаза – две свечи и ирисы наполовину скрывали часть его лица. Она наклонилась в сторону, чтобы видеть его лучше.
– Кто на самом деле это приготовил?
– Я знал, что ты это скажешь.
– А чего ты мог от меня ждать, Майкл? Когда я тебя знала, твое представление о приготовленном тобой обеде из трех блюд сводилось к чипсам, дигсам и коке.
Она еще раз посмотрела на свою тарелку.
– Это невероятно.
– Сначала попробуй.
Бесс развернула салфетку, которой была обернута ножка бокала, положила ее на колени и начала со спаржи. Он, держа в руках вилку и нож, забыл о них и ждал, пока она начнет есть.
Она закрыла глаза, прожевала, проглотила, облизала губы и пробормотала:
– Фантастика.
Майкл почувствовал себя шеф-поваром ресторана «Времена года». Он вспомнил о ноже и вилке и приступил к еде, а она заговорила:
– Что ты сделал с этой ветчиной? Это невероятно вкусно.
Он резко положил вилку и нож на тарелку.
– К черту, Бесс. Я чувствую себя так, будто нахожусь в Далласе, штат Техас. Я пересяду.
Он взял свой бокал и передвинул тарелку на ее конец стола, поставил стул под углом к ней.
– Ну вот, так-то лучше. А теперь поедим как следует.
Майкл поднял свой бокал, Бесс тоже.
– За… – Он немного подумал. – За прошлые ошибки. Пусть будут…
– За прошлые ошибки, – откликнулась она, чокаясь с ним.
Они пили мало, не отрывая глаз друг от друга. Наконец Майкл благоразумно прервал это занятие.
– Попробуй салат, – предложил он и подал пример.
Ее похвалам не было конца, как и его гордости. Они обсудили и сырный соус, и глазурь, пралине с горчицей, и достоинства вина, и фильм «Хорошенькая женщина», который оба видели. Он рассказал ей о встрече «Обеспокоенных граждан», его надеждах на проект на углу Виктории и Гранд. Она – об Американском обществе дизайнеров по интерьеру, где, как она надеется, будут выдавать лицензии, что оградит специалистов от конкуренции самозванцев.
Майкл сказал:
– Только послушайте! Ты обратила меня в свою веру. Я теперь уверен, что декораторы совершенно необходимы.
– Значит, ты доволен?
– Абсолютно.
– Я тоже.
Бесс предложила тост:
– За наше деловое сотрудничество, которое успешно завершилось.
– И за эту квартиру, – добавил он, обводя бокалом комнаты, – в которую сейчас приятно возвращаться.
Они допили вино. Свечи догорели. Запах ее духов, казалось, усилился во влажном вечернем воздухе. Снаружи утихали звуки игры в крикет и стал слышнее крик чаек. Бесс сбросила дод столом туфли.
– Знаешь что? – сказал он, лениво играя своим бокалом. – Все время после нашего развода я мечтал жить в нашем доме в Стилуотере, я тосковал по дому. И вот впервые это прошло. Я чувствую себя прекрасно. Меня тут все устраивает. Я вхожу в квартиру, и мне не хочется отсюда уходить.
Он выглядел таким довольным.
– И еще кое-что. Хочешь знать – что?
Она сидела, подперев кулаком подбородок.
– Хм?
– С тех пор как я купил этот дом, а ты его обставила, у меня пропало чувство, что с меня содрали кожу.
– Ты так себя чувствовал все эти годы?
– Да, в общем, до известной степени. А ты этого не чувствовала?
Она ненадолго задумалась.
– Пожалуй, да.
– С Дарлой было по-другому. Я переехал к ней, но никогда не чувствовал, что это наш с ней дом. Он был уже весь обставлен, и, когда я уезжал, там оставалось то, что ей всегда принадлежало. Не мне. Я просто… – он пожал плечами… – вышел из него и почувствовал облегчение.
– Тебе было так просто с ней расстаться?
– Абсолютно.
– И она, скажи честно, чувствовала то же самое?
– Думаю, что да.
– Хм…
Она сравнивала этот сценарий со своим разводом, полным горечи и озлобления.
– У нас-то все было не так.
Майкл уставился на свой бокал, стал передвигать его по салфетке и наконец поднял на нее глаза:
– Хорошо, что все это позади. Правда?
– Как ты думаешь, почему мы оба были так полны ненависти? – спросила она, вспомнив слова своей матери.
– Я не знаю.
– Интересно, что бы по этому поводу сказал психолог.
– Знаешь, когда я получил документы о разводе с Дарлой, я засунул их в ящик и подумал: ну и ладно, еще одна сделка позади.
Бесс почувствовала приятный шок. Она широко раскрыла глаза:
– Ты получил их? Я хочу сказать, значит, это окончательно?
– Угу.
– Так быстро?
– Так бывает при согласии сторон.
Несколько минут они смотрели друг на друга, боясь, что чувство полной свободы может все изменить.
– Ну ладно, – прервал он молчание, отодвигаясь от стола. – Я хотел бы похвастаться тем, что приготовил потрясающий десерт, но я этого не сделал. Я решил не искушать судьбу, поэтому ответственность за шоколадно-мятный торт несет кондитерская Виерли.
Он собрал тарелки.
– Сейчас вернусь. Кофе?
– Я бы с удовольствием, но места уже не осталось.
– Да ладно, Бесс. – Майкл исчез в кухне и крикнул оттуда:
– Доставь мне удовольствие. Это не больше… о, черт, восемьсот калорий в одном куске.
Он вернулся с двумя тарелками. На каждой из них лежал соблазнительнейший кусок зелено-коричневого торта. У Бесс тут же потекли слюнки. Майкл отправился за кофейником, принес его и, усевшись, сразу вонзил вилку в торт. Бесс все еще колебалась.
– Черт бы тебя побрал, Майкл.
– Да брось. Наслаждайся.
– Могу я тебе кое-что сказать? – Она смотрела на него с неприязнью.
– Что?
– Это мучило, буквально жгло меня на протяжении всех шести, нет, вот уже почти семи лет. То, что ты сказал мне перед самым разводом.
Он положил вилку, обеспокоенный переменой ее настроения.
