проект, над которым она работала годами. Проект, который значил для нее все. Может быть, ее жизнь и была всего лишь слезливой историей, но эта слезливая история принадлежала только ей.
Может, ее сердце и было разбито, но мозг оставался в порядке.
Адам сказал, что никто из преподавателей, кроме Тома, не удосужился ответить и, возможно, даже прочитать ее письма потому, что написала их аспирантка. Поэтому она последовала его совету: написала доктору Аслан и попросила ее представить Оливию всем исследователям, которым она писала раньше, плюс еще двоим, которые слушали ее доклад на секции и проявили интерес к ее работе. Доктор Аслан скоро собиралась выйти на пенсию и в некотором смысле прекратила научную работу, но оставалась полноправным преподавателем Стэнфорда. Ее рекомендация должна была иметь вес.
Затем Оливия долго гуглила информацию об этике научных исследований, плагиате и краже идей. Вопрос был немного туманный, учитывая, что Оливия довольно опрометчиво — как она теперь поняла — описала в подробностях все свои протоколы в отчете для Тома. Но как только она начала анализировать ситуацию с более ясной головой, то решила, что все не так ужасно, как казалось вначале. В конце концов, ее отчет был исчерпывающим и хорошо структурированным. Если кое-что доделать, она может превратить его в научную публикацию. Была надежда, что статья быстро пройдет экспертную оценку и результаты ее работы будут опубликованы под ее именем.
Она решила сосредоточиться на том, что, несмотря на оскорбления и грубость, Том — один из ведущих исследователей рака в США — заинтересовался ее исследованием настолько, что захотел украсть его. Оливия может воспринимать это как очень неудачно поданный комплимент.
Следующие несколько часов она провела, старательно избегая мыслей об Адаме и вместо этого изучая работу других ученых, которые теоретически могли бы дать ей финансирование в следующем году. Это было маловероятно, но ей надо было попытаться. Когда кто-то постучал в дверь, была уже середина дня, и в ее списке значились три новых имени. Оливия быстро оделась, чтобы открыть, думая, что пришла уборщица. Когда внутрь ворвались Ань и Малькольм, она прокляла себя за то, что не посмотрела в глазок. Она заслуживала смерти от топора серийного убийцы.
— Значит так, — сказала Ань, бросаясь на все еще не разобранную постель Оливии. — Ты забыла спросить, как прошло мое мероприятие. Убеди меня в двух предложениях, что я не должна на тебя злиться.
— Вот дерьмо! — Оливия прикрыла рот ладонью. — Извини, извини! Как все прошло?
— Идеально. — Глаза Ань сияли от счастья. — Было очень много народу, и всем понравилось. Мы подумываем о том, чтобы сделать это мероприятие ежегодным и открыть официальную организацию. Наставничество на равных! Только послушай: к каждому аспиранту прикрепляют двух студентов. Как только студенты поступают в аспирантуру, они получают еще двух студентов каждый. И через десять лет мы захватим весь этот гребаный мир!
Оливия смотрела на нее, потеряв дар речи.
— Это… ты потрясающая.
— Я потрясающая, правда? Ладно, теперь кайся. И-и-и-и, начали.
Оливия открыла рот, но долго не могла произнести ни слова.
— На самом деле, у меня нет оправданий. Я просто была занята… кое-чем, что доктор Аслан попросила закончить.
— Это бред. Ты в Бостоне. Ты должна отвисать в ирландском пабе и есть гигантские пончики, притворяясь, будто любишь «Рэд Сокс»7, а не работать. По поручению начальницы.
— Технически мы тут на рабочей конференции, — напомнила Оливия.
— Конференции-шмурференции. — Малькольм лег рядом с Ань.
— Пожалуйста, давайте сходим куда-нибудь втроем? — взмолилась Ань. — Давайте пройдем по Тропе Свободы! С мороженым. И пивом.
— Где Джереми?
— У себя на стенде. А мне скучно. — Ань лукаво улыбнулась.
Оливия была не в том настроении, чтобы общаться, или пить пиво, или гулять по Тропе Свободы, но в какой-то момент ей придется научиться продуктивно взаимодействовать с людьми, даже если ее сердце разбито.
Она улыбнулась и ответила:
— Дайте я гляну почту, а потом пойдем.
За полчаса, в течение которых она не проверяла почту, у нее откуда-то образовалось пятнадцать новых писем, и только одно из них не было спамом.
Сегодня, 15:11
От: Aysegul-Aslan@stanford.edu
Кому: Olive-Smith@stanford.edu
Тема: Поиск лаборатории для совместного проекта по борьбе с раком поджелудочной
Дорогая Оливия,
Буду рада представить Вас и написать исследователям, которые могли бы дать Вам место в своей лаборатории. Согласна, что получить отклик будет проще, если письмо придет от меня. Пришлите мне Ваш список, пожалуйста.
Кстати, Вы до сих пор не отправили мне запись своего выступления. С нетерпением жду возможности его послушать!
С наилучшими пожеланиями,
доктор Айсегуль Аслан
Оливия поразмыслила, насколько вежливо будет отправить сначала список, а потом уж запись, и пришла к выводу, что это будет совсем невежливо. Она вздохнула и начала скачивать файл на свой ноутбук. Когда стало ясно, что запись длится несколько часов, потому что Оливия забыла выключить диктофон после доклада, ее вздох превратился в стон.
— Придется подождать, ребята. Я должна отправить доктору Аслан аудио, и сначала придется его отредактировать.
— Прекрасно, — фыркнула Ань. — Малькольм, не хочешь развлечь нас рассказом о свидании с Холденом?
— Хочу. Во-первых, на нем была невероятно милая нежно-голубая рубашка.
— Нежно-голубая?
— Оставь этот скептический тон. Он принес мне цветок.
— Где он раздобыл цветок?
— Не знаю.
Оливия возилась с MP3, пытаясь понять, где обрезать файл. Начиная с того момента, как она оставила телефон в гостинице, на аудио была только тишина.
— Может, стащил с фуршета? — рассеянно спросила она. — Мне кажется, я видела внизу розовые гвоздики.
— Это была розовая гвоздика?
— Возможно.
Ань хихикнула.
— А говорят, будто романтики перевелись.
— Заткнись. Ближе к началу свидания случилась катастрофа, какая могла произойти только со мной, ведь вся моя гребаная семейка одержима наукой и, следовательно, ездит на все конференции. Прям вообще все.
— О, нет. Только не говори, что ты…
— Да. Мы пришли в ресторан, а там были моя мама, отец, дядя и дедушка. И они настояли на том, чтобы мы сели к ним. То есть мое первое свидание с Холденом превратилось в долбаный семейный ужин.
Оливия подняла глаза от ноута и обменялась с Ань взглядами, полными ужаса.
— Насколько все было плохо?
— Забавно, что вы спрашиваете, потому что я нахожусь в крайнем замешательстве и должен признаться, что это было охренительно. Холден им понравился, потому что он крутой ученый и потому что он кому хочешь запудрит мозги: за два часа ему как-то удалось убедить моих родителей в том, что мой план пойти работать в фирму — просто бомба. Я не шучу. Сегодня утром мне позвонила мама и рассказала, что я вырос как личность, что наконец-то взял в руки свое будущее и что обо всем этом свидетельствует мой выбор партнера. Она сказала, что папа тоже так думает. Можете в это поверить? Ну неважно, потом мы пошли есть мороженое, а потом вернулись в номер Холдена и трахались в позе шестьдесят девять, как будто скоро наступит конец света…
«Такая девушка, как ты. Которая так быстро сообразила, что знаменитые, успешные ученые, мать их, — это способ продвинуться. Ты ведь трахаешь Адама, так? Мы с тобой оба знаем, что ты трахнешь меня по тем же причинам».
Оливия тут же ткнула в «пробел», чтобы остановить аудио. Сердце бешено колотилось у нее в груди: сначала — от замешательства, потом — от осознания того, что она нечаянно записала на диктофон, и, наконец, от гнева, когда услышала эти слова. Она поднесла к губам дрожащую руку, пытаясь выкинуть из головы голос Тома. Она два дня пыталась прийти в себя, а теперь…
— Что, черт возьми, это было? — спросил Малькольм.
— Ол? — Неуверенный голос Ань напомнил ей, что она в комнате не одна. Оливия подняла
