глаза и обнаружила, что ее друзья сели на кровати. Они смотрели на нее широко раскрытыми глазами, полными беспокойства и удивления.
Оливия покачала головой. Она не хотела… Нет, у нее не было сил объяснять.
— Ничего. Просто…
— Я узнала, — сказала Ань, подходя и садясь рядом с ней. — Я узнала этот голос. С секции, на которой мы слушали твой доклад. — Она сделала паузу, заглянув Оливии в глаза. — Это Том Бентон, да?
— Что за… — Малькольм встал. В его голосе звучала настоящая тревога. И гнев.
— Оливия, откуда у тебя запись, на которой Том Бентон говорит эту чушь? Что стряслось?
Оливия посмотрела на него, потом на Ань, потом снова на него. Друзья смотрели на нее взволнованно, словно не могли в это поверить. Ань, должно быть, в какой-то момент взяла Оливию за руку.
Оливия повторяла себе, что ей нужно быть сильной, прагматичной, бесчувственной, но…
— Я просто…
Она попыталась. Она правда попыталась. Но лицо у нее сморщилось, и последние несколько дней обрушились на нее, словно горящий дом. Оливия наклонилась вперед, зарылась головой в колени подруги и позволила себе разрыдаться.
Оливия не хотела снова слушать ядовитые слова Тома, так что она отдала друзьям наушники, пошла в ванную, открыла кран и лила воду до тех пор, пока они не закончили слушать. Это заняло меньше десяти минут, но все это время она всхлипывала. Потом Малькольм и Ань вошли в ванную и сели на пол рядом с ней. Ань тоже плакала, и по ее щекам катились крупные злые слезы.
«По крайней мере, тут есть ванна, которую можно заполнить слезами», — подумала Оливия, протягивая ей рулон туалетной бумаги, который держала в руках.
— Это самый отвратительный, бесстыдный, беспардонный человек, — сказал Малькольм. — Надеюсь, пока мы разговариваем, он мучается поносом. Надеюсь, у него в паху вскочат бородавки. Надеюсь, ему придется жить с самым большим и болезненным геморроем во вселенной. Надеюсь, что он…
Ань прервала его:
— Адам знает?
Оливия покачала головой.
— Ты должна сказать ему. А потом вы оба должны подать жалобу на Бентона и сделать так, чтобы его вышвырнули из университета.
— Нет. Я… Я не могу.
— Ол, послушай меня. То, что сказал Том, — это сексуальное домогательство. Адам точно поверит тебе… не говоря уже о том, что у тебя есть запись.
— Это не важно.
— Конечно, важно!
Оливия вытерла щеки ладонями.
— Если я расскажу Адаму, он больше не станет сотрудничать с Томом, а проект, над которым они работают, очень важен для него. Не говоря уже о том, что в следующем году он хочет переехать в Гарвард, и…
Ань фыркнула.
— Нет, не хочет.
— Да. Он мне сам сказал…
— Ол, я видела, как он на тебя смотрит. Он по уши влюблен. Он ни за что не поедет в Бостон без тебя… и я на сто процентов уверена, что не позволю тебе работать на этого придурка… Что? — Оливия с Малькольмом обменялись долгим взглядом, и Ань удивленно посмотрела на них по очереди. — Почему вы так смотрите друг на друга? Я что, не понимаю какую-то шутку?
Малькольм вздохнул, ущипнув себя за переносицу.
— Хорошо, Ань, слушай внимательно. И прежде чем ты спросишь: нет, я не выдумываю. Это реальность. — Он глубоко вздохнул, а потом начал: — Карлсен и Оливия никогда не встречались. Они притворялись, чтобы ты поверила, что Оливия больше не влюблена в Джереми… она и изначально не была в него влюблена. Не знаю, что от этого договора получал Карлсен, я забыл спросить. Но на полпути этих фейковых отношений у Оливии возникли чувства к Карлсену, она начала лгать ему об этом и притворилась, будто влюблена в кого-то другого. Но потом… — Малькольм искоса взглянул на Оливию. — Ладно. Не хотел совать нос в чужие дела, но, судя по тому, что на днях в этом гостиничном номере была разобрана только одна кровать, я почти уверен, что в последнее время кое-что изменилось.
Он описал все с такой болезненной точностью, что Оливия уткнулась лицом в колени. Как раз в тот момент, когда Ань сказала:
— Такого не бывает в реальной жизни.
— Бывает.
— Не-а. Это какая-то мелодрама. Или дурно написанная книжка для подростков. Ужасный сюжет. Оливия, скажи Малькольму, чтобы он не бросал работу: ему никогда не стать писателем.
Оливия заставила себя поднять глаза. Она никогда раньше не видела, чтобы Ань так хмурилась.
— Это правда, Ань. Мне так жаль, что я солгала тебе. Я не хотела, но…
— Ты встречалась с Адамом Карлсеном понарошку?
Оливия кивнула.
— Боже, я знала, что тот поцелуй был какой-то странный.
Оливия подняла руки, защищаясь.
— Ань, извини…
— У тебя были фейковые отношения с Адамом, блин, Карлсеном?
— Это казалось хорошей идеей, и…
— Но я видела, как ты его целовала. На парковке биофака!
— Только потому, что ты меня вынудила…
— Но ты сидела у него на коленях!
— Опять же, ты заставила меня… Кстати, не самый лучший момент нашей дружбы…
— Но ты натирала его солнцезащитным кремом! Вас видело человек сто!
— Только потому, что кое-кто подставил меня. Не замечаешь закономерности?
Ань покачала головой, как будто вдруг ужаснулась собственным поступкам.
— Я просто… вы так хорошо смотрелись вдвоем. Адам так смотрел на тебя, было очевидно, что он от тебя без ума. И ты тоже смотрела на него так, словно он — единственный парень на земле, и потом… всегда казалось, будто ты заставляешь себя сдерживаться, и мне хотелось, чтобы ты знала: можно выражать свои чувства, когда захочется… Я правда думала, что помогаю тебе, и… у тебя были фейковые отношения с Адамом Карлсеном?
Оливия вздохнула.
— Слушай. Извини, что лгала. Прошу, не надо меня ненавидеть. Я…
— Я тебя не ненавижу.
Правда?
— Нет?
— Конечно, нет, — возмутилась Ань. — Я немного ненавижу себя за то, что заставляла тебя делать все это. Ну, может быть, не «ненавижу», но если бы я писала себе письмо, то не стала бы стесняться в выражениях. И я невероятно польщена, что ты делала для меня подобное. То есть это было чересчур опрометчиво, все слишком запуталось, а ты — ходячее клише из ромкома, и боже, Ол, ты такая дура. Но очень милая дура, и моя дура.
Все еще не веря своим ушам, она покачала головой, но сжала колено Оливии и посмотрела на Малькольма.
— Погоди. А твоя связь с Родригесом настоящая? Или вы двое притворяетесь парой, чтобы судья передал ему опеку над недавно осиротевшими крестниками?
— Вполне настоящая. — Малькольм самодовольно улыбнулся. — Трахаемся как кролики.
— Потрясающе. Ну, Ол, мы еще поговорим об этом. Серьезно поговорим. Наверное, ни о чем другом больше не будем говорить, только об этих грандиознейших фейковых отношениях нашего века, но пока давай сосредоточимся на Томе, и… это ничего не меняет, вместе вы с Адамом или нет. Я по-прежнему считаю, что он хотел бы знать. Я бы в аналогичной ситуации хотела знать. Ол, если бы все было наоборот, если бы ты могла потерять что-то, а Адам стал жертвой сексуальных домогательств…
— Я не жертва.
— Нет, Ол, ты жертва. — Серьезный взгляд Ань прожег ее насквозь, и только тогда Оливия осознала всю чудовищность того, что случилось. Того, что сделал Том.
Она судорожно вздохнула.
— Если бы все было наоборот, я хотела бы знать. Но все иначе.
— Почему иначе?
Потому что я люблю Адама. А он меня нет. Оливия помассировала виски, стараясь думать вопреки нарастающей головной боли.
— Я не хочу отнимать у него то, что он любит. Адам уважает Тома и восхищается им, и я знаю, что Том поддерживал Адама в прошлом. Вероятно, лучше ему не знать.
— Если бы только был способ узнать, что предпочел бы Адам, — сказал Малькольм.
Оливия в ответ шмыгнула носом.
— Ага.
— Если бы только можно было спросить кого-то, кто знает Адама очень хорошо, — сказал Малькольм громче.
— Ага, — повторила Ань, — это было бы круто. Но никого нет, так что…
— Если бы только кто-то в этой комнате
