держать меня на весу?! — и в конце концов пришла к выводу, что это был не такой уж ужасный первый в моей жизни поцелуй (тот насильный во дворе я не считаю).
— Ну что, ты поняла наконец? — самодовольно осведомился Сева, прервав наш бесконечный поцелуй.
— Что поняла? — скептично приподняла я бровь.
— Какое счастье выпало на твою долю!
Я фыркнула. Ловко, в одну секунду выскользнула из его рук и бросилась прочь. Пробежала метров триста, наверное, и вдруг поняла, что не слышу за собой догоняющих шагов. Обернулась и увидела стоящего в трёхстах метрах от меня Аверина — со сложенными на груди руками и выражением лица плантатора, который уже спустил собак на беглых рабов и теперь спокойно ждёт, пока первые притащат ему бездыханные тела вторых.
— Ты всё равно моя! — крикнул он мне, приложив руки рупором ко рту. — На неделю! Бегай сколько влезет!
Я упёрла руки в бока и гневно топнула ногой. Но на этом всё. Больше я ничего не могла сделать. Потому что уговор дороже денег.
Постояв ещё немного, я с недовольным видом вернулась. Раз всё равно мне никуда от него не деться, пусть хоть домой отвезёт, а то мы чёрт знает где, на окраине города.
И тут со мной случилось настоящее счастье. Мотоцикл.
— А может, на такси? — робко предложила я, всё ещё не веря счастью.
— А коня я куда?
— Ну да…
— Да не ссы, мы не к тебе, и в шлеме тебя никто не узнает.
— Не ко мне? А куда?
— Ко мне.
У меня аж похолодело в животе.
— За-зачем?
— За хлебом с маслом! Потом скажу.
Я сделала шаг назад:
— Не поеду!
Аверин закатил глаза:
— Какая же ты вредная, Калинина! Когда ты уже мне доверять начнёшь?
— Тебе — никогда!
— Придётся! Ты моя девушка, и я использую этот факт на сто процентов, даже не надейся съехать с темы!
— Что ты понимаешь под ста процентами? Спать не стану, даже не надейся!
Аверин разразился гомерическим хохотом:
— А может, передумаешь ещё. Сама попросишь… я знаешь, как хорош в постели? Ну, ты уже и сама по поцелуям поняла…
— Ничего я не поняла, потому что выборки никакой нет, с чем сравнивать. Я даже понятия не имею, что эта фраза означает: "хорош в постели", особенно по отношению к такой зелёной сопле, как ты. Но повторю ещё раз: спать-не-ста-ну! — а если будешь настаивать, пожалуюсь куда следует!
— Да успокойся ты! Никто на тебя не покушается, скелетина! Поедем сейчас ко мне — коня поставим — а потом в город гулять. В кино и кафе-мороженое.
Я ушам своим не поверила. Он уже приглашал как-то, но это же был подкат. А теперь, когда я вся в его лапах, беззащитная и безотказная — он должен был заставить меня делать какую-нибудь гадость навроде массажа его вонючих стоп…
— Зачем это тебе?
— Ты моя девушка, забыла уже, что ли?
— Но… я же и без всего этого буду твоей девушкой…
— И что? А я, по-твоему, что с девушками делаю? На крюках их у себя в подвале развешиваю?
— Это намного вероятнее, чем кафе-мороженое, — покивала я.
Сева махнул рукой:
— Лучше помалкивай и надевай шлем.
Мотоцикл у него был совсем небольшой, мы еле разместились вдвоём. И ехали очень долго. И не слишком быстро. Но я всё равно страшно кайфовала, обнимая мощный Аверинский торс и ощущая, как встречный ветер обдувает мои голые коленки.
На месте меня ждал ещё больший сюрприз. Оказалось, что Сева живёт в частном секторе, в небольшом и довольно скромном домике — свежевыкрашенном, но заметно стареньком. Внутрь мы заходить не стали, только завели мотоцикл в гараж и отправились на автобусную остановку. Держась за руки.
— Как-то не так я себе представляла твоё жилище, — призналась я Аверину, чувствуя, как безвозвратно утекает моё предубеждение к этому парню. Судя по его самоуверенности, я думала, он мажорчик, который ни в чём не знает отказа…
— А как? — криво ухмыльнулся он. — Двухэтажная квартира в центре? Тогда бы я в этой лоховской школе не учился.
— Кем работает твой папа?
— Чувак, который поучаствовал в моём зачатии, ты имеешь в виду? Он судья в М-ском районе.
— А… они с мамой в разводе?
— Неа. Никогда не были расписаны. Он от жены гулял. И вот — нагулял меня.
Я не смогла выговорить ни слова — обогнала его, встала спереди лицом к лицу и бросилась на шею.
— Дура! — обругал меня Сева, пытаясь отодрать от себя.
Но я вцепилась, как клещ, в его рубашку и принялась покрывать гладко выбритое лицо поцелуями.
Сева оторопел, замер, а потом разомлел, стал сам подставлять щёки, как кот, выпрашивающий ласки. Наконец поймал мои губы губами, и мы снова нырнули в этот завораживающий, бесконечно длящийся поцелуй.
— Не жалей меня! — прошептал потом парень прямо мне в губы. — Это глупо и… неприятно.
А сам прижимает к себе двумя сильнющими руками за талию и буквально облизывает губами, как будто ему совсем даже наоборот — очень приятно. И мне тоже… врать не буду — нисколечко не противно.
— Аверин! — вдруг раздался откуда-то из-за моей спины противный визг. — Вот ты где, г**на кусок! А я бегаю, ищу его по всему району! Развлекаешься с очередной ш***вой, чёртов м**ак?
Севины руки прижали меня к его твёрдому торсу ещё чуть сильнее, и он уже набрал воздуха в лёгкие, чтобы ответить скандалистке что-то "доброе" в тон, но я его опередила — выбралась из объятий (злость придала мне сил), развернулась на
