Стукнул ножкой о пол стул, Георгий уселся на него напротив моей кровати. Оставив дверь открытой, я вернулась в постель и устроилась под стенкой, поджав ноги и обхватив их руками. Глаза уже привыкали к темноте и я отчетливо видела его силуэт.
— Завтра возвращается Николай Александрович, — тихо сказал он.
— Откуда ты знаешь? Он звонил тебе?
— Тебе пришла смска, я прочитал, — кивнул он на стол, где лежал мой мобильный. Там сказано — «мы».
— Мама… — кивнула я головой.
— Да… наверное. Катя… твой папа настроен в отношении меня очень… критично.
— Он сказал, что ты ему нравишься, — возразила я.
— Не как кандидат в мужья любимой дочке, — шевельнулся Георгий, вздохнув: — Он поручил нам с тобой очень важное дело. Если я не ошибаюсь, гостиница — единственный источник дохода?
— Ошибаешься. Основной источник — организация и проведение загонных и одиночных охот. Лагерь в горах — охотничья база.
— Охоты бывают осенью и зимой…
— Ты пришел уточнить источники дохода папы?
— Нам с тобой поручили ответственную работу. Ты заболела, поэтому ее пришлось делать мне. Выслушай меня, пожалуйста, — мягко попросил он, увидев, что я протестующе зашевелилась. И я обреченно замерла, отвернувшись в сторону окна. Ладно… выслушаю.
— Пока ты болела, я успел пробежаться кругом и выяснить основные моменты — где находятся достойные пункты питания, как пройти к пляжам, где начинаются горные экскурсии и куда подавать заявки на них, разведал маршруты морских прогулок, нашел ваш катер и проверил мотор. Когда появились немцы, с ними было легко — пляж, пиво, мясо, сон. Пара из Смоленска вообще здешние завсегдатаи и с ними я перекинулся только парой слов.
Мне нужно было сделать все… идеально, понимаешь? Даже если бы он поручил мне помочь с уборкой этажа, я выполнил бы эту работу идеально. Для меня очень важно отношение твоего папы — вы очень близки с ним, он имеет влияние на тебя. Я говорю так откровенно, потому что сейчас решается… все, и малейшая пылинка на чаше весов могла стать решающей — для тебя. Поэтому для австриячек я тоже делал все по полной программе — ознакомил с вариантами экскурсий, провел и показал ближайшие пляжи, сориентировал на кафе и магазины. Твой папа говорил именно об этом., ты слышала сама и должна была представлять себе круг моих обязанностей… Нужно было посмотреть мотор — там образовалась проблема с подачей топлива и вчера я сделал это. Провел девушек к пункту сбора и сразу ушел работать. Мотор большой и тяжелый, доступ к нему затруднен — я провозился долго. Катя… эта Эва стерла себе стопу. Не пятку, а стопу возле большого пальца — я видел это, потому что выдал ей пластырь из автоаптечки, и она клеила его. Волдырь лопнул, и она шла с трудом. Я подъехал по звонку, довез и дотащил от стоянки. Что я сделал не так?
— Все так. А что я сделала не так, что ты отдирал меня от Стевана?
— Он тянул к тебе руки, — скрипнул зубами Георгий, — а я помню его по той деревне и папа предостерегал тебя от него. Я не мог оставить вас наедине.
— Тем вечером, когда они подсели к нам, ты допустил флирт в моем присутствии. Не с твоей стороны, но ты не одернул ее, четко обозначив, что место рядом с тобой занято. Это дало ей право потом искать тебя и ломиться в мой номер, — так же жестко ответила я, почти ненавидя его за то, что он вынудил меня сейчас делать это — предъявлять претензии, показывая, что я считаю себя вправе делать это. Я сейчас явно обозначала свою обиду и показывала безусловную заинтересованность им. И ладно… после признания в любви это вообще полная фигня… Но я чувствовала себя униженной, делая это. Потому, что ситуация, допущенная им, была унизительна для меня.
— Они хотели поблагодарить за помощь, вручив бутылку коньяка. Я отказался, объяснив, что помощь постояльцам является обычной услугой. Я не знаю, что тебе сказать… многие женщины ведут себя так… глупо. Это манера, стиль поведения — они привыкли и не могут иначе, и на это просто не стоит обращать внимания. Я просто не обращаю, пропускаю мимо себя.
— Стеван просто коснулся моей руки, и ты чуть не устроил драку из-за этого. Вчера вечером она постоянно тянула к тебе свои лапы, но я понимала, что да — это манера поведения, возможно — присущая ей жестикуляция, хотя мне было неприятно. Но в обнимку… это уже перебор. Это слишком! Я не знаю, как это — обнимать тебя, а она уже знает. А сейчас понимаю, что уже и не хочу! Я… я… категорически против чужих прикосновений — по любой из возможных причин. Я — за право единоличной собственности.
— Согласен, — быстро выдохнул он, — но, Катя! Это прошло мимо меня… флирт, я не видел ничего такого — просто две бабы подшофе. Я старался быть вежливым с ними — это гости твоего отца, а не мои.
— Ты не слепой и не ребенок, и не мог не заметить женского интереса к себе, не мог не понимать, что мне все это неприятно. Почему я вообще обясняю тебе это… как ребенку — элементарные вещи? И… я не хочу когда-нибудь превратиться в издерганную ревностью женщину — как мама. Они развелись именно из-за такого вот, как… как вчера. Может быть, я не умею объяснить, но если ты сам этого не понимаешь, то тут уже ничего не поделаешь. Объяснять что-то бессмысленно.
— Я говорил тебе…, ты знаешь, что люблю я тебя. Важно только это — не чье-то, а мое отношение.
— А папа тоже любил маму… и не изменял ей никогда. Но я очень сильно подозреваю, что было вот это все — бесконечно липнущие женщины, хихиканье и откровенные предложения себя при ней, которые он не пресекал, как и ты, потому что не придавал этому значения. В конце концов, терпение лопнуло — наступил предел и срыв. Я не хочу даже начинать в этом духе. Ты даже не понимаешь суть моих претензий! А значит — это будет продолжаться. Спасибо тебе за помощь с гостиницей, что ухаживал за мной, когда я болела…
— Ты гонишь меня? Прогоняешь?
— Да, — выдавила я из себя.
— А ты, Катя? — наклонился он ко мне.
— А я… выживу. Извини, мне нужно выйти. Ты тоже иди спать. Как ты попал в комнату? — возмутилась я, вспомнив тот жуткий шорох в комнате.
— Извлек ключ, — отстраненно отозвался он, вставая. Когда он вышел, я еще немного посидела, успокаиваясь, а потом сходила в туалет и в душ. Не спала до утра, но уже не плакала. Думала о том, что завтра приезжают родители, а радости нет.
Я не верила, что у них что-то получится. За неимением Георгия, Эва станет виснуть на папе, раз уж это такая манера поведения, и он так же не будет придавать этому значения, потому что любит маму. А мама будет видеть все это… опять. Здесь нельзя жить! Это даже не гостиница, это удобный приют на несколько дней, больше тут не выдержать, женщине — точно. Она не будет чувствовать себя хозяйкой, здесь даже на кухне хозяйничает чужой человек! Все — зря!
И я зря вчера пыталась… что я пыталась? Привлечь к себе максимум его внимания, оттянув его от этой Эвы, доказать заодно и ей что-то. Уже шла эта жалкая борьба за мужчину, эти неосознанные потуги и как далеко я могла зайти в них? Очень далеко, если вытащила это белье — тонкое, кружевное, дорогое до безумия. Из-за глупой ревности я чуть не совершила еще большую глупость.
Нет, все правильно — мы колоссально отдалились друг от друга за эти дни, хотя и раньше особо близки не были. Тот зеленый луч, его слова… чувство такое, что это было сто лет назад или на другой планете — не с нами. Потому что он так и не понял — о чем я. А я выживу… Сдохну сначала, а потом все равно выживу. Мне не привыкать… заведу еще одну собаку. Или три…
Совсем уже утром я уснула и почти проспала приезд родителей. Возвращаясь из ванной комнаты, увидела их всех входящими на этаж — папу, Георгия… только сейчас до меня дошло, что, скорее всего — он ездил встречать их в Тиват. Это же было очевидно, а я даже не подумала об этом.
— Мама… — выдохнула я. Прошла по коридору на разом отяжелевших ногах и обняла ее — маленькую, худую до прозрачности и почти лысую. Ее будто остригли под машинку, и волосы только-только начали отрастать — на голове, на бровях… Татуаж повторял их тонкий контур так же, как и разрез глаз — чуть схожий с восточным. А внизу лица — медицинская маска.
