непостижимом уровне.
Кормлю дочку грудью, от которой Уваров в диком восторге, вот только никак добраться до нее нормально не может. Укладываю ее спать и провинившейся кошкой ступаю за мужем.
Ищу его в ванной, спальне, гостиной – пропал.
– Леш, – подхожу к найденному мужчине на кухне со спины и обнимаю.
Он ставит чашку кофе на столешницу и разворачивается ко мне.
– Я не злюсь, – убирает пряди моих волос за ухо и гладит по лицу.
– Прости, я часто ерунду несу.
– Чаще ты несешь что-то что меня заводит. Так что ерунду я порой и не замечаю. А сейчас ты слишком покладистая. В чем дело?
– Ни в чем, не всегда же мне иголки выпускать. Просто после рождения дочери я почти всегда такая.
– Она уснула?
– Ага, – улыбаюсь и подаюсь вперед бедрами.
– Надолго?
– Без понятия. Наша дочь живет по своему времени.
– Она Уварова, сама себе указ, – смеюсь на его слова и оказываюсь поднята над полом и прижата к горячему торсу.
– Надо будет Василисе брата родить, – ложится на меня муж, когда я готовая к жаркому сексу жду его в кровати, даже не заметив, как мы сюда перебрались.
– Обязательно родим, но чуть позже. А пока что скорее иди ко мне, а то «Полька» покроется зеленым мхом.
– Уварова, собралась и родила мне дочь, – кажется где-то я это слышала.
– Не могу, – устало отвечает, моя девочка.
Черт, готов в десять раз больше на себя принять, но не могу. Приходится держать себя в руках и поддерживать жену.
– Так, Полина, – вмешивается врач. – На счет три тужимся еще разок.
Отсчитываю с ней вместе и сжимаю кулаки, когда она говорит «три».
А уже через мгновение я слышу ее голос. Такой тонкий и такой громкий и важный в моей жизни.
Целую дочку и спешу к моей любимой и важной женщине.
– Ты умница моя.
– Она красивая?
– Слегка красноватая, сморщенная, громкая, в общем вылитая ты. Но самая красивая, – целую ее губы и говорю единственное, что важно и нужно:
– Я тебя люблю, Уварова. Спасибо.
– И тебе, что был рядом. Люблю…
Полина засыпает, а я сижу рядом с ней и прокручиваю последние несколько лет жизни и в каждом моменте была она.
Наверное, так и должно быть, но иногда пугает то, как много она для меня значит.
Сейчас я ясно вижу, что есть любовь. Что включает в себя та самая взрослая жизнь и жизнь человека, который стоит во главе семьи. Это страшно и важно, нести ответственность за них. Любить каждую по-своему, но одинаково сильно.
У меня две дочери и жена, я окружен красотой. И это тоже страшно. Три девчонки на мою голову. Если еще и Полинкин характер возьмут, быть мне седым к тридцати пяти.
Выхожу из больницы и под дождем иду к машине не замечая ничего.
Все что сейчас хочу, это оказаться рядом с Василисой и обнять. Поэтому я еду к маме, где встречаю и родителей Полины.
– Ну наконец-то. Мы думали ты позвонишь.
– Все хорошо. Скоро встретитесь с внучкой, а пока что дайте мне мою красавицу.
Дочка тянет руки, и я немедля забираю ее у бабушки.
– Как Полина?
– И у нее и у ребенка все хорошо.
– Ну дайте ему выдохнуть, – вступается отец. – Он еще в шоке, не видите?
Разворачиваюсь и ухожу с Васькой на крытую террасу. Она играется с моей кофтой и что-то лепечет, потому что еще даже не говорит. Даже не понимает пока что ничего. Как она любима. Насколько важна ее улыбка. Насколько она важна для кого-то другого.
Я пока что в состоянии непонимания. Так же было когда Полина родила первую дочь. Снова приходится складывать все на разные полки и только тогда придет понимание, а пока что только счастье испытываю.
– Дочь, – зову ее, отвлекая от игрушки в руках, – у тебя сестра появилась, и папа не знает, как правильно радоваться этому счастью. Подскажешь?
Она смеется, показывая мне маленькие белые зубки и четко произносит:
– Мама.
Конечно, она лепечет постоянно разное. Но сейчас, когда я задал свой вопрос крохе, она сообразила лучше меня.
– Ты права, мама знает. А то я, кажется, никак от этого шока не отойду.
Не успеваю я собраться и выйти, как к нам присоединяется Сергей Михайлович.
– Деда, да-да-дай, – тянет руки Василиса к нему, и я отдаю дочку.
– Ты как? – спрашивает, садясь на плетеный диванчик.
– Если честно, не знаю.
– Счастье оно такое, сынок, – хлопает по плечу. – Полька, когда родилась, я неделю почти не разговаривал.
– Да ладно вам.
– Правда. Зинка уже в больницу думала меня определить. А когда встретил их из роддома, сразу ожил. Раньше ведь не было такого, чтобы прийти и быть с женой на родах. Да и лежали потом неделю, а то и больше. Так что поезжай-ка ты к своей семье, а мы стариками тут посидим.
– Только хотел. Не могу быть далеко от нее.
– Ей повезло, Алексей, что она встретила тебя. И я счастлив за свою дочь.
– Это мне повезло, – улыбаюсь отцу Полины.
Мы уже давно нашли с ним общий язык и часто именно он становится тем, к кому я иду чтобы просто поговорить.
– Согласен. Но сам знаешь, если обидишь…
– Знаю. Спасибо вам, поеду.
Сажусь в машину, посадив Ваську в кресло и еду к ней.
Тихо входим в палату, чтобы не разбудить. Даже дочка впервые, кажется, понимает, что значит тихо.
– Мама, – произносит шепотом, смотря на спящую красавицу.
– Она немного устала.
Выхожу из палаты и направляюсь в боксы, которые отделены, но расположены специально так, чтобы отцы и родственники могли посмотреть детей.
– Ляля, – восклицает малышка.
– Сестра твоя. Настя.
– Нань-нань.
Гляжу на мою третью девочку и походу сейчас реально зареву.
Медсестра подходит к люльке и забирает ее, поэтому мы располагаемся в соседней комнате палаты Полины, которую выкупили на все время ее пребывания в клинике и тихонько ждем пока проснется наша мама.
– Леш, – слышу хрипловатый голосок.
– Мама, – кричит Васька и мечется по комнате.
Вхожу с ней на руках к Полине, и та начинает рыдать.
– Я уж подумал, что ты выполнила норму слез за эти девять месяцев.
– Не бурчи, дай поплакать, – обнимает нашу дочку, которая легла к ней на кровать и кажется скоро уснет сама.
– Мама, нань-нань.
– Что?
– Я показал ей Настю. И она назвала ее так.
– Оригинально. Как там родители?
– Поздравляют нас и ждут дома.
– Кажется Василек спать хочет, – гладит ее светлые волосы.
– Я бы и сам завалился рядом
