— Цельтесь калечить, а не убивать, — услужливо крикнула Харли Роуз, когда они направились к входной двери.
Я рассмеялась над ней и свернулась в еще более плотный клубок, морщась от боли в глазу теперь, когда Зевса не было рядом, чтобы отвлечь меня. Харли заметила это и пошла за упаковкой замороженного горошка из холодильника. Она завернула пакет в кухонное полотенце и нежно прижала его к моей щеке.
— Извини, ты не могла бы подержать это здесь? — спросила Харли Роуз. — Я приготовлю тебе тарелку еды, а потом мы сможем посмотреть фильм. Я знаю, у тебя была тяжелая ночь, и я должна позволить тебе выбрать фильм, но я сейчас очень люблю старые вестерны, так что как насчет компромисса? Я выбираю жанр, ты выбираешь фильм?
— Она увлекается вестернами только потому, что безумно влюблена в офицера Дэннера, — объяснила Крессида, готовя мне чай.
Я рассмеялась, прежде чем поняла, что она говорит серьезно, потому что Харли Роуз бросила на нее испепеляющий взгляд.
— Извини, просто, ребенок байкера с копом? Разве это неправильно?
Она перебросила свою буйную гриву светлых волос через плечо и уперла руки в бедра, смерив меня взглядом.
— Извини, но разве дочь мэра с президентом мото-клуба, не то же самое, блять?
— Туше, — сказала я, поморщившись, затем снова поморщилась, потому что выражение лица надавило на мою щеку.
Крессида рассмеялась, подходя к столу с чаем и наливая нам в чашки, как настоящая маленькая леди.
— Я переспала со своим восемнадцатилетним студентом через неделю после того, как мы начали встречаться, так что я не думаю, что кто-то из нас в состоянии судить другого.
— Я все еще не могу поверить, что ты это сделала, — сказала я, качая головой. — Вы, ребята, делали это в школе?
— Эм, фу! — Харли Роуз заткнула уши пальцами.
Кресс подмигнула мне.
— Лучшим вопросом было бы, когда мы не делали этого в школе? Кинг неравнодушен к публичному сексу.
— Ммм, я знаю, что ты имеешь в виду, мы с Зи делали это под трибунами на баскетбольном матче.
— Нет, — Кресс прикрыла смеющийся рот и подперла свое красивое лицо руками. — В твоем наряде чирлидерши? Кингу понравилось бы что-то подобное… Как ты думаешь, я могла бы одолжить это?
— Ладно, подождите, — потребовала Харли — Если мы все собираемся быть одной большой современной гребаной семьей нам нужно установить правило насчет разговоров о сексе. Я не думаю, что мой мозг сможет справиться с тем, что мои папа и брат делают в постели.
— Справедливо. — Я медленно кивнулп. — Мой мозг тоже с трудом справляется с этим.
— Ладно, видишь, о чем я и говорю, очень мерзко.
Мы с Крессидой рассмеялись, или, по крайней мере, я попытался рассмеяться, но моя щека была слишком распухшей, чтобы позволять много двигаться, а от замороженного горошка у меня онемело лицо.
Во входной двери загремел ключ, и секунду спустя в прихожей появился Мут. Он не взглянул на нас, испуганных женщин. Вместо этого он спокойно запер дверь и положил свои ключи на тумбочку рядом с лестницей. Он наблюдал, как его ноги в ботинках ступают по деревянным половицам, когда он пересек кухню и безошибочно остановился рядом со мной.
Только тогда он поднял на меня глаза, и когда он это сделал, из его груди вырвался странный искаженный стон.
— Фокси, — сказал он, опускаясь на колени и беря горох из моей руки, чтобы он мог посмотреть на разрезанную мякоть. — Нет.
— Я в порядке, Мут, — тихо сказала я.
— Меня там не было, — проворчал он.
В его темных глазах было горе, когда он смотрел на меня. Это эхом отозвалось в моей груди.
— Это не твоя вина, Мут. Мой отец — мудак.
— Мне надо было быть там, — снова сказал он.
— Ты не мог быть там все время, — резонно заметила я.
Его густые брови нахмурились.
— Я или Зевс.
— Мут…
Он протянул руку с оттопыренным мизинцем, как он видел, как я делала с Зевсом.
Этот жест согрел мое сердце, но более того, я знала такое поведение из Центра аутизма. Если бы я не соглашалась с Мутом в чем-то, что он так сильно переживал, я знала, что он закатил бы истерику, как это сделал бы Сэмми. Мой молчаливый герой все еще страдал от того, что не знал о раке, и я знала, что это стало последней каплей.
Мут стал бы преследовать меня, если бы ему пришлось, чтобы уберечь меня.
Итак, я соединила свой мизинец с его, и мы пожали большие пальцы.
— Мы собираемся посмотреть фильм, — сказала я ему. — Вестерн.
— Джон Уэйн, — мгновенно сказал он, поднимаясь на ноги.
Он подошел к длинному шкафу рядом с холодильником, сунул руку внутрь и достал огромный пакет, полный соленых орехов, и еще один с попкорном HealthWise. Даже его закуски всегда были полезными. Мы втроем наблюдали за ним, когда он выходил из кухни, а из другой комнаты доносились звуки телевизора.
— Давай, — позвал он.
Я повернулась к Кресс и Харли и ухмыльнулась.
— Я думаю, Джон Уэйн ждет.
Глава тридцать четвертая
Зевс
Эта ночь была моей.
Так было всегда.
Я никогда не боялся монстров в темноте или вещей, которых шарахались по ночам. Я был частью этого мира, родился в нем и вырос с врожденным знанием того, как приручать этих зверей и загонять этих демонов в угол для достижения своих целей.
Тени окутали меня, когда я крался через двор Лафайетта к задней двери, через которую я вломился раньше, используя те же отмычки и тот же код сигнализации, который Кёртис и Лу подтвердили для меня заранее.
В доме было тихо.
Но я чувствовал запах страха и стыда, разносящийся по дому, как запах какой-то запеченной вещи, которая готовится глубоко в животе человека, которого я пришел напугать.
Это был всего лишь я.
Кинг тоже хотел получить роль Мута, а Бат, Нова и Бак были так чертовски взбешены, что я был уверен, что завтра на первой полосе газеты будет съемка «проезжающих мимо».
Но я был президентом, и то, что я сказал, блять, сработало.
Итак, это был только я. Одет во все черное под моим кроем, на руках кожаные перчатки, а в ботинках стальные носки.
Мне нужно было отправить сообщение, как чертову ангелу Гавриилу.
Теплый желтый свет лился из двери кабинета Бенджамина Лафайета, и внутри раздавался тихий шелест бумаг.
Один и работает.
Обычная ночь.
Не тот, где он избивал и словесно оскорблял семнадцатилетнюю девушку, больную раком.
Просто обычная гребаная ночь в особняке Лафайет на Энтертейнмент Хилл.
Гребаный мешок с дерьмом.
Я раздумывал, не ворваться ли в комнату, как ангел-мститель, но решил, что мой гнев нельзя унять буйством. Он был холодным и вибрирующим, сложным, как многогранный бриллиант. Эта ненависть комом сидела у меня в животе все годы, пока я писал Лу, слушая о пренебрежении, с которым обращался ее отец, и о давлении, которое он оказывал, стремясь быть совершенным. Но теперь это было сгущено монументальной тяжестью его последнего гребаного проступка.
Он избил свою гребаную дочь.
Ударил ее прямо в лицо.
Меня жгло от того, что я был причиной этого поступка, но я с ясностью понимал, что это была не моя гребаная вина.
Я не был тем мужчиной, который причинил ей боль на всю жизнь.
Я был тем человеком, который исцелял ее изнутри.
Так что, вместо того, чтобы драматизировать, я проскользнул за дверь и воспользовался его гребаной поглощенностью собой и прошел сквозь тени, прижимаясь к стене, пока не оказался прямо за ним.
Он был старше меня, ненамного, но в его волосах была седина, а на затылке они поредели, что, должно быть, заставляло его чувствовать себя неловко. Он потянулся назад, чтобы потереть это место, как будто бессознательно почувствовал, как что-то позади него давит на него.
