Это была одна из лучших ночей в моей жизни.
Но первый день Нового года был еще лучше, потому что я проснулась рядом со своим мужчиной и была в настроении поклониться у алтаря моего бога.
Мне хотелось лизнуть вены, выступающие на его выпуклых мышцах, проследить за решеткой корней до его сердца и прижаться к нему языком, чтобы ощутить вкус его сердцебиения. Я хотела использовать свой язык, зубы, губы и пальцы, чтобы исследовать каждый дюйм его гигантского тела, и я не торопилась, поглаживая жесткие волоски на его толстых руках и облизывая крутые выступы мышц, разделяющие его торс на четкие линии. Я делала все, кроме прикосновений к его члену, так долго, что он рычал и дрожал, как сердитый медведь, его вкус стал соленым от пота под моим языком.
Он лежал передо мной, его огромное тело занимало большую часть нашей двуспальной кровати, его толстые бедра были раздвинуты и согнуты в коленях.
Только тогда я поднесла губы к его раскрасневшемуся члену.
Поднявшись с колен, я посмотрела в молниеносные глаза Зевса, чтобы сказать:
— С Новым годом, Зи.
Затем я широко открыла рот и всосала весь его член в свое горло и торжествующе хмыкнула, когда его ноги задрожали, его руки вцепились в мои волосы, а его член запрыгнул мне в рот.
— Да, блять, — прорычал он протяжно и низко, когда начал кончать мне в рот. — Прими мою сперму, маленькая девочка.
Дрожь пробежала по позвоночнику, когда его вкус наполнил мой рот, теплый и соленый, такой вкусный, что заставил мою киску пульсировать так близко к оргазму, что мне нужно было только потереться клитором о его шершавую ногу, чтобы кончить. Так я и сделала. Я извивалась на нем, как грязная, развратная девчонка, отчаянно желающая кончить. Он лениво шлепал меня по заднице, пока я взбиралась по его телу, чтобы рухнуть ему на грудь. Он запустил свой кулак в мои волосы и взял мой рот, не заботясь о вкусе себя на моем языке. На самом деле, ему это нравилось, потому что он был грязным стариком, и то, что я молодая и запретная в его постели, вызывало у него желание воплотить свои самые грязные фантазии.
Нет нужды говорить, что мне нравилась моя жизнь под боком у Зевса, в его доме и в его постели.
Я никогда в жизни так много не улыбалась, как в последний месяц жизни с ним.
Я все еще улыбалась, когда вытащила себя из его неубранной постели, чтобы немного привести себя в порядок в ванной. Мое тело чувствовало себя свободным и гибким, как редко бывало сейчас и всегда с ним. Даже мое лицо, исхудавшее после химиотерапии, светилось послекоитальным удовлетворением, когда я оперлась руками о раковину и посмотрела на себя в зеркало. Мои светлые волосы были уложены вокруг лица в такую агрессивную прическу, что мне стало смешно. Я подняла руки, чтобы провести ими по своим локонам, и мое сердце остановилось.
Осторожно я продолжала тянуть пальцы к концам волос и опустила их в раковину. Толстые ленты золотистого шелка лежали на моих ладонях, словно подношение любовнику.
Нет.
Нет.
Я знала это. Я помнила это с того первого раза, когда это случилось десять лет назад, когда моя няня расчесывала мне волосы, и все это посыпалось вокруг нас дождем, как рассыпанные нитки.
Это происходило снова.
У меня начали выпадать волосы.
Рыдание подступило к моему горлу и вырвалось наружу.
Нет.
Это был такой глупый, тщеславный поступок, но я не могла снова потерять волосы. Не тогда, когда я встречалась с самым великолепным мужчиной, которого я когда-либо видела, и он смотрел на меня так, как будто я была самой великолепной женщиной, о которой он когда-либо мечтал.
— Нет, — я подавилась еще одним громким всхлипом, который эхом разнесся по большой ванной.
Я склонилась над раковиной, держа в руках свои выбившиеся волосы, и заплакала в фарфор.
Тридцать секунд спустя грубые руки Зевса обхватили мои бедра, и он прижался своим большим телом к моему.
— Малышка Лу, малышка, что не так с моей девочкой?
Я заплакала еще сильнее.
Я ненавидела то, что ему пришлось пройти через это со мной. Он уже держал меня за волосы, пока меня рвало в унитаз, пока не осталась только желчь, гнилая и зеленая. Он выкроил время из своих напряженных дней, чтобы посидеть со мной, пока яд-терапия бурлила в моих венах, играя со мной в покер, хотя он всегда выигрывал, и развлекая меня историями о своих братьях и своей юности. Он возил меня на каждый осмотр и сидел, скрестив руки на груди и нахмурив брови, как будто мог запугать врачей, чтобы они сообщили нам лучшие новости.
А теперь это.
Теперь я подвергала его воздействию потенциально лысой подружки.
Когда я не ответила ему, он мягко поднял мое тело вертикально и прижал к себе, а затем еще более нежно разжал мои кулаки. Низкий звук печали вырвался из его груди, когда он провел пальцем по потерянным волосам в моих руках.
— Моя девочка любит свои волосы, — пробормотал он.
Я кивнула, слишком подавленная, чтобы доверять своему голосу.
Он уткнулся носом в волосы над моим ухом, слегка наклонившись. Затем он заговорил низким голосом, который я почувствовала в своей крови, его глаза сверкали сталью на моих, когда он провел по моему лицу двумя мозолистыми кончиками пальцев.
— Знаешь, что я люблю, Лу? Люблю форму твоего лица, похожего на сердечко в моих руках, то, как твои губы выглядят припухшими и такими чертовски сочными, даже перед тем, как я их поцелую. Люблю, как сужаются твои ребра и изгибаются бедра, так что есть место для моей большой руки прямо на твоей талии. Обожаю кожу за твоими коленями и ушами, у основания шеи и между твоими пухлыми сиськами, потому что она такая чертовски чувствительная и отливающая таким красивым розовым цветом.
Он развернул меня от зеркала и поднял на раковину, затем встал между моих бедер. Я откинула голову назад, чтобы посмотреть в его серьезное лицо, потому что он так сильно сжимал мое сердце, что я боялась, что оно разорвется надвое, если я расцеплюсь до того, как он позволит мне.
— Ты теряешь свои волосы цвета лунного света, свою сногсшибательную фигуру и свой сексуальный аппетит, мне насрать. Потому что я люблю твою душу больше, чем что-либо другое, и это включает в себя чертовски вкусную упаковку, в которую она входит. Ты поняла меня, Лу?
Я не могла дышать, потому что он задержал мое дыхание, не могла думать, потому что он переписал мои мысли в свои собственные. Он контролировал меня, но только для того, чтобы любить меня, чтобы заставить меня понять, как я могла любить себя лучше, чем уже любила.
Внезапно я поняла, что оскорбила его, расстроившись из-за своих волос.
— Прости, — прошептала я.
Он обхватил мое лицо ладонями и запечатлел поцелуй на кончике моего носа.
— Люблю тебя, даже когда ты этого не делаешь.
Еще один всхлип вырвался из моего рта.
Он поймал его в свои, когда целовал меня, наши языки были солеными от моих слез.
— Моя девочка любит свои волосы, — снова пробормотал он, вытирая мое лицо, когда отстранился от меня. — Слушай, хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.
— Все, что угодно, — сразу же сказала я.
Он пристально посмотрел мне в глаза, затем кивнул и открыл ящик слева от моего бедра, достал свою электробритву и подключил ее к стене позади меня. Он никогда не пользовался им, разве что для того, чтобы быстро подстричь бороду. У моего мужчины было много волос, густых великолепных волн, которые ниспадали на плечи, как позолоченное красное дерево. Это было одно из моих любимых занятий — запускать руки в растрепанные ветром пряди, теребить их, пока он пировал между моих бедер, и крепко держать, пока он целовал меня.
Я подняла голову с замешательством в глазах.
— Хочу, чтобы ты подстригла их для меня, Лу, — объяснил он.
— Нет! — немедленно сказала я.
— Да, маленький воин. Видишь ли, для меня важно, чтобы ты поняла, что я в этом с тобой. Я не могу страдать так, как страдаешь ты, не могу забрать у тебя эту боль, как будто я хочу этого больше всего на свете. Но я могу быть с тобой. Не знаю, потеряешь ли ты все эти волосы, но если потеряешь, я хочу сделать это с тобой.
