— Ты не одинок, — отвечаю я, наблюдая за его реакцией. С его лица не исчезает намёк на недоумение, но он слегка улыбается. — Мы можем остаться здесь? — спрашиваю я.
— В лесу колокольчиков?
— У тебя дома, — поправляю я его. Я бы с радостью осталась лежать на этом самом месте навсегда, но это была глупая мечта. Эта просьба ничуть не кажется мне глупой. Нет причин, по которым мы не можем просто прятаться здесь вечно; только я и он.
Он смотрит вдаль, как будто обдумывая мою просьбу.
— У нас есть дела, — отвечает, но больше вероятно себе, чем мне.
Тем не менее, я всё равно отвечаю.
— Нам не нужно иметь с ними дело, — я уверена в своих словах, но мимолётный сочувствующий взгляд Джейка говорит мне, что я не должна была это произносить. Он смотрит на меня сверху-вниз, и вид у него растерянный. — Никто не знает, что мы здесь. Им и не нужно, — тихо продолжаю я.
— Ты хочешь остаться здесь несмотря на всё происходящие и угрозы?
— Конечно, — отвечаю я чуть более резче, чем хотела. Если я никогда больше не увижу своего отца, это будет слишком малая плата за все его злодеяния. Мама сможет навещать меня здесь. Или я буду звонить ей по скайпу. И я не могу не представить, как мы с Хизер корпим над нашими проектами за огромным кухонным столом Джейка или, может быть, даже превращаем одну из хозяйственных построек в студию. Это было бы идеально. Да идеально. Лондон находится всего в паре часов езды. Это вполне себе можно устроить.
Джейк тяжело и уныло вздыхает.
— Полиция ищет меня, Ками. Я не хочу, чтобы мы прятались. Я хочу прояснить ситуацию, ангел. Я хочу, чтобы ты продолжила свою карьеру. Я хочу, чтобы мы были вместе. Я хочу, чтобы мы были счастливы. Не прячась.
— А что, если мы не сможем всё прояснить? Мой отец — безжалостный ублюдок. Я его знаю. Он не привык проигрывать.
— Но так и случится, — его голос звучит непреклонно, но он ничуть не уменьшает моего беспокойства. Возможно, я и предлагаю самый трусливый из всех возможных вариантов, но также и самый простой. — Всё будет хорошо.
На этот раз голос Джейка звучит не так решительно. Он отводит взгляд, что только подчёркивает его неуверенность.
Я чувствую себя здесь невероятно защищённой, но, замечая в нём эти случайные признаки неуверенности, видя, как он борется внутри себя, я начинаю сомневаться и в своей непоколебимости. Это заставляет меня чувствовать себя очень незащищённой. Я погружаюсь в раздумья. Я понимаю, что ситуация с моим отцом была неприятной, но почему мне кажется, что есть что-то ещё? Нечто большее.
Мой разум быстро заполняют воспоминания об том фото в серебряной рамке и счастливом лице Джейка.
— Кто она такая?
Он не спрашивает меня, о чём, чёрт возьми, я говорю несмотря на то, что мой вопрос был достаточно расплывчатым. Я начинаю нервно покусывать губу.
Он застывает надо мной, его лицо остаётся невозмутимым, но его глаза темнеют. Он качает головой.
— Джейк, кто она? — я повторяю, игнорируя все знаки, которые вопили о том, что мне стоит бросить это дело.
Он приподнимается и слезает с меня в мгновение ока, оставляя меня лежать голой и мёрзнуть на лесной земле.
— Всё не всегда так, чем кажется на первый взгляд, Ками, — говорит он сквозь сжатые зубы. — Не верь всему, что видишь, — он подходит к своей куче одежды, резко берёт джинсы, и начинает агрессивно натягивать их.
Садясь, я обхватываю ноги руками, чувствуя себя маленькой и глупой. Я настороженно наблюдаю, как он дёргает пуговицы на ширинке, пытаясь застегнуть их. У него дрожат руки.
— Тогда скажи мне, во что верить, — неуверенно умоляю я.
Он глубоко вдыхает и поворачивается ко мне.
— Я не готов поделиться этой частью себя с тобой.
Меня пронзает боль, и я опускаю взгляд в землю, не желая, чтобы он это видел. Значит, ему есть что рассказать, но он не хочет мне говорить? Он знает обо мне всё, что только можно. Это кажется несправедливым. Он знает, что Себастьян сделал со мной. Я доверилась ему, хотя никогда и словом не обмолвилась о вспышках ярости Себастьяна никому, кроме Хизер. Никто не мог знать, что я была слабачкой. Никогда.
Я могла бы встать и уйти от Джейка. Я могла бы потребовать его рассказать и не отступать от своего, пока он мне не расскажет обо всём.
Я могла бы.
Но я этого не сделаю.
Возможно, где-то моё подсознание говорит мне, что я элементарно просто не хочу знать о прошлом Джейка. Ему больно, значит, произошедшее что-то для него значит. Любой, кто обидел, предал его, причинил боль и мне. Не потому, что Джейк так думает, а потому что пусть сейчас это и прозвучит эгоистично, кто-то другой имел над ним такую власть. Кто-то другой оказал на него такое влияние и всё ещё продолжает оказывать.
— Ангел?
Я поднимаю к нему своё лицо. По нему не катятся слёзы, нет ни боли, ни пренебрежения. Это всего лишь я.
— Я понимаю, — отвечаю я ему, хотя это не так.
Но мои причины нежелания знать о его прошлом уходят гораздо глубже, чем Джейк мог себе подумать. Я не хочу верить, что он когда-либо жил другой жизнью до того момента, как я встретила его — что он был солдатом или, что наиболее важно, что он принадлежал кому-то другому. Я хочу верить, что он был всего лишь тенью. Или что он всегда был только моим.
Я съёживаюсь сидя на земле, чувствуя себя немного потерянной среди своих мыслей, когда Джейк подходит и берёт меня за руки, поднимая на ноги.
— Мы ещё не ели, — заявляет он, уводя нас в сторону от вопросов, которые гораздо более тривиальны, но в то же время гораздо более привлекательны, несмотря на то что я была ужасно голодной.
Но я ему этого не говорю. Это похоже на то болезненное чувство, которое зарождается у меня где-то в животе и которое я изо всех сил стараюсь игнорировать.
— Тогда давай поедим, — я заставляю себя улыбнуться и дорожу его улыбкой, которую получаю в ответ.
— Садись, — он тянет меня вниз усаживая на одеяло и начинает рыться в корзине, в конце концов вытаскивая блюдо с мясной нарезкой и корзинку с булочками.
— Откуда всё это? — спрашиваю я.
— У меня есть кое-кто, кто забивает мои шкафы и холодильник всем необходимым. Местный фермер, живущий примерно в тридцати милях 15отсюда, — он кивает куда-то мимо меня, но я не смотрю. Я не увижу ферму в тридцати милях отсюда, даже если бы нас не окружали деревья. — У него маленький фермерский магазинчик.
— И он делает доставку на расстояние тридцати миль?
— Для меня, да, — Джейк улыбается, протягивая мне тарелку и вилку. — Говядина созревала тридцать дней. Она божественна.
Я накладываю себе говядину.
— Он знает тебя?
Джейк бросает на меня короткий взгляд, когда начинает нагружать свою тарелку деликатесами.
— Он знает меня, но он меня не знает, — отвечает он, заставляя меня смеяться внутри себя. Знаем друг друга только мы.
Мы едим в относительной тишине. Меня это не беспокоит, потому что даёт мне возможность незаметно понаблюдать за ним. Это место явно было не тем, с которым я бы отождествляла Джейка. Оно ему не подходило, но, с другой стороны, и подходило, в каком-то странном смысле. Это уединённое место. Как и он сам. Однако, в чём можно было быть уверенной, так это в том, что и он и это место были какими-то умиротворёнными. Мягкими. Спокойными. И чем дольше я наблюдаю за Джейком, тем более расслабленным и безмятежным он кажется. Как и всё вокруг.
Я заставляю себя съесть содержимое тарелки. На ней нет никаких признаков какой-либо зелени или салата, и мне интересно, был ли это сознательный выбор со стороны Джейка. Мне должно быть всё равно. У меня осталась ещё одна съёмка и она только через неделю, начиная с пятницы. Достаточно времени, чтобы побеспокоиться о, потребляемых углеводах позже. Я так долго обходилась без них, что каких-то нескольких кусочков мяса мне оказалось достаточно. Я чувствую, что вот-вот лопну.
Отодвигая тарелку в сторону, я падаю на спину и смотрю в небо.
— Мне здесь нравится, — заявляю я, глядя на облака, слыша лёгкий смех Джейка, когда он убирает мою тарелку.
