образа. Запаха. Яда, чёрт возьми. Обдолбаться этими крохами и уйти, потому что ничего приличного я предложить ей не мог.
А затем мечтать сдохнуть…
Перед дверью своей девушки я был уже через четверть часа. Она открыла и тут же бросилась ко мне на шею, принимаясь зацеловывать моё лицо короткими, нежными поцелуями и шептать мне, как невероятно скучала, как сильно любит меня и что её родители до завтра уехали на дачу. Руки же мои обнимали будто бы неживого человека, а манекена. А губы все заученно твердили «и я… и я тоже… очень…».
— Я тебе мясо по-французски приготовила. Ты голодный, мусь? — щебетала девушка, а я только кивал как китайский болванчик и шёл за ней, чувствуя за собой такую огромную вину, что и описать было сложно. А она всё говорила и говорила, лучезарно улыбаясь мне, что я не смог не улыбнуться в ответ. — Вот, смотри, я нам романтик приготовила, Федь. Только не смейся, пожалуйста. Сейчас погоди, я свет выключу.
Порхнула к выключателю, а затем обратно и зажгла высокие свечи, стоящие в специальных подставках. Разложила по тарелкам горячее и салат, разлила вино по высоким бокалам, а затем подняла один фужер и выдохнула:
— За нас?
— За нас, — кивнул я в, казалось бы, тысячный раз и окончательно отключился от реальности, перебирая в памяти всё, что связывало меня с этой замечательной, доброй и светлой девушкой. И умоляя самого себя снова полюбить её.
Вот она перевелась из другой школы в наш восьмой «Б» класс, посмотрела на меня своими ясными глазами и села за впереди стоящую парту. Вот я принялся пялиться на неё во все глаза, а затем, не спрашивая, потащил после уроков её тяжеленный рюкзак до самого дома. А когда возвращался обратно, то глупо улыбался от счастья просто потому, что она не отказала мне этого сделать. Вот я подписываю для неё своим корявым, неразборчивым почерком валентинки на день всех влюблённых, а вот несу для неё букет тюльпанов на Восьмое марта и спрашиваю, будет ли она со мной встречаться.
Аня ответила согласием, а вечером я первый раз поцеловал её в темноте подъезда.
И всё у нас было хорошо. Мы окончили школу, поступили в институт, имели общий круг друзей и знакомых, наши родители уже вовсю дружили между собой и мечтали, что однажды мы с Аней поженимся и нарожаем парочку Стафеевых. Мы вместе отдыхали, занимались спортом, слушали одну и ту же музыку. И вообще, были на одной волне.
А затем в мою жизнь ворвалась Марта Максимовская и к чертям собачьим подорвала все мои планы на будущее, что я ревностно выстраивал годами. В первую нашу встречу я вспыхнул как порох, но ещё не понимал отчего именно. Во вторую я её возненавидел. Эта фурия бесила меня всем: тем, как выглядит, как говорит, как одевается, как смотрит в мою сторону. И как действует этот её взгляд на меня.
Я защищался, как мог. Я долгих три года пытался душить в себе малейшие чувства к Максимовской. Я культивировал к ней лишь ненависть, хотя не находил на то причин. Я делал это просто так. Просто, потому что надо. Просто для того, чтобы не было больно той девушке, что любила меня всем сердцем.
А потом я сорвался…
И превратился в конченого наркомана, который яростно пытается завязать, но всё равно жадно смотрит в сторону любимой дури. И ничего не было в моей жизни сильнее, чем желание снова прикоснуться к ней, к той, рядом с которой я чувствовал себя живым.
— Федь? — вдруг вырвал меня из мыслей тихий, но испуганный голос Ани, а я только сейчас понял, что перестал отвечать на её вопросы и вообще на неё реагировать.
Я — конченый мудак, сидел и вспоминал, как запредельно хорошо мне было с Мартой в ту единственную нашу ночь. Как ни с кем и никогда. Так бомбически прекрасно, что сейчас я готов был продать собственную почку, лишь бы всё это повторить. Хотя бы раз. И только с ней.
А не с той, что сидела передо мной и потерянно заглядывала в мои глаза. Потому что я её больше не любил. Я лишь помнил, что когда-то делал это, но сейчас был под завязку заполнен другим человеком. Без которого больше не хотел жить.
— Анют, — разбитой чашкой дрогнул мой голос, а её подбородок тут же задрожал, и она быстро смахнула со вспыхнувшей щёки солёную каплю. Ей было больно. Но и мне тоже, чёрт возьми!
Да только что я мог, если моё сердце само выбрало другую?
— Ты… ты пришёл расстаться со мной, да? — сорвалась в плачь девушка, а я не знал, как её утешить. Что нужно говорить в такой ситуации, когда на живую убиваешь ту, которая стала родной за эти годы?
А-а-а!!!
— Из-за неё, да? Той самой девушки, что…
— Ань, не рви себе душу. Я этого не стою.
— Стоишь, Федь, — скуксилась она, прикрыла глаза ладошками и расплакалась. Жалобно. Так, будто бы хоронила что-то самое дорогое в своей жизни.
— Прости меня, Аня. Прости, пожалуйста!
— Федь, ну я же люблю тебя… что же мне теперь делать, Федь?
Я сгорал изнутри. Мне было так стыдно перед этой прекрасной девушкой за то, что я не могу больше отвечать ей взаимностью. Но и иначе поступить я уже тоже был не в силах. Не получалось.
— Федя, пожалуйста. О господи, Федя…
Я же только встал со своего места, подошёл ближе и обнял худенькое тельце, что сотрясалось от горя и отчаяния. И я не мог оставить её сейчас одну. Лишь позволил выплакаться, а затем уложил Аню на диван, головой на свои колени и половину ночи гладил её по волосам, слушая тихие всхлипы.
Утром приготовил завтрак. Последний раз обнял на прощание. И ушёл.
Навсегда…
Ярослав
Я пустой.
Тогда, три с половиной года назад, сжигая собственноручно между мной и Истомой мосты, я был под завязку заполнен ненавистью, разочарованием, жаждой мести и больной одержимостью, которая без анестезии смешивала будто бы в блендере все мои внутренности.
Сейчас же от зияющей внутри меня чёрной дыры хотелось просто сдохнуть, потому что я понял, что сам же себя и привёл в этот тупик. В этот город, в котором жила девочка, которую я до сих пор отчаянно и всем сердцем любил. Бродил без неё в коматозе, а стоило увидеть её снова и мир, как по
