сидела в предбаннике, подглядывая через распахнутую дверь за его бурной деятельностью.
Вот уж не думала когда-нибудь увидеть этого человека с тряпкой в руках. У него ведь клининговая фея есть.
– А бабушка говорила, – протянула я ехидно, – что если на сердце беспокойно, то очень помогает прополка грядок.
Он не дрогнул.
– Так и будешь хвостиком за мной ходить?
– Нельзя?
– Не скучно?
– С ума сошел? Я могу вечно смотреть, как ты шелудишься по моему дому.
– Что, прости, я делаю? – фыркнул Антон.
– Ты три-три, не отвлекайся.
Баня получилась что надо: жарко протопленная, влажная, наполненная запахом березы.
С моей точки зрения, Антон орудовал вениками чересчур осторожно, бабушка так со мной не церемонилась. Зато я от переизбытка чувств, кажется, перестаралась. По крайней мере Антон оценил мой талант парильщика как «чуть дух не вышибла».
Вы тоже думаете, что это не было комплиментом?
Но вот вам совет от Мирославы, которая пожила и многое навертихвостила: хорошая баня заменяет пять сеансов психолога. Ну или как минимум три.
Это сравнение напомнило мне кое о чем.
– Давно хотела спросить. – Мы пили липовый чай на кухне, остывали, обсыхали. – Когда и зачем ты начал ходить к психологу?
– После третьего Лехиного развода. Я и сам тогда не понял, как оказалось, что алименты за Арину – моя ответственность. Ладно, Олег, он ведь рос у меня на руках, но Лиза… была невыносимой. Я был готов на все, чтобы она перестала трепать мне нервы. Но в то же время так злился, что у меня даже мигрени начались. Мне нужно было на кого-то вывалить все свои эмоции, и я не смог придумать никого, кроме психолога.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я тут же. – Голова не болит?
Он едва-едва щелкнул меня по носу, тут же подул и тотчас поцеловал.
– Мирослава, я знал, что однажды придется объясняться с Лехой… примерно с того дня, как ты села на поезд и укатила в Москву.
– О, – изумилась я, – почему именно с тогда?
– Ты не представляешь, как сильно я тебе завидовал. Никогда не был способен на такие внезапные решения. Плюнуть на всех, уехать черт знает куда… И еще понял, что в итоге ты все равно поступишь так, как тебе хочется. А хотела ты – меня.
– Хах! – из меня сам собой вылетел смешок-выдох.
Женщина поскромнее сейчас смутилась бы, но я почувствовала гордость. Называйте меня Мирославой-завоевательницей.
Выпутавшись из простыни, я голышом вскарабкалась на табуреточку и приняла торжественную позу. Ну, как мне казалось.
– И что это? – с интересом спросил Антон, блестя глазами.
– Памятник самой себе, не видишь, что ли?
Засмеявшись, он подхватил меня под колени и пересадил на стол.
– Не сметь лапать монумент! Не сметь иметь монумент на кухонном столе!
Я смеялась и выкручивалась из его объятий, чтобы потом тут же прижаться плотнее, обхватить руками и ногами, ощутить его тяжесть на себе.
Может, я и была мерзкой распутницей, рассорившей двух братьев, но ведь это того стоило?
Утром Антон ушел на работу, а я все никак не могла проснуться, ворочалась с боку на бок. Первая клиентка намечалась к обеду, и можно было себе позволить немного побездельничать, да только опять так тошно стало, просто невыносимо.
Измучившись от нахлынувших переживаний – без Антона не было нужды притворяться сильной и веселой, я все-таки написала богической Римме, спросив, как там Алеша.
Потом с трудом встала, ощущая себя разбитой и уставшей.
Наполовину разобранный чемодан так и стоял в углу спальни. Я присела перед ним и откинула крышку.
Ворох футболок, носков и трусов. Несколько джемперов. Рубашки. Галстуки.
Вообще-то я хотела все это разложить-развесить, но вдруг всхлипнула, набрала целую охапку пахнущего стиральным порошком и кондиционером барахла и рухнула с ним на кровать, уткнувшись носом в мягкий пуловер.
Вы бы отвернулись сейчас – ни к чему смотреть на потерянную женщину, плачущую в мужские шмотки. Это довольно жалкое зрелище.
Зазвонил телефон.
– Как Алеша? – яростно спросила Римма. – И ты еще смеешь спрашивать! Такой позор на весь город!
– При чем тут город? – Я растерялась.
– Ты серьезно не знаешь? Как такое может быть? Я пришлю тебе ссылку.
Ссылку? Какую еще ссылку?
Похолодев, я рывком села, откинула волосы с лица и с наползающим ужасом кликнула по сообщению.
Это была страничка театра в соцсетях – обсуждение Алешиного спектакля. Я пролистала вниз, торопливо пробегая взглядом по восторженным отзывам, и увидела наконец.
«В последнее время исполнитель вялый и неубедительный, фальшь чувствуется в каждом слове, каждом жесте. Впрочем, неудивительно, что он не в форме, учитывая, что молодая жена внаглую ходит налево», – написал некий пользователь по имени Ваня Иванов.
И прикрепил фото. Оно было не слишком хорошего качества, но я разглядела: мы с Антоном целовались на фоне огромного панорамного окна.
Театр в торговом центре. Премьера. Межлестничье. Тусклое освещение.
Снято было сбоку и сверху, лица было видно плохо, но Алеше не составило бы труда узнать жену и брата, а также сообразить, когда именно был сделан снимок.
В вечер его триумфа.
Ниже в комментах разверзся ад. Преданные поклонники Алеши сыпали проклятиями в мой адрес, кто-то ехидно писал о том, что нечего старикам жениться на молодых шалавах, кто-то искренне жалел любимого артиста, кто-то требовал удалить ветку обсуждений, кто-то обещал в качестве поддержки купить билеты на все спектакли, кто-то шутил о распущенных нравах бомонда.
Телефон зазвонил снова.
– Теперь довольна? – ядовито спросила богическая Римма. – Ты не только разрушила Алеше жизнь, но и превратила его во всеобщее посмешище. Ты представляешь, сколько слухов, сплетен и насмешек теперь в театре? А его поклонники? А репутация?
– Откуда? – только и смогла прошептать я непослушными губами.
– Кто-то из театральных. У Алеши полно завистников, а тут и премьера на носу, и третий спектакль под него собирались ставить… Не все обрадовались, когда к нам перешел такой известный и талантливый артист. Все творческие коллективы – это клубок змей, – завершила она с ненавистью.
– Что теперь? Ну, с театром…
– Пока мне удалось добиться трех недель отпуска для Алеши, но это все очень сложно. У нас замкнутая экосистема: если кто-то выпадает из обоймы, надо искать замену, менять репертуар, все летит к чертям, у всех куча проблем… Мне действительно интересно, как ты собираешься жить дальше, – вдруг перебила сама себя Римма с безжалостностью тигрицы, защищающей детеныша. – Сможешь смотреть на себя в зеркало без омерзения?
– Мне жаль, – только и
